Ангел-мечтатель

Глава 11.17

— Такое решение было бы наиболее оправданным, — изрек наконец он. — К сожалению, Вы уже внесли в проект слишком много источников возмущения, и мне не представляется справедливым возложить их устранение на непричастную к ним сторону. Это вменяется в обязанность Вам — и запомните, что Вам дается еще один шанс принять участие, наравне с моим представителем, в обеспечении обещанной рентабельности этого проекта — в кратко-, а не долгосрочной перспективе.

Первый снова подался вперед, но Творец отпустил его небрежным движением руки, уже опустив взгляд на лежащие перед ним бумаги и, казалось, потеряв какой бы то ни было интерес к когда-то незаменимому собеседнику.

Оказавшись в приемной, Первый в замешательстве оглянулся по сторонам, ничего толком не видя и лихорадочно соображая, как теперь договариваться с этим незваным представителем всевидящего ока.

— Ты мне за это дорого заплатишь, — вырвало его из раздумий о дипломатических переговорах яростное шипение.

— За что?! — вздрогнув, повернулся он к столу Второго.

— За зависть, — полетело ему прямо в лицо. — За подлость. За обман.

— Ты вообще ничего не перепутал? — задохнулся Первый. — Вроде, не с зеркалом разговариваешь!

— Я разговариваю с тем, — Второй резко встал со своего массивного кресла, глядя на Первого в упор, — кто обещал создать мир, полностью соответствующий всем нашим требованиям к безукоризненно работающей системе. А когда понял, что Творцу такой мир понравится намного больше всяких хаотических изысканий, решил уничтожить его.

— Да я же тебе его передал! — выбросил Первый вперед руку с раскрытой навстречу собеседнику ладонью. — В прошлый раз. Полностью готовым …

— За исключением безделицы, которую можно будет завершить в рабочем порядке, — процитировал его самого Второй, искривив губы в саркастической усмешке. — Я помню. И признаю, что это оказалось не типичным для тебя пустословием — наверно, впервые в своей карьере ты отправился завершать недоделки прямо из этого кабинета.

— Да ноги моей на той планете больше не было! — совершенно искренне возмутился Первый — он всего лишь облетел ее в поисках Адама и Евы. — Передал — все! Меня законченные миры не интересуют!

— Ну, зачем же вносить нарушения в систему, если это можно сделать чужими руками? — просочился яд из змеиной улыбки в тон Второго. — Тебя задело, что я настолько глубоко понимаю Творца, что могу выступать от его имени? Ты решил выставить и меня, и его в моем лице самозванцами перед какими-то первородными? Ты заронил в них зерно сомнения, чтобы оно проросло в моем мире? Чтобы он закончился неудачей? Чтобы ты продолжал оставаться Первым?

— Так вот в чем дело … — присвистнув, протянул Первый, склонив голову к плечу. — Вот теперь мы, похоже, до сути добрались — во всех вопросах: и о подлости, и о зависти. Ты, как я посмотрю, с большим знанием дела о них говоришь — так, может, подскажешь, откуда в моем мире искажения проекта взялись? И всякий раз прямо после того, как я отчет сдавал, и именно в тех местах, которые в этом отчете описывались. Кроме тебя, по-моему, их никто не читал?

Какое-то время Второй молча смотрел на него, нахмурившись и поджав губы.

— Оставь свои домыслы в том хаосе, который зафиксировали эти твои отчеты, — добросил он наконец вопросы Первого небрежным взмахом руки, и вновь так и не ответив на них. — Им там как раз самое место. У нас до сих пор не приветствуется вмешательство в миры даже со стороны их владельцев — не говоря уже о посторонних. К каковым тебя не отнесешь — ни для макета твоего мира, ни для созданного по твоим эскизам первородного.

— Макет — это отражение мира, которое просто в глаза умеющему смотреть бросается, — снова попытался Первый отвести удар от Евы. — И ничейная, между прочим, территория — а ты там их в открытую дрессировал …

— Но ты просчитался, — продолжил Второй, выпрямившись в оскомину уже Первому набившую величественную позу. — Ты останешься ни с чем. Работа с первородными уже проведена, и этот урок они уже усвоили. Твое … наваждение объявлено им испытанием их веры — которое они не прошли. В результате чего и были низвергнуты в твой неприветливый мир — насколько я помню, там сейчас особо некомфортно?

— И что дальше? — с трудом выдавил из себя Первый сквозь крепко стиснутые зубы.

— Там — тяжким трудом и ежедневным покаянием — им придется заслужить прощение. — Второй прищурился. — Любое твое обращение к ним объявлено последним испытанием глубины их раскаяния. Лишь стойко неподдающиеся искушению и прожившие праведную жизнь будут возвращены в лучший мир — в нем к тому времени уже как раз исчезнут все следы твоего присутствия.

Первый молчал, лихорадочно соображая. Спорить с решением Творца уже бесполезно. Пути воздействия на Адама с Евой ему тоже перекрыли. Но у него все еще оставалось промежуточное звено …

— И кто же будет оценивать степень их очищения в моем мире? — задал он практически самый важный вопрос с нарочито насмешливым пренебрежением.

— Единственный истинный и непоколебимы последователь Творца, — умудрился Второй совместить высокомерно вскинутые брови с плотоядной усмешкой, обнажившей все его ровные — один к одному — зубы. — Я.

По дороге в свой мир Первый никак не мог придумать, каким образом сообщить Лилит о незваных соседях. Чтобы собраться с мыслями, он остановился на идеальной планете. Идеально правильной. Идеально безжизненной, идеально равнодушной. И с идеальной невозмутимостью ожидающей своего часа. Момента очищения — и своего, и своих назначенных обитателей — от его влияния.

Значит, эти безмозглые марионетки Второго будут отравлять им с Лилит всю жизнь? И если несомненно преуспеют в этом, их переведут в этот образцово-показательный мир? Его же собственными руками созданный? Когда он отрывал драгоценное время от своего? От Лилит в нем?

Ага, сейчас. Пусть своих праведников назад в макет забирают. Или прямо к себе в башню — похоже, там только таким место и осталось. Главное, чтобы подальше от них с Лилит.

Взлетев с планеты-призрака, Первый примерился, быстро произведя в уме расчеты … и разнес идеальный мир Второго вдребезги.

Направив некоторые самые мелкие его части к своему — будут Лилит ее падающие звезды.

На всю жизнь хватит.