Знахарь. Сквозь время

Глава 4

На протяжении всех следующих дней я не видел своего главного похитителя, а его подчиненные захаживали ко мне крайне редко. Раз в два дня в моем подвале появлялся мужчина, шатен со светлыми глазами. От него я ни разу не заметил ни ухмылки, ни какого-либо злорадства, а изредка в его глазах могла считаться даже жалость. Он приносил мне малость еды, как я предполагал, являющуюся остатками с их барского стола, и немного воды. Было страшно остаться без приходов этого человека, ведь в ином случае меня ждала бы голодная смерть или смерть от жажды. Я не знал, что было лучше - умереть или продолжить свою жизнь в нескончаемом плену? Но если уж и умирать, то менее мучительным способом. Да и во мне все еще тлела слабая надежда на выход отсюда. Я надеялся, что когда-нибудь мне удастся сбежать и вернуться к семье, которая наверняка не находила места из-за моей пропажи. Хотел обнять маму и сестру, извиниться перед отцом. Сейчас это казалось очень важным.

Пока я прокручивал в голове желанную встречу с семьей, дверь в темницу, стала медленно распахиваться. А в следующую секунду на пороге появилась девчонка, что когда-то я посчитал своей галлюцинацией. Она доверчиво и бесстрашно подошла ближе, села рядышком на холодный пол и утопила меня в своих глубоких голубых глазах. Она пристально смотрела на меня и добродушно улыбалась.

― Как тебя зовут? ― не сдержался я от вопроса, что долгое время будоражил мой истерзанный пленом разум.

Девочка улыбнулась еще шире, отчего на ее щеках проявились прелестные ямочки. Она протянула мне ладонь в знак знакомства и звонко представилась:

― Кэйтлин, но мама зовет меня просто Кэйт!

― А я - Марко, ― представился я в ответ, сжимая бархатистую маленькую ручку девочки.

Когда я отпустил ее ручку, Кэйтлин стала разворачивать тряпичный сверток, который я прежде не заметил, будучи загипнотизированным ее глазами. Она развязала узелок и протянула мне его содержимое.

― Марко, я принесла тебе кусочек торта Данди.

Я трясущимися руками принял этот дар, первые несколько секунд осматривая десерт, который прежде не видел. Видимо, это было что-то из национальной кухни, мне совершенно незнакомое. Кусочек торта был усеян разноцветными сухофруктами и орехами. Еще совсем недавно я бы покривил носом, имея доступ к многообразию блюд и будучи зажравшимся парнем. А теперь, я был готов съесть все что угодно, лишь бы не откинуть ноги.

― И еще вот, ― восторженно сообщила мне очаровательная девочка, видя с каким аппетитом я уплетал торт и протягивая пластиковую бутылку. ― Я попросила маму сварить мне молочный грог.

Я благодарно принял напиток из ее рук. И снова я принялся рассматривать предоставленный дар. Это был напиток цвета молока, с плавающей палочкой корицы и апельсиновой цедрой. Я с неким опасением сделал небольшой глоток, прежде чем осознал необычайный вкус напитка, и принялся утолять свою жажду.

― Спасибо, ― промямлил я, продолжая пировать.

Кэйтлин заботливо предоставила мне еду и напиток, которые пронесла тайком и которые наверняка должны были достаться ей. Более того, она попросила свою маму сварить этот грог, чтобы напоить меня. Она была смышленой и доброй девочкой, с живым и чистым сердцем...

― Не за что, ― отозвалась она, с радостью наблюдая за моим голодным аппетитом.

Спустя какое-то время я запихал в рот последний ломтик торта и запил все это молочным напитком, после чего решил задать вопрос, резко вспыхнувшей в голове:

― Как долго я здесь уже пробыл?

Но Кэйтлин не спешила ответить, она поджала свои губы, опустила взгляд и, задумавшись, пожала своими хрупкими плечами.

― Не знаю. Когда я первый раз услышала от папы слова о пленнике, ты уже какое-то время был здесь. Я не знаю, когда точно ты здесь появился.

― Если ты скажешь, какое сегодня число, то я смогу понять, сколько уже здесь нахожусь, ― предложил я иной вариант, желая узнать срок своего плена. Еще в самом начале я пытался считать, но потом запутался и сбился.

― Сегодня тринадцатое мая.

Май... А когда я сбежал из дома и повстречался со своим похитителем - был март. Осознание больно ударило по затылку, позволяя сосчитать длительность своего плена. Два месяца я пробыл в этом сыром подвале и еще неизвестно сколько проведу. Оказывается, я справил здесь свое день рождение, даже не узнав об этом. Если выберусь отсюда, то никогда не стану вспоминать этот день рождения.

Из мыслей меня вырвала Кэйтлин, дотронувшись теплой ручкой до моей ладони.

― Марко, тебе нужно уходить. Я не знаю почему, но мой папа очень зол на тебя.

― Подойди, а кто твой папа? ― спросил я, а у самого перехватило дыхание и даже сердце замерло.

― Конор Хэйс, тот, кто тебя похитил и держит здесь, ― промямлила Кэйтлин и виновато опустила глазки.

Значит, она была дочерью убл*дка, держащего меня в сыром подвале?! Но разве могло быть так? Чтобы у такого урода была настолько добрая и светлая дочь?

― Тебе нужно бежать, спасаться, ― прошептала Кэйт, поднимая свои мокрые глаза.

― Надо, но не могу, ― с досадой отозвался я, умышленно дергая рукой, заставляя зазвенеть цепь, которой был прикован к этому подвалу.

― И как нам быть? ― спросила она и ее "нам" как-то странно отозвалось в сердце.

― Может, ты сможешь позвонить или написать моему отцу? Тогда он вытащит меня отсюда, ― предложил я, ожидая ответа от Кэйтлин, что стала для меня надеждой на жизнь и свободу.

Она нахмурилась и вцепилась пальцами в подол своего сарафана.

― Нет, не смогу, ― прошептала она, снова чувствуя за собой вину. ― Я могу взять только мамин телефон, но если папа узнает, то... Он разозлится и снова ударит маму, а я этого не хочу.

Я откинул голову назад, упираясь затылком в стену, теряя всякую надежду, не видя других вариантов собственного спасения.

― А что если...? ― начала Кэйт, заставляя поднять на нее свой потухший взгляд. ― Папа скоро собирается куда-то уехать по работе. Я могла бы в это время попробовать отыскать ключи от твоей цепи в его кабинете. Только мне нужно будет быть аккуратной, если меня заметят, то папа... ― она сглотнула и посмотрела на меня испуганным взглядом.

― Я был б рад этим ключам, но я не хочу, чтобы ты пострадала, Кэйтлин, ― ответил я, видя ее явный страх.

― А я все равно попробую, ― уверенно заявила она, решительно поднимаясь на ноги и завязывая свой узелок с пустой бутылкой и крошками. ― Я хочу спасти тебя.

И она быстро направилась к выходу, а мне только и осталось что вымолвить ей вдогонку:

― Спасибо, Кэйт! ― произнес я, а после, когда за девочкой закрылась дверь, тихо добавил: ― Будь осторожна...

Несмотря на поселившуюся в моей душе надежду, я боялся за Кэйтлин, которой могло достаться от жестокого отца за попытку спасти почти незнакомого пленного...

Всё время до следующей встречи с Кэйтлин я думал о ней. О том какой она была маленькой и решительной. А главное - доброй в сравнении со своим отцом, на уме которого было не пойми что...

Кэйт в этот раз посетила меня довольно скоро - на следующей день после нашего разговора. Конор еще никуда не улетел, а потому попытка поиска ключей все еще оставалось нереализованный. Зато с Кэйтлин я вспоминал какого это быть человеком, а не голодным, молчаливым зверем на цепи. Благодаря девочке я не сходил с ума в своей каменной клетке. Она стала для меня лучиком света, который помогал пережить эту жестокость жизни.

Кэйтлин много говорила, а мне было в радость ее слушать. Она очень много рассказала о своей маме, Таллии, которая, по ее словам, была доброй, красивой, умной и самой лучшей на свете. А пап - был часто грубым и злым.

Во время ее эмоционального рассказа, я случайно заметил пару свежих синяков на ее предплечье от грубых пальцев.

― Что это? ― спросил я, перебивая рассказ Кэйтлин на полуслове.

Она быстро скрыла увечья от моих глаз, накрывая их крохотной ладошкой, и уронила взгляд.

― Просто ударилась, — неуверенно отозвалась она, шмыгая носом.

― Кэйтлин, это его рук дело?! ― спросил я, быстро раскусив ложь. ― Тебе тоже нельзя здесь оставаться! Давай вместе сбежим? — импульсивно предложил я, отыскав в себе желание защитить девочку от деспота-отца.

Девочка подняла на меня свои голубые глаза, способные утопить в своем омуте, и неуверенно покачала головой, будто то бы внутренне боролась сама с собой.

― Я не могу оставить маму, — пролепетала она, тяжело выдыхая.

― Мы сбежим, а потом спасем твою маму, ― заявил я, сжимая ее хрупкую ладонь в своей руке. ― Мой папа серьезный человек, он поможет. Мы сбежим и вас больше никто никогда не обидит.

Она покачала головой и, словно боясь поддаться моим уговорам, поспешно покинула подвал, тихонько прикрывая за собой дверь.

Кэйтлин вернулась на следующий день и ее навещения стали такими привычными, что без них я уже не представлял своего существования в этом подвале В этот раз я не стал просто молча слушать ее рассказы, а попытался узнать полезную информацию - о доме, в подвале которого находился, о его жильцах и охране. Я пытался мысленно составить план побега, если Кэйтлин все-таки сможет отыскать ключи от цепи.

Она рассказала о роскошном трехэтажном особняке, на окраине огромного леса. А дальше, без наводящего вопроса, Кэйтлин обрисовала мне путь из подвала на улицу, через длинные коридоры и множество комнат.

Когда дошло до вопроса об охране, Кэйтлин стала считать их при мне, загибая свои миниатюрные пальчики. Таким образом, она насчитала примерно десять человек, которые работали посменно. Значит, в сухом остатке меня ожидало пять бугаев по выходу из подвала.

Всю неделю мы разрабатывали план побега, ожидая отъезда Конора, который так ни разу и не зашел ко мне после того пьяного представления со скупой слезой.

Но в один из дней, ко мне зашел мужчина, с рыжей шевелюрой. Тот, что похитил меня и приволок на поклон к Конору. Войдя в помещение, он бросил на меня опасный взгляд, а затем продемонстрировал свой оскал и хрипло вымолвил:

― Ну что, юный макаронник, будем знакомиться? На ближайшую неделю отъезда Конора, я стану твоим личным кошмаром, ― отозвался он, злобно хмыкая и осматривая мой никчемный вид. ― Но я сегодня в хорошем настроении, так что великодушно сделаю тебе подарок. Утрою тебе водные процедуры, чтобы сбить эту вонь.

Я поднял глаза и хотел испепелить его, но добился лишь его ухода.

― Убл*док, ты за все ответишь, когда я выберусь отсюда. Я обещаю тебе, ― злобно вымолвил я в пустоту.

А вскоре он вернулся с пустым ведром в руках. В коридоре, напротив распахнутой двери в мою темницу, он повернул кран в стене, открывая воду и быстро наполняя ведро. Мое сердце начало бешено биться, выбрасывая огромные порции адреналина в кровь. Но я продолжал сидеть в том же положении, с безразличной маской на лице, пытаясь продемонстрировать свое равнодушие, сдерживая желание у***ь этого человека голыми руками.

Первое ведро он выплеснул на пол, как и второе, и третье, заполняя пол подвала холодной водой. Он довольно усмехнулся, наблюдая, как каменный пол постепенно превратился в одну огромную лужу вода, заставившую меня подняться на ноги.

Следующее ведро ледяной воды он выплеснул на меня, следом заливая подвал своим злорадным смехом. Зная о моей невозможности укрыться от потока воды из-за цепи, вмонтированной в стену и имеющей короткую длину, он продолжал поливать меня водой. И вот, когда я сбился со счета ведер и начал дрожать от холода, он отставил ведро за пол и заговорил:

― Раздевайся. Эти лохмотья от вони уже ничего не спасет.

Столкнувшись с моим яростным взглядом и невыполнением указа, он злобно выругался и направил на меня свой пистолет.

― Хочешь получить пулю в лоб? Если нет, то живо делай, что говорю, ― прорычал он, не убирая уверенной руки с пистолетом.

Я знал, что он меня не тронет, потому что моя шкура всецело принадлежала Конору и лишь он один был властен над моей жизнью. Однако я не желал нарваться на очередные избиения, от которых смог отвыкнуть за последние недели.

Я принялся раздеваться, снимая с себя когда-то белую футболку, ставшую неравномерно коричневой из-за грязи и запекшейся крови. Сняв ее и представ перед своим похитителем, я удосужился его оценивающего взгляда. Мое спортивное тело хоть и сильно иссушилось из-за голода, тем не менее, оставалось при мне.

― Низ тоже снимай, ― сказал он, разливая во мне бурю гнева.

Чувствуя злость, смешанную с унижением, я снял кроссовки и штаны вместе с нижним бельем. А в следующее мгновение меня окатили очередной порцией ледяной воды, смывающей с моего тела старую кровь и грязь.

Пока я молча уклонялся от ударов холодной воды, почувствовал как тело стало трясти не только от холода, но и от ярости.

― Теперь одевайся, ― приказал он, швыряя в меня комплект новой одежды. ― И еще, если будешь паинькой, то сможешь еще раз удостоиться от меня хорошего отношения. Ты же будешь хорошо себя вести, неправда ли? ― спросил он заискивающим тоном.

Я поднял глаза и своим взглядом отобразил всю свою ненависть к нему.

― Да пошел ты! ― выглянул я.

― Ты еще пожалеешь о своих словах, мелкий гаденыш! ― процедил он сквозь зубы, сильно разозлившись, и ушел, ступая по лужам на полу.