VIII
Сообщения о редкостном коварстве Милы и о её сестре, которая промышляет чем-то похуже проституции, так на меня подействовали, что я, уже дойдя до автомобиля (вокруг него снова толпилась «мелюзга»), развернулся и пошёл назад. Не то чтобы я поверил этим сообщениям, нет! Но… во-первых, дыма без огня не бывает, во-вторых, чувствовал я, что должен с девушкой поговорить. Обязательно поговорить должен! Одно из двух: или она действительно придумала для своего руководителя хитроумную ловушку — тогда это некрасиво, не по-человечески, и нужно предостеречь её от этой глупости. Или директор видит опасность на пустом месте, по недостатку ума, по жалкому желанию приписывать другим собственные дурные мотивы, и тогда тем более нужно Миле поговорить со своей начальницей начистоту, искренне объясниться, а не то… недолго ей работать в этой школе!
Секретарша в приёмной склонила голову над бумагами. Я кашлянул.
— Вера Михайловна… правильно вас назвал? Вера Михална, мне нужен телефон вашей сотрудницы, Мироновой Милы Петровны.
Та оторвалась от бумаг и захлопала ресницами.
— А… зачем?
— Нужен, потому что… — вдохновение на меня накатило. — Потому что я вчера её обидел, и серьёзно, кажется, и мне хотелось бы извиниться…
Несколько секунд секретарь соображала. Новый хлопок ресницами.
— Мы не даём личных данных сотрудников посторонним. Извините.
— Я не посторонний! — возмутился я. — Я ваш подрядчик! Мы с вами контракт подпишем на шестьсот тысяч!
Девица в мелкой завивке замялась.
— Я не знаю… Такая причина незначительная… Ну, подумаешь, обидели вы её…
— А если она на меня в суд подаст? — быстро спросил я. — Иск с требованием публичных извинений? Я деньги на адвоката потрачу, время своё — и всё из-за этой ду… робости вашей!
Дверь директорского кабинета распахнулась.
— А что, Дмитрий Сергеевич: есть у вас основания считать, что Миронова на вас в суд подаст? — гортанным голосом проговорила директриса, сощурив глаза до двух щёлок. Не очень-то она мне верила! — Чем вы её оскорбили так сильно? Когда успели?
— На школьном дворе. Я быстро уезжал и обрызгал её с головы до ног. Вам, извиняюсь, яму не дано засыпать? Может, Степанов-то не зря таким злым от вас уехал?
Римма Марковна приоткрыла рот. Весёлые искорки замелькали в её глазах.
— Во-он оно как… (Моё замечание о бесхозяйственности она пропустила мимо ушей: так её позабавила картинка.) С головы до ног?
— С головы до ног, говорю.
— А она вас разглядела?
— Сложно было не разглядеть: у меня машина с открытым верхом.
— Очень-очень занятно… — широкая улыбка расползлась по лицу директора. — Ну, Дмитрий Сергеевич: сами-то видите теперь? Нет: вы серьёзно решили извиняться перед этой… английской прошмандовкой? Не много ли чести?
— Я должен, как минимум, убедиться, что она не готовит гражданского иска, — угрюмо соврал я — и покраснел. Римма Марковна, наверное, подумала, что я покраснел с досады. (Или прекрасно она поняла, что не для этого мне нужен телефон, но просто подумала, что, усомнившись сейчас в моей искренности, испортит отношения с подрядчиком? Кто знает…)
— Дай, Верочка, товарищу телефон и адрес, — покровительственно распорядилась директор. — Удачи, Дмитрий Сергеевич! Не премину, в случае чего, на вас сослаться. О том, что даже посторонние люди подтверждают её скверный характер. Правда, Верочка?