По осколкам нежности

Глава 4

Настя

- Как ты выросла. Помнишь меня? – лукаво спрашивает эскулап, набирая лекарство в шприц из прозрачной ампулы. Он мерзенько улыбается, скользя крупными масляными глазами по колбе шприца.

- Пошел на х*й! Козел старый! Ублюдок! Я заплачу в два раза больше, чем мой отец! – дергаюсь, пытаясь вырваться, но безуспешно. Мои крики также остаются без комментариев.

- Не стоит так волноваться, - противные мокрые губы, яркие, как пятачок у свиньи, растягиваются в улыбке.

Он приближается, и я по-прежнему безрезультатно шарахаюсь из стального захвата одного из долбанных секьюрити. Я уже кусала его и даже смогла пнуть, но получила за это не свободу, а разбитые губы. Скоты!

- Я тебя найду, сволочь! Ты будешь молиться, чтобы сдохнуть! Тебя просто порвут, гондон! – бессильно сыплю проклятиями, понимая, что чудо не спасет.

- Еще не начали, умнички? – в комнату просовывает голову второй амбал. – Гляди-ка! Чтоб сговорчивей была! – он швыряет на пол к моим ногам… окровавленный палец. Безымянный, с маленькой наколотой звездочкой… Юрка всегда стеснялся набивать нормальные тату. Его семья была бы против. Горячая истерика подкатывает к горлу, жжет лицо, застилает безумной пеленой глаза. Все похоже на ночной кошмар, который ни разу не снился мне настолько реально. Меня хотят изуродовать в стенах собственного дома, где я всегда до этого чувствовала себя под защитой.

- Гады-ы! – меня снова бьют по лицу. Не пощечиной, сильно, и в предплечье втыкается игла.

Дикое жжение растекается по руке, но угасает, уходя в тело и отключая его. Вся дрянь в том, что вырубились все нервные окончания, ощущения, кроме слуха. Слышу, как переговаривается амбал с врачом, и задирает меня на смотровое кресло… Слышу, как леденящим ужасом грохочет металлическая миска рядом, как капли влаги капают на пол, как жужжит небольшой отсос… Качнув сильную наркоту прямо в тело, не напрягаясь даже убаюкать в вену, меня чистит изнутри ублюдок с медицинским дипломом. А может, ветеринарным…

Придя в себя в полумраке незнакомой комнаты, я решила, что все еще там, в особняке на Морской… Запахи, обстановка и дикая боль внутри глушат любые проблески сознания, и я пробую подтянуть ноги к себе. Еще больней! Ни перевернуться, ни шевельнуться, только сдохнуть от дикой боли в теле и душе. Палец на ковре принадлежал Юрке. Мы собирались пожениться… Почему я практически уверена, что он погиб?

Горькие слезы режут глаза, один из которых я вообще не могу открыть. Страшно. Как мне удается оставаться в живых с такой болью? Сердце съеживается, терпя сумасшедшую нехватку кислорода. Дышать тоже больно. Саднит горло, ноет кожа по всему телу, а низ живота словно ковыряют ножом. Ну, почему я осталась жить? Как так вышло?

Соленая слеза сползает на разбитые губы, и очередной приход всеобъемлющей, жадной до плоти боли опрокидывает меня обратно, в гулкую и ужасающую темноту.

- Ну, что, красавица? Выеб*ть бы тебя по-взрослому, пока чистенькая, а то снова нагуляешь… - саркастически замечая, клокочет жирным ртом ублюдок-врачишка, стоя надо мной уродливым божком. – Ребята! Готова.

Слышу приближающиеся шаги тяжелых форменных ботинок. Я помню, они всегда идеально начищены. Отец терпеть не может охрану в грязной обуви…

- И че? Прикажешь тащить ее такой… Всю машину в говно усрет кровищей. – недовольно бурчит один.

- Тогда так.

Не чувствую, что делают эти сволочи, но слышу шуршание. Может, меня хоть чем-то прикрыли? Даже в полусознании и бреду умудряюсь испытывать стыд. Дико. За какой надобностью он трупу?

- Привет передавай хозяину! – бросает напоследок эскулап. Он верно служит отцу не один год, латая, когда нужно, его бойцов.

Мое тело очевидно куда-то несут, потому что слышу гулкие шаги. Потом звук двигателя. Кажется, все происходит быстро, но возможно, что проходят часы. Пробуя шевельнуться, я немного ощущаю возвращающуюся в конечности чувствительность, и зря. Вместе с этим приходит боль. Низ живота разрывается, словно меня распахали вдоль и поперек. Неконтролируемо стону, слыша проклятья мужчин.

- Очухивается, давай быстрее. Вечно что ли ее волокать за собой? Сворачивай в лес, там покажу куда.

- Лопаты нет, - говорит второй.

- Ты чего, больной? Свалим в море и х*р с ней. Землю еще рыть. Батя приказал избавиться, значит методика – наше дело. – он щелкает зажигалкой, прикуривая. – Через пару километров будет тропинка к обрыву.

Отец… приказал от меня избавиться? Не верю… Предпринимаю попытку поднять хотя бы голову, не понимая, как лежу и где, но меня попросту бьют наотмашь. В следующий раз крохотный проблеск сознания появляется вместе с леденящим холодом. Чувствую, что полностью голая и мокрая. Меня куда-то несут, но больно так, что стоит вздохнуть, как сознание отключается снова.

И вот я отчетливо вижу, что лежу одна в какой-то лачуге. Боль есть, но она тупая. Мозг в состоянии немного поработать. Я в чужой лачуге… Незнакомая обстановка, серое белье, драное одеяло. Нащупываю рукой, что со мной под этим одеялом, и понимаю, что под бедрами у меня подложено что-то из ткани. Сельский абортарий? Больница? Частный дом? Единственным полуоткрытым глазом вижу вошедшего мужчину… Незнакомец быстро приближается и касается ладонью моего лба. Кажется, я видела его уже…

Сердце успело пуститься в галоп от страха, но ничего не произошло. Он вышел парой шагов обратно, не сказав ни слова. Какой-то трэш, ей Богу! Где я? От боли хреново, сознание начинает метаться в разные стороны, но тут мою голову приподнимают, придерживая.

- Кто ты? – мне не удается нормально сказать. Горло не слушается, губы режет потрескавшаяся корочка.

Он дает мне воды и какую-то невыносимую горечь. Жидкость проваливается в пустое нутро, словно в колодец, плюхаясь холодными брызгами в желудок. Легкий спазм и облегчение. Несколько глотков воды даются мне тяжело, как забег по пересеченной местности.

- Это таблетка от жара. Спи. – хрипловатый, но ровный баритон.

Ни грамма эмоций. Просто сказал, чтобы я успокоилась? Понимала, что… что со мной будет дальше? Он укладывает мою голову обратно на низкую подушку, почти на жесткий матрац. Я снова остаюсь в тишине. Голая, укутанная под горло ветхим одеялом, с приличным кровотечением… Кто этот мужчина, черт возьми? – ворчит мое сознание, но сил совсем мало. Тревожный сон снова захватывает меня. Господи… дай мне умереть. Мучаясь от боли, я погружаюсь в тревожные, не менее болезненные воспоминания.

* * *

- В последний раз говорю – или ты выходишь замуж за Сурженского, или вместе с Юркой пеняйте на себя. – лицо отца белеет от гнева. Пальцы нервно покручивают бокал, а глаза суматошно шарят по стене. – Меня не прикалывает больше любоваться твоими потаскушными загулами. Моя дочь не будет давать всем подряд, как портовая шлюха! – он швыряет бокал с водой в дверь, и тот со звоном разлетается в мелкие осколки.

- Я… только с ним, и это серьезно, отец. Мы поженимся и уедем, чтобы не мозолить тебе глаза.

Как никогда, я сегодня благоразумна и терпелива. Обычно между нами постоянно жуткие перепалки с оскорблениями, но в этот раз я решила, что буду вести себя спокойно. Рано или поздно мой не в меру обеспеченный отец поймет, что я не игрушка и не его личная племенная сука, которую можно сводить с богатыми кобелями.

- Отец Юры держит ресторан на берегу. Его семья вполне…

- Голодранцы приезжие! Не смей порочить мое имя!

- Ты давно слывешь криминальным авторитетом, а не краевым главой… - вырывается у меня. – Чем я заслужила такую участь? Колледж, универ, танцы, манеры – я все делала так, как ты говорил, но ведь я живая. Почему ты со мной так? Сурженскому почти пятьдесят! Он весит центнер с гаком!

- Плевать, сколько ему. Зачать здорового наследника и жить припеваючи – вот что требуется. Это ж фигня! Есть разница, кому давать! Запомни! Чем он старше, тем меньше проблем! Что ты уперлась в своего дошколенка, как идиотка? – отец как обычно не подбирает выражений в мой адрес.

- Потому что я люблю его! Есть чувства, понимаешь! Кроме бабок и вот этих вот амбалов есть живые люди и жизнь, нормальная жизнь! – подскакиваю из-за стола, едва сдерживая слезы и косясь на охранников, замерших у входа.

Мама не позволила бы так со мной ни говорить, ни поступать. С тех пор как ее не стало, отец словно с цепи сорвался. Три года уже он только и думает, как выгоднее меня продать, а я… Мне всего лишь девятнадцать, и я люблю Юрку, однокурсника, веселого и легкого парня, который относится ко мне страстно и бережно. Немыслимо, чтобы молодой парень сочетает в себе эти качества, но это так. Мне хочется петь и танцевать рядом с ним, а еще он целеустремленный, планирует быть ресторатором, как и отец.

Неприятие моим отцом Юрки можно было бы понять, окажись я в объятиях идиота, наркомана или «подающего» надежды рок-прыгуна, но ведь все не так. У нас серьезно! И Юркины родители ко мне хорошо относятся, и даже его сестренка младшая! Почему же так уродливо все с моим отцом? Он словно видит мир сквозь кривое бутылочное стекло, называя чистое грязным, правильное преступным. Как мне жить, если единственный родной человек отказывается меня понимать?

В тот вечер я задержалась дольше обычного, и вместо того, чтобы усесться в такси, выходя от Юрки, была закинута в машину охраны отца, как какой-нибудь картофельный мешок. Со мной явно перестали церемониться, и это точно по указанию отца.