Ангел-мечтатель

Глава 3.6

Понятно, подумала я, инструкции ему дали обширные. Включая блокирование любых попыток ввести Дару в курс дела.

Похоже, можно Кису выпускать. Нет, пусть все же посидит под замком, хотя бы из воспитательных соображений.

Я провела мелких на кухню и предложила им чаю. Чтобы выиграть время на перестройку разговора. Они вежливо отказались и выжидательно уставились на меня.

А вот и не буду я ничего перестраивать! Проконсультироваться у молодежи по поводу самой обычной части современной жизни — в чем здесь криминал? Не успела я заговорить о своем желании освоить, наконец, соцсети, как они переглянулись. С одинаковой легкой усмешкой. Только у Дары она была чуть более торжествующей, а у Игоря — признающей, как всегда, ее правоту.

— Хороший способ поднять людей, — вновь повернулась ко мне Дара.

— Куда поднять? — изобразила я озадаченное непонимание.

— Марина, я все знаю, — засияла ямочками Дара. — О том, что от нас хотят. Кого из нас хотят сделать. И о том, что родители Игоря пытаются не допустить этого. Ему объяснили, что на земле, в целях секретности, помогать им будет только он. Ему даже велели свои мысли от меня блокировать. Только он не стал, — с гордостью глянула она на него. — Потому что считает это неправильным.

— Мы также считаем, — невозмутимо добавил Игорь, — что неправильно действовать за спиной у людей.

— И нам кажется, — подхватила Дара задорно, — что ты с нами согласна.

Так, со Стасом я действительно больше не работаю. Мало того, что он приучил меня на одних только ангелов надеяться, так и зачем он мне теперь нужен, когда у нас такая смена подросла?

Как я могла забыть, что им открыты мысли друг друга? Макс же мне совсем недавно рассказывал, как учил Дару блокировать их, и чуть не плевался, добавив, что она тут же эти знания Игорю передала.

Как я могла забыть, что Игорь неправду и неправильность нюхом чует и на дух не переносит? Вот он их в словах своего напыщенного родителя и услышал.

И самое главное — как я могла забыть, что они только наполовину ангелы? Даже у Тоши все его очеловечивание закончилось в тот момент, когда пришлось выбирать между небом и землей, а им-то даже думать о выборе не нужно — у них земля с рождения в крови.

— Ещё бы я не была согласна, — уверила я их, и добавила, чтобы услышать ответные уверения: — А вы почему думаете, что нужно людей поднимать?

Ответил мне Игорь. У них Дара всегда разговор начинала и тему его меняла, если нужно было, а вот Игорь всегда брал на себя уверенную и убедительную аргументацию — я очередной раз удивилась, в кого это он такой пошел.

— В перестройке существующего порядка на земле, — начал он, — есть две стороны. Допустим, мы с ней не согласны, — он на мгновенье коснулся руки Дары, — но этого недостаточно. Если люди не будут знать, что их ждет, среди таких, как мы, могут найтись те, кому роль элиты придется по душе. А если люди продемонстрируют готовность сопротивляться, причем до последнего, то масштаб потерь может усмирить пыл реформаторов.

— Что-то я сомневаюсь, — скептически возразила я, — что небожителей будут волновать потери.

— Потери, скорее всего, окажутся неприемлемыми среди таких, как мы, — спокойно пояснил свою мысль Игорь, и от его тона у меня мороз по коже пошел, — нас пока существенно меньше.

Дара тоже смотрела на меня со своей обычной жизнерадостной открытостью, как будто речь не о самом их существовании шла. Я никак не могла решить: то ли это в них ангельская самоуверенность говорит, то ли человеческая бесшабашность. А может, просто молодость?

— Есть еще один момент, — помолчав в задумчивости, продолжил Игорь. — Люди уже давно потеряли точки объединения. Каждый уходит в свою личную жизнь, ни на минуту не задумываясь о ближнем, не говоря уже о дальнем. Это неизбежно в условиях мира и достатка, когда им не нужно опираться друг на друга, чтобы просто выжить. Но при этом у них теряется смысл жизни — нечто большее, чем материальные ценности — и наступает постепенная деградация. Внешняя угроза обычно является одним из сильнейших стимулов к сплочению и возрождению духа.

У меня перед глазами встали сцены наших с Татьяной бесконечно давних споров. Об испытаниях в человеческой жизни. Я говорила, что без них люди мельчают — она утверждала, что в них люди погибают. А теперь ее сын пришел к мысли, что в испытаниях люди растут — вплоть до потери страха погибнуть.

Похоже, на смену моему летучему ангельскому отряду приходит неустрашимая земная команда!

— Тогда о сплочении, — немедленно перешла я к практической стороне дела. — Расскажите мне о правилах поведения в соцсетях. Меня почему-то банят.

У Игоря дрогнули уголки губ — прямо как у его ехидного родителя. Дара, как всегда, мгновенно уловила необходимость уводить разговор из забурлившего русла.

— Давай мы это на себя возьмем, — отвлекла она мое внимание от наполовину, к моему глубочайшему сожалению, Анатолия. — Ты нам только скажи, в каком виде эту внешнюю угрозу преподнести — об ангелах точно нельзя. Мы в этом убедились, когда еще только начинали своих искать.

— А потянете? — с сомнением спросила я. — Тебя, — коротко глянула я на Игоря, — небожители, я так понимаю, нагрузят — мало не покажется. А тебе, — повернулась я к Даре, — велено не вмешиваться — значит, следить будут. Тоша точно.

Они снова переглянулись и едва заметно кивнули друг другу.

— У нас есть человек, — огласил их общее решение Игорь, — который сможет этим заняться. Не привлекая к себе внимания.

Человек? Я напряглась. Конечно, я только за, чтобы моя команда расширялась — это же не хранителям над отдельными личностями трястись, нам восемь миллиардов человек от рабских цепей уберечь нужно. Но хотелось бы, чтобы она росла с моего ведома, не говоря уже об одобрении.

Слушая их — Дара то и дело вставляла яркое, меткое слово, оживляя рассказ Игоря до ощущения физического присутствия его персонажей — я чувствовала, что у меня плечи расправляются и кровь быстрее по жилам бежит.

Подожди-подожди, Татьяна, я тоже, по-моему, уже лет двадцать сбросила. Ну, десять. У вас там еще и гений, говорят, завелся? Который в ваших облаках безвылазно парит и именно оттуда почему-то знает, к чему люди готовы, а к чему нет?

Вот пусть он там и дальше парит — и молится, чтобы под руку мне не попался.