Совершить побег — не значит убежать

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ ЭТАЖ

POV AUTHOR:

Когда Джей, не особо заботясь о девушке и её теле, полностью покрытом различными, ещё не успевшими зажить синяками и царапинами, грубо вытолкнул особу из машины на холодный асфальт, взору её голубых глаз предстало огромное многоэтажное здание жилого дома. Не дав ей и секунды времени на то, чтобы отойти от столь резкого и неожиданного падения, он схватил девушку за запястье настолько сильно, что оно еле слышно хрустнуло. Не предав этому никакого значения, впрочем, как и тому, что она отчаянно пыталась выбраться из стальной хватки, темноволосый потянул девчушку в самый ближний к ним подъезд. Ребекка еле-еле успевала перебирать ногами вслед за ним, не желая из-за собственного сопротивления случайно споткнуться и пересчитать носом все ступеньки, что было ещё худшим вариантом из всех, ведь в больницу он бы её точно не повёз и, следовательно, просто бы поднял и повёл туда, куда и ведёт сейчас, только с разбитым носом или губой. Пара зашла в лифт, после чего Джей нажал кнопку последнего — двадцать шестого — этажа. Эрнандес оставалось лишь надеяться, что он будет более-менее благоразумным и не решит сбросить девушку с крыши, так глупо оборвав её и так обречённую на несчастье жизнь.

Как только лифт остановился, а небольшое электронное табло белого цвета над кнопками с этажами показывало мигающую цифру двадцать шесть, парень незамедлительно вышел оттуда и повёл свою спутницу к двери, находившейся в самой глубине коридора, всё также крепко держа её за уже успевшую покраснеть руку. От такой хватки на этом месте, если и не сегодня, то завтра, сто процентов появится огромный синяк, который будет сходить далеко не один день. Порывшись в карманах, Брикман почти сразу же нашёл связку из трёх ключей, которыми и открыл входную дверь, после чего толкнул Ребекку плечом, тем самым как-бы «приглашая» войти внутрь. Голубоглазая не смогла удержаться на ногах от такого резкого толчка упала на спину, от чего недовольно взвыла, ведь это было не самое благоприятное место для падения на лопатки.

Когда она краем глаза увидела, что Брикман закрывает дверь на все возможные щеколды и замки, ей уж точно стало не по себе. Девушка немедля поднялась на ноги и уже приготовилась бежать от него в одну из комнат, дабы закрыться там и ждать, пока он успокоится, но не тут-то было. Он, заметив, что голубоглазая планирует убежать от него в его же квартире, крепко схватил её за горло, прижимая к стенке позади. Эрнандес попыталась оттолкнуть его, но он прижал юное тельце так, что она не могла и пошевелиться, не то что бороться.

— От… Отпус… ти… — воздуха не хватало, отчего голос очень было охрип и стал еле слышен.

— Отпустить? Даже не подумаю. — всё-таки, старания не прошли даром и он расслышал это давшееся ей с огромным трудом слово, которое было больше похоже на просьбу или даже скорее мольбу.

Вместо того, чтобы пойти к девушке на встречу, он лишь сильнее сжал собственную ладонь, словно специально желая сделать девушке как можно больнее, чтобы в следующий раз у неё в голове не пролетела даже мимолётная мысль о том, чтобы попросить парня пойти на такой уступок ради неё, не говоря о том, чтобы свято верить в то, что он действительно способен послушать её и остановиться. Перед глазами Эрнандес всё резко потемнело, веки полузакрылись, а губы посинели буквально на глазах. Она пыталась что-то сказать ему, но выходило лишь невнятное кряхтение, из которого было просто нереально разобрать хоть какое-то слово.

— Эй, не отключайся, ты мне живая ещё нужна. — темноволосый резко отпускает её, отчего голубоглазая тут же падает на пол, начиная жадно вдыхать такой необходимый сейчас воздух полной грудью.

Не дав ей даже опомниться, Брикман нагнулся, обвивая собственные руки вокруг осиной талии девушки, тем самым приподнимая её, ведь было глупо ждать, что после всего этого у неё останутся силы на самостоятельный подъём. После чего парень вновь понес куда-то, не обращая никакого внимания на непрекращающийся поток ругательств в его сторону. Это были лишь пустые слова, которые ими и останутся.

Как только он зашёл в одну из комнат, которых в данной квартире было очень много, то сразу же швырнул девушку в самый дальний угол как ненужную старую поношенную вещь, не особо заботясь о причинённой боли во время очередного жёсткого падения. Ребекка, с неимоверным трудом открывает зажмуренные глаза и чувствует невыносимую боль во всем теле, из-за чего не может даже банально сказать хоть какое-то, да слово. Комната, в которой сейчас и лежала на полу русоволосая девушка, была чертовски похожа на все те комнаты из ужастиков или какого-нибудь фильма с эротическим содержанием, где помимо эротики ничего больше-то и не было. Стены, пол, да даже каждая вторая вещь здесь была в чёрных или красных оттенках, что было очень странно со стороны. Казалось, что у владельца данной комнаты был фетиш на эти два цвета и он решил окрасить ими буквально всё. Свет был слабым, создавая полумрачную интимную обстановку, что всё больше укрепляло мысль о том, что привёл он её сюда далеко не просто беседовать. Но в данный момент девушку напрягало отнюдь не всё это, а большой шкаф стоящий в противоположном углу, который был закрыт на металлический замок довольно внушительных размеров. Словно кто-то боялся, что посторонний может залезть туда и увидеть то, чего видеть не стоило, поэтому решив перестраховаться, повесил этот замок, который не откроется даже если его со всей дури кинуть в стенку, как это иногда и происходило в каком-нибудь фильме.

Через несколько минут в помещение зашёл он, параллельно снимая с плеч и сбрасывая куда-то на пол чёрную ветровку, которая сейчас была просто ни к чему. На его лице, как всегда, красовалась насмешливая, высокомерная, блуждающая по телу девушки улыбка. Он начал подходить к ней, давая своими медленными и совсем не широкими шагами понять, что торопиться ему некуда. Тем временем Ребекка, всё также сидящая в углу и не имевшая сил самостоятельно подняться, дрожала от страха и ожидания его дальнейших действий, которое даже примерно нельзя было угадать, ведь это не тот человек, какого бы можно было назвать предсказуемым или планирующим всё до каждой мелочи перед действием. С каждым шагом он был всё ближе и ближе, что не могло не наводить панику всё сильнее. Джеймс смотрел на её напуганное до ужаса лицо и улыбался всё шире и шире, ведь понимал, что её страх самый настоящий, самый искренний и вовсе не поддельный. Брикман подошёл к беспомощной, в данный момент, девушке и, схватив её за волосы, поволок в другой конец комнаты. Она кричала со всех сил и не прекращала ни на секунду хоть какие-то попытки выбраться, освободиться из его цепкой хватки, но его было уже не остановить. Сейчас всё зашло слишком далеко, чтобы просто остановиться и сделать вид, что ничего не было.

Девушка чуть ли не зарыдала, когда взору её глаз предстала известная ей из различных фильмов, но никогда не испробованная ранее, вещь, в ходе которой руки и ноги человека стягиваются кожаными стяжками, а те в свою очередь присоединяются к кольцам с ремнями, расположенными на потолке и на полу, для фиксации конечностей. Проще говоря, человек был просто обездвижен в позе X, без единого шанса самостоятельно высвободиться, когда другой человек имел полный доступ как и к переднему его виду, так и к заднему. Подобные вещи практиковали как и несколько веков назад, пытая человека, так и сейчас, используя это как одну из вещей сексуального плана.

Как бы девушка не просила и не умоляла его передумать, он был не намерен отступать от уже начатого. Джей полностью зафиксировал как и руки, так и ноги, несмотря на сильное сопротивление со стороны русоволосой. Зафиксировал настолько крепко и надёжно, что единственное, чем теперь может пошевелить девчушка — так это кончиками пальцев. Но даже такое, как казалось, минимальное движение, причиняло ей неимоверную боль, которую было очень сложно терпеть, учитывая всё её покалеченное и изувеченное состояние тела в данный момент.

— Ну что, Бекки, — издевательски усмехается. — Поиграем? — подходит к ней вплотную, после чего окидывает довольным взглядом. — Ты даже представить себе не можешь, как долго я этого ждал и как сильно хотел...

Сделав пару шагов в сторону, он оказался возле прикроватной тумбочки, из верхнего ящика которой достал небольшие, но довольно острые на вид ножницы. Затем немедля вернулся обратно и разрезал по швам свитер девушки, любезно данный ей Клэр пару часов назад, на несколько частей, после чего поступил точно так же и с джинсами. Теперь тело Эрнандес скрывало одно лишь нижнее бельё, но даже с этой тканью девушка чувствовала себя полностью голой, униженной и совершенно незащищённой. Хотелось надеть на себя весь гардероб, прикрыться десятком простыней и просто заставить Брикмана выйти отсюда, только чтобы он не видел всего того, что так сносит ему крышу.

Посмотрев на неё, темноволосый в очередной раз самодовольно улыбнулся, после чего подошёл к тому самому шкафу, который продолжал пугать девушку одним своим лишь видом. Достав из кармана уже другую связку ключей, Брикман выбрал самый маленький из всех и вставил его в замок, поворачивая по часовой стрелке несколько раз. Вынув ключ, он медленно, краем глаза наблюдая за реакцией девушки, открыл его. Увидев что было внутри, Ребекке стало ещё хуже чем прежде, хотя, казалось, что хуже было просто некуда. В этом шкафу лежали, как ей казалось все игрушки из секс-шопа, которые только могли существовать. Множество видов плёток, кнутов и шлёпалок, с которыми она уже успела довольно-таки близко познакомиться в подвале, спокойно занимали почётную первую полку. На второй же полке была куча вибраторов, фаллоимитаторов и насадок, с которыми девушка, к своему же счастью, была ещё не так близко знакома. На третьем уровне лежали наручники полностью из металлического материала, без всяких побрякушек и украшений,

вместе с кляпами, имеющие различные застёжки, размеры и цвета. На четвертой, пятой и шестой полках было множество других вещей, даже смотреть на которые ей было страшно. Некоторым вещам она не то что не могла дать название, а даже примерное объяснение тому, для чего они служат понять не смогла.

— Ну что, нравится? — парень резко поворачивается к девушке и в который раз усмехается. — Конечно нравится, — соглашается со своими же словами. — У Ричарда по-любому такого не было.

— Джей, я… — задыхается, желая как можно скорее объясниться, чтобы это всё прекратилось. — Я не…

— Заткнись! — нехилый удар пришёлся на левую щеку, которая тут же дёрнулась в сторону, перебивая не то что слова, а даже мысли русоволосой. —  дряни слова не давали, — угрожающий и одновременно отвращённый взгляд в её сторону стремится немедленно. — Будешь говорить только тогда, когда я тебе разрешу.

Удостоверившись в том, что его слова девушка поняла и впредь будет молчать, он вновь подошёл к тому шкафу и, немного подумав, взял небольшой красный кляп и самую обычную, первую попавшуюся на глаза плётку. Затем Джей подошел к Эрнандес и зафиксировал кляп на затылке, дабы вскрики девушки были слышны не настолько чётко и хорошо, чтобы соседи не вызвали полицию, ведь приезд правоохранительных органов в его планы уж никак не входил. Брикман взял в руки плётку и начал наносить хаотичные, но не слишком сильные удары по всему телу. По началу она терпела и молчала, что злило его всё больше и больше, из-за чего Джей бил сильнее и сильнее с каждым последующим ударом, но кроме слёз он так ничего и не заметил, что было не удивительно, ведь такие издевательства она терпела около полугода на протяжении каждого божьего дня, так что выработала к ним некий «иммунитет». В конце концов, он устал добиваться от неё слёз таким методом и просто решил сменить плётку, на конце которой были заостренные зубцы в виде рядков. И тогда уж Ребекка терпеть больше не смогла, как бы сильно она этого не хотела.

Вскрики и ещё раз вскрики.

Парень смотрел на всё это с нескрываемым удовольствием и бил уже со всех сил, совершенно не сдерживая самого себя. На спине русоволосой постепенно начали появляться объёмные ссадины из которых нехило кровоточило. Капли крови стекали по её полуголому телу, а затем падали вниз, прямиком на холодный чёрный кафель, на которые парень тоже не обратил внимания, ведь какое ему до этого дело? Какое ему дело до чьей-то боли, когда сам он получает неимоверное удовольствие? Никакое. Какое ему дело до чьих-либо чувств кроме своих собственных? Никакое. Какое ему дело до кого либо, кроме самого себя? Никакое.

Через некоторое время это ему уже поднадоело, ведь кроме её мычания из-за кляпа, он так ничего и не услышал. Тогда он отвязал всё то, что связывало несчастную девчушку, из-за чего она сразу же, без каких-либо сил рухнула ему прямо на руки. Конец ли это? Разумеется нет. Только начало. Брикман кинул Эрнандес прямиком на двуспальную кровать, словно какой-то пакет с отходами в мусорный бак. С помощью взятых из шкафа железных наручников, кареглазый закрепил тонкие изящные руки прямо за её же собственной спиной. Сорвав с белоснежного тела бюстгальтер, ему предстал вид на довольно внушительных размеров грудь русоволосой девушки, которое на это его действие лишь в очередной раз всхлипнула. Темноволосый, недолго думая, снял кляп со рта голубоглазой, но не для того, чтобы поговорить с ней о чем-то, а для того, чтобы стоны, вырывающиеся из её рта были лучше слышны. Затем, заведя руки за голову, схватился за шиворот чёрной футболки, стягивая её с себя и отбрасывая куда-то в сторону.

— Д-Джей, я тебя умо… умоля… ю… — девушка уже захлебывалась в собственных слезах, всё ещё пытаясь достучаться до парня. — Прекрати… — всё предвещало начало истерики, на которую ему было совсем плевать.

Насильник лишь резко впился в её губы, не желая слушать ничего, кроме стонов и вскриков. А затем, отстранившись, грубо, холодно и отрешённо прошептал:

— Заткнись.

— Джей, пожалуйста… Я не могу… — взвыла. — Помнишь, — ухватилась за последнюю ниточку надежды на спасение. — Помнишь ты говорил, — повторяет, жадно глотая ртом воздух. — Что прекратишь, если я сделаю то, что ты скажешь? — напоминает ему его же слова, сказанные несколько месяцев назад. — Я готова, Джей, чтобы это ни было. — начинает рыдать по новой. — Пожалуйста, мне правда очень, — задыхается. — Очень-очень больно. — говорит чистую правду, в которой он не сомневается, но и останавливаться из-за этого не собирается. — Перестань… — вновь умоляет.

— Это было давно, Бекки. — усмехается, вспоминая свои же слова. — Правила игры меняются, — саркастически пожимает плечами. — Если я услышу от тебя что-то ещё кроме стонов, одной плёткой ты сегодня точно не обойдёшься.

У Ребекки просто не было шансов противостоять маньяку, который властвовал над ней в данный момент. Она понимала, что если будет проявлять хоть какое-то, да сопротивление, то всё только ухудшится в разы. Голубоглазая даже опомниться не успела, как в неё тут же вошли. Быстро, резко, неприятно, до самого конца. Брикман даже не снял с себя джинсы, не желая тратить время почти что впустую, поэтому просто приспустил их вместе с серыми боксерами вниз. Он сразу начал ускорять темп, совершенно не жалея её. С каждым его входом она только и могла, что стонать от боли и переводить дыхание, пытаясь не захлебнуться слезами. Это просто непереносимое чувство, которое просто невозможно было описать словами. А садисту только и нравилось, как она стонет, так что он продолжил своё грязное дело, ни на что не отвлекаясь.

Ребекка изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать в голос, ведь знала, что если закричит, то ничем хорошим это уж точно не обернётся, в первую очередь для неё самой. Кровь, вытекающая из губы, которую девушку прикусила ещё минут пятнадцать назад, дабы таким образом сдержать рвущийся наружу крик, смешалась с кровью на кровати, которая продолжала литься из свежих ран со спины, не останавливаясь даже на секунду. Так как она на ней и лежала, то каждое движение сопровождалось дикой болью, отдающей именно туда. Терпеть было всё сложнее и сложнее с каждым его толчком, с каждым вздохом и с каждым грязным сказанным словом ей на ушко.

Спустя некоторое время он, нехотя вытащил своего дружка из девушки и, не дав ей и минуты на то, чтобы передохнуть, он резким движением перевернул её. Теперь жертва стояла перед ним уже раком, пусть и против своей воли. Он смочил слюной свои два пальца и аккуратно запустил их в девчонку, чтобы потом ему было легче вставить. На движение его пальцев внутри себя голубоглазая начала недовольно ёрзать, пытаясь отстраниться, но всё её такие попытки были ожидаемо безуспешны. Когда он вошёл внутрь, да ещё совершенно не медленно, а привычно резко и грубо, сдерживаться стало просто нереально, и как бы она этого не хотела, теперь девушка уже во всю глотку кричала от боли.

— Ты закричала, крошка, — парень странно посмеялся. — Я же предупреждал тебя, верно? — напоминает о том, что о правилах этой игры ей было известно.

Не вытаскивая и не прекращая столь ритмичные движения, он взял телефон, валяющийся в паре сантиметрах от него самого, после чего разблокировал, нажав на кнопку справа, и зашёл в сообщения, после чего написал одно одному из контактов, находящегося в самом верху списка. Всего лишь одно сообщение, содержащее буквально одно слово, но простить которое Ребекка ему уже никогда больше не сможет. Она могла простить ему всё, но это — никогда.

Телефон полетел куда-то вглубь комнаты, а толчки стали ещё глубже и ещё сильнее. Так как девчонка совершенно не была возбуждена, а дополнительную смазку парень не использовал, из-за этого было больнее в разы. Но ему, как обычно, было просто плевать на всё, кроме собственного удовольствия. Так продолжалось минут двадцать, не меньше. Эрнандес уже не могла стоять раком самостоятельно, поэтому парень её придерживал, дабы девушка попросту не упала и не отрубилась. Один подход сменялся другим, пока в дверь не позвонили. Ничего не говоря, парень временно отпустил голубоглазую и встав, вышел из комнаты. Только вот вернулся он уже не один, а с двумя неизвестными девушке парнями.

— Джей? Кто это? — прохрипела малышка, с трудом оборачиваясь на источник шума.

— Я предупреждал тебя, что будет за твои крики будет наказание, — говорит спокойно, чем пугает Эрнандес ещё сильнее. — Парни, приступайте, — они оба, как по какому-то щелчку, начали раздеваться, не сказав даже и слова. — Проучите эту сучку так, как вы умеете, не делая ей абсолютно никаких поблажек.

— Умоляю, Джей, прошу, — поняв, какое наказание он имеет в виду, у Бекки началась самая настоящая что есть истерика. — Я сделаю всё, что ты хочешь, — начинает захлёбываться слезами, поэтому не раздумывая глотает их, дабы просто не задохнуться. — Я прощу тебе всё, что ты сделал, — рыдает навзрыд. — Только пожалуйста, не надо, — всё ещё пытается достучаться до парня, донести до него то, что он перешёл черту и зашёл слишком далеко. — Умоляю… — повторяет вновь.

— Поздно, малышка. — усмехается, давая понять, что все её просьбы в очередной раз напрасны. — Просто заткнись и наслаждайся моментом.

Он был в состоянии эйфории и совершенно не понимал, насколько серьёзные вещи творит с незаслуживающей такого девушкой. А она ведь запомнит. Запомнит всё, что произошло и происходит в этой комнате до сих пор на всю свою оставшуюся жизнь. У неё только начались просыпаться к нему какие-то чувства, помимо ненависти, ярости и злости. Что-то такое более положительное, что-то более личное и в даже в какой-то степени приятное. Но он даже ничего и не узнав о этих чувствах, беспощадно и безжалостно разорвал их в клочья, не дав им даже полноценного шанса на существование. Он в который раз всё испортил.

К сожалению, ей предстоит ещё далеко не один десяток самых грязных и жестоких испытаний, которые только придут на ум Брикману сегодня. И если раньше смерть девушке казалось совершенно не выходом, а чем-то таким низким, отвратительным и ужасным, то сейчас она могла о ней только умолять. Ребекка. Тот человек, который всегда, несмотря на всё то дерьмо, которое когда-либо с ней происходило, продолжал улыбаться и жил дальше, говоря себе: «завтра будет лучше», — сейчас умоляет о смерти, просто не в силах с этим справиться. Он сломал её. Эрнандес была как хрупкая стеклянная ваза, которую роняли уже много раз, из-за чего на ней появилась сотня маленьких трещин. Но вот очередного такого удара она просто не выдержала, разбившись на миллион осколков, которые уже было бы невозможно склеить даже при самом большом желании. Она разбилась. Поэтому всё, что Джею останется сделать, так это выкинуть её в мусорное ведро и сходить в магазин за новой. Но он не выкинет. Не купит новую. Он будет сидеть часами, днями и если понадобится неделями, в попытках починить эту самую вазу, собрать её буквально по кусочкам, склеивая их суперклеем и заматывая очередным слоем скотча. И он воссоздаст её снова. Пусть уже не такую красивую, не такую надёжную, как прежде, но всё равно воссоздаст. И ему будет плевать на то, что она уже не так красива, как прежде. Она — только его. Его личная ваза, которую он имеет право ронять столько, сколько душе угодно, а затем склеивать всё снова и снова. Она — его. В любом виде, в любое время и в любом месте. Всегда. Только его. И ничья больше.