Описывая Стасу возможности поиска единомышленников в соцсетях, я не стала вдаваться в подробности — в конце концов, он тоже явно что-то от меня утаил. На самом деле, я рассчитывала на Тошу не только как на систему безопасности.
Зарегистрировавшись в нескольких открытых группах, показавшихся мне интересными — через них потом приглашение и в закрытые получу — я с ходу уперлась в крупную проблему.
Писала я всегда легко и всегда только то, что думала. Подстраиваться под вкусы современности, все более скатывающейся своими смайликами к наскальной живописи древних людей, чтобы завоевать читателя — нет уж, спасибо.
У меня и моя часть воспоминаний для Татьяны на одном дыхании на бумагу легла, потому что я в ней душу, наконец, отвела — и от всей этой души высказалась и об ангелах в целом, и о Татьянином, в частности.
Так же к месту пришлась прямота и откровенность в моей псевдо-книге, которая помогла нам со Стасом проникнуть в бывшее Светкино издательство, где авторов просто грабили. Там редакторы все время предлагали мне смягчить тот или иной абзац — что дало мне возможность раз за разом наведываться к ним, пока мы не выяснили всю схему их махинаций.
И здесь, в одной из групп, просмотрев публикации ее участников, я быстро написала несколько комментариев. Скорее критических, не скрою, но уж очень меня взбесили отдельные пораженческие настроения. Вести диалог с теми, кто хочет п********ь тебя, искать с ними точки соприкосновения или, еще лучше, компромисс — как по мне, так это просто напрашиваться на полный разгром.
А меня забанили. Как провокатора.
Ладно, подумала я, сцепив зубы, большое дело требует самопожертвования. Я перешла в другие группы и начала составлять куда более умеренные комментарии, напичкав их всякими «Как известно», «Представляется разумным», «Было бы неплохо» и «Никто не станет спорить, что…». Мало того, что на эти расшаркивания у меня намного больше времени ушло, так еще и сцепленные зубы после них заныли — от их приторности.
Меня снова забанили. Без объяснения причин.
Понятно, снова подумала я, тут, похоже, узкие круги образовались — каждый со своим сводом правил. Вот, кстати, было бы неплохо и их опубликовать. Но со своим уставом, правда, в чужой монастырь не ходят. С ним свой монастырь создают — решительно внесла я свою лепту в человеческую мудрость.
Я создала новую группу. Назвала ее туманно: «Самооборона человечества» — если ангельские ищейки на нее наткнутся, так речь об инопланетянах. Пригласила в нее наиболее трезвомыслящих участников забранивших меня групп — их активность и решительность не могли не привлечь их к моему названию. И быстро набросала несколько программных статей — чтобы приглашенные сразу же включились во всестороннее обсуждение методов сопротивления порабощению.
За три дня хоть бы кто-то лайк поставил. Хоть в благодарность за приглашение.
Киса все это время крутился вокруг меня с чрезвычайно довольным видом. Что отнюдь не улучшило мне настроение.
Помянув очень злым и очень не тихим словом — Киса укоризненно крякнул — Тошу с его сотнями друзей и подписчиков, за которые в особо напряженные периоды нашей совместной со Стасом работы я его постоянно пинала, когда его телефон раз за разом звякал, булькал, попискивал и ухал, объявляя приход нового сообщения, я вдруг вспомнила о Даре.
Дара начинала переписку с контактами из их с Игорем базы мелких.
Дара полностью взяла на себя всю эту переписку, когда Игорь начал аналитические записки для меня и Стаса составлять.
Дара всегда умела найти общий язык с кем угодно.
И при всем этом — судя по открытому заявлению Стаса и замкнутому выражению лица Тоши — ее оставили в полном неведении относительно готовящегося переворота и за бортом всех предпринимаемых мер по его предотвращению.
А вот этого я уже стерпеть не могла!
Тоша отказал мне в совете и помощи — нет вопросов, меня проконсультирует Дара.
На следующий день в офисе, в коротком перерыве между Кисиными обходами, я позвонила ей и попросила приехать ко мне вечером. Особо подчеркнув, чтобы она по дороге своего наблюдателя со следа сбила. Его она уже давно приручила, но с него же станется Тоше доложить.
Такую прямоту и откровенность тот мне никогда не простит. И Стасу нажалуется.
Кроме того, наблюдателям положено своему начальству обо всех событиях в жизни мелких рапортовать. Тому начальству, которое, похоже, ни сном, ни духом не ведает, что — после всех их многолетних усилий по дискредитации последних — тех вот-вот утвердят ангельскими наместниками на земле.
А вот такую утечку информации мне Стас никогда не простит. И таки приставит кого-то из своих каждый мой вдох-выдох контролировать.
С моей стороны, нужно также Кису устранить — этот точно Тоше доложит и сразу. Отослать его куда-нибудь у меня не вышло — ни в магазин за хлебом, ни в офис за срочно потребовавшимся и случайно там забытым документом. Уперся, как баран: хранителю не положено выпускать из вида хранимого человека. Мелькнуло искушение врезать ему чем-то по голове — как Анатолий однажды наблюдателя Игоря уложил. Ангелы же бессмертные, а за полчаса беспамятства ничего с ним не случится.
Остановило меня одно-единственное соображение — так я Татьяниному неврастенику уподоблюсь. Чего сама себе никогда не прощу.
Пришлось запереть Кису в своей комнате — я там замок поставила, как только он ко мне на реабилитацию прибыл, чтобы родители случайно его у меня не застали, войдя ко мне по привычке без стука. Он разверещался, конечно, на что я ответила назидательно через закрытую дверь, что хранителю стоит иногда идти навстречу пожеланиям хранимого человека, чтобы не толкать того на крайние меры.
Когда прозвенел звонок, я открыла дверь … и сразу поняла, что пошла на крайние меры напрасно.
Дара приехала с Игорем.