Тряхнув головой, он запретил себе продолжать думать в этом направлении.
Думать о Еве — единственным устраивающим Адама местом обитания был, похоже, один только макет, в котором он и так уже чрезмерно задержался. Но как совершенно недвусмысленно заявил Второй, оба они больше не входили в юрисдикцию Первого и находились в других … как там прозвучало? … более надежных, кажется, руках.
Которым они поклонялись — с лихорадочной готовностью.
Из которых согласны были принять любое решение — с горячей благодарностью.
Даже, надо понимать, если это было решение отправить их в небытие место нового мира — с полным равнодушием.
В любом случае, решение по ним было принято без его участия и, судя по всему, уже приведено в исполнение — и он больше ничего не может сделать.
Единственное, чего он не мог понять — это безучастности Второго. Он и сам считал Адама своей полной неудачей, но ему и в голову не пришло потребовать его ликвидации — только понаблюдав за ним несколько раз, он уже не мог воспринимать своего ущербного первородного безликой составляющей проекта. И даже сам вызвался новый мир для него создать. А Второй ведь тоже уже с ними обоими общался и, по всей видимости, не один раз …
Мысли так и не отпустили его — и, в результате, сбили с привычного пути. Он никогда не возвращался на свою планету прямо в их оазис — чтобы не вызывать у Лилит, с ее любопытством, ненужные вопросы. Но место возвращения он всегда выбирал неподалеку от него — чтобы не оттягивать встречу долгим пешим переходом. На этот же раз, судя по всему, мысли об Адаме вызвали у него ассоциацию с макетом, та спроецировалась на его планету — и он очутился прямо на краю его имитации.
Где тут же и обнаружил и Адама, и Еву.
На самом деле, сначала он увидел только Адама — тот метался по обманчиво знакомой ему поляне, издавая нечленораздельные звуки, более похожие на рычание взбешенного зверя, чем на человеческую речь. И пиная ногами и расшвыривая руками все, что под эти руки и ноги попадалось. За одним, особо яростным пинком последовал другой звук — тонкое, короткое поскуливание, которое Первый прежде слышал только от их раненого в схватке с дальними сородичами лохматого.
Рывком подавшись вперед, он заметил, наконец, и Еву. Она лежала ничком у самого края водоема, съежившись, уткнувшись лицом в землю и прикрывая голову руками — по всей видимости, пинок Адама был далеко не первым.
Даже не успев подумать, Первый со всего размаха метнул в его сознание тот образ, в котором явился сюда совсем недавно его помощник. Если Адаму приспичило в очередной раз свой дурной нрав демонстрировать, то пусть хоть однажды попробует перед соперником из той же весовой категории погарцевать, а не на более слабом и вечно безответном упражняться.
Как и следовало ожидать, образ почти настоящего рогатого заставил Адама отшатнуться и почти мгновенно отскочить под укрытие деревьев. Откуда он принялся нервно стрелять глазами во все стороны, приглушив свое рычание до еле слышного свистящего шипения.
Но в сознании его взметнулась волна такой ненависти, что Первого чуть не выбросило оттуда.
Он устоял. Совершенно бессознательно — на этот раз — преступив строжайший запрет Творца на мысленное вторжение, он уже не видел никаких оснований ретироваться из сознания Адама, не выяснив, что случилось. Да и Творец, похоже, только что нарушил им же самим громогласно объявленный принцип невмешательства в уже созданные миры.
Докапываться до истины Первому пришлось долго — в бурлящем водовороте злобы, ярости, бешенства, ослепляющей ненависти и оглушающего отчаяния, рвущем на части сознание Адама. В конечном итоге Первому удалось выудить оттуда лишь обрывки мыслей или воспоминаний.
Вместо того, чтобы незаметно, но целенаправленно воздействовать на Адама, Ева начала задавать вопросы.
О Лилит.
И не Адаму, а Второму.
Явившись прямо к башне Творца.
Вернув ее на место, Второй устроил допрос Адаму на предмет разглашения первого этапа его существования.
И даже, казалось, не слушал его сбивчивые объяснения чистейшей невозможности столь преступного акта, впившись наминающим взглядом прямо ему в глаза.
После чего он исчез, а Адам — едва успев вытрясти из Евы причину немилости их прежде столь благосклонного господина — обнаружил себя в этом безжизненном мире.
Вместе с Евой — навлекшей эту немилость и на него, хотя простая справедливость требовала, чтобы вся тяжесть наказания была возложена только на нее.
Сканировать сознание Евы Первый не стал. Оно было настолько раздавлено всепоглощающим осознанием своей вины, никчемности, ничтожности и оскверненности, что лишь только заглянув в это засасывающее болото, Первый отпрянул от него, как от зловещей бездны.
Ничего себе, снова промелькнуло у него в голове от ответного взгляда этой бездны. В которую грозило превратить его мир появление этих двух сгустков чистейшей отрицательной энергии. Его мир — взбалмошный, самолюбивый, рвущийся к своему собственному творчеству. Так это ради этого Второй с такой легкостью отказался от своего собственного?
В кабинете Второго его встретил тяжелый взгляд, полный … ненависти, сказал бы Первый, если бы перед ним находился Адам.
— Ты мне за это заплатишь, — едва слышно понеслись в него вслед за взглядом такие же тяжелые булыжники слов.
— Не к тебе, — процедил Первый сквозь зубы, и направился к двери в кабинет Творца.
Второй даже не шелохнулся, чтобы помешать ему.
Творец при его появлении не издал ни звука, лишь неотрывно глядя на него, пока он не очутился прямо перед его столом.
— Вы создали новую жизнь? — холодно изрек, наконец, он, и — без всякого предупреждения — вломился в сознание Первого.
Единственное, что успел сделать тот — это скрыть от всевидящего ока сцену своего единственного разговора с Евой. Это даже нельзя было назвать его действием, по крайней мере, осознанным — у него словно подсознание пришло на помощь парализованному разуму, окружив это воспоминание, закрыв его собой, как сама Ева голову руками прикрывала под ударами Адама.
Сколько это продолжалось, он не мог сказать — только сил и хватило, чтобы держать этот щит перед единственным неопровержимым доказательством того, что Ева вступила с ним в контакт. Она не сумела воспользоваться шансом, который он ей дал, но не жизнью же за это расплачиваться!
Наконец ощущение чуждого и вездесущего присутствия в его сознании исчезло, но Первый даже не успел вздохнуть с облегчением — Творец снова заговорил.
— Я позволил Вам слишком много вольностей. Я слишком долго потакал им. Я слишком долго терпел их. В результате, Вы забыли о том, что были созданы всего лишь в помощь мне.
— Можно хоть слово сказать? — не выдержал Первый.
— Для этого Вам были созданы все условия, — продолжил Творец чеканить каждую фразу, словно Первый даже и рта не раскрывал. — Вам было отведено отдельное место для работы. Вам был предоставлен штат для реализации Ваших идей. Вам была дана полная свобода творчества. В результате, Вы возомнили себе, что вполне можете заменить Вашего создателя.
— Да некогда мне что-либо мнить было! — шагнул Первый к нему, донельзя уязвленный невероятной несправедливостью предъявленных обвинений.
Творец не шевельнулся — остановив его все тем же ледяным и безжизненным, словно белоснежная пустыня на его планете, взглядом.
— Вы позволили себе мои исключительные функции. Вы позволили себе хвастаться этим перед первородными. Вы позволили себе начать брожение в наших рядах. Отныне этому будет положен конец.
— Какой конец? — внезапно охрип Первый.
— Вам дали возможность попробовать себя в роли управляющего отдельным миром — Вы превратили его в полную нелепость, перечеркивающую все основополагающие принципы, — отложил вынесение вердикта Творец — видно, вспомнил еще пару важных пунктов в списке его прегрешений. — Вам позволили наиграться этой пародией на эффективное мироустройство на протяжении одного жизненного цикла — Вы посягнули на мое право преумножать эти циклы. Прекрасно.
— Что прекрасно? — растерянно пробормотал Первый, чувствуя за этим словом смысл, не имеющий к нему ни малейшего отношения.
— Вы готовы преступить любые границы для сохранения этого проекта — прекрасно, мы готовы пойти Вам в этом навстречу, — все также бесстрастно подтвердил Творец его смутные опасения. — Ваш первородный будет находиться в том мире, для которого он был создан. И который Вы так ярко живописали не только мне, но и его паре. Обеим его парам.
— Да он же отверг этот мир! — воскликнул Первый, чтобы отвлечь внимание Творца от его последней фразы — неужели щит все же не сработал?
— Мы не создаем миры на выбор первородным, — отвлекся Творец от одного аргумента — только для того, чтобы усилить тяжесть других. — Задача последних состоит в том, чтобы обеспечить полноценное функционирование первых. А в Вашем эксперименте уже давно пора восстановить его исходное предназначение. Чем и займутся упомянутые первородные. Под непосредственным контролем моего представителя.
— Вы отбираете у меня мой мир? — выдохнул Первый, категорически отказываясь верить своим ушам.
Творец снова помедлил с ответом, словно давая ему время смириться с неизбежным.