Иррегулярный интеллект

Главы XXIII - XXV

Глава XXIII    Революция, как гроза, назревала несколько дней. Люди собирались в огромные толпы, подобные мрачным тучам, и над ними то и дело звучали пламенные, гневные речи ораторов – первые раскаты грома. И когда пролились первые капли дождя, это не были слёзы угнетённых, и это не была кровь, вопреки наиболее мрачным пророчествам. Обманывая надежды самых наивных, дождь этот не был золотым – как раз наоборот, биржа прекратила работу и закрылась при первых его признаках. Если дождь – это жидкость льющаяся с небес, то Революционная Гроза, как и всё, касающееся переворотов, была совершенно противоположным явлением.

    Едва в Канализацию устремились потоки дождевой воды, и уровень её поднялся достаточно высоко, Моррид начал действовать. По его приказу в центре Туфы раздалась серия взрывов, сорвавших пожарные гидранты. Однако вместо воды вверх ударили тугие струи вонючей бурой жидкости, запах которой вызывал тошноту. Это объяснялось тем, что вода из труб отводилась по предварительно врезанным рукавам в канализацию, вымывая оттуда фекалии и гниль.

    План, блестяще реализованный подопечными Моррида, которыми руководил Чинэль по прозвищу Таблетка, принадлежал Гарфу Гаспару. Неэвклидов шахматист, казалось, обладал неисчерпаемым запасом фантазии относительно всего, что касалось вещей, которые у нормальных людей вызывали омерзение и тошноту.

    - Да! Именно этого я и хочу! – возбуждённо восклицал Га-Га. – Это не сказочки для маленьких детей и не подарки в чулке. Мы принесли Революцию, бомбы и дерьмо из туалета! Пусть поймут это!

    - И что будет, когда они поймут? – поинтересовался баркерианин Дейб, готовивший заметку для «Орион Пресс».

    Гаспар скривил свои толстые, похожие на извивающихся слизней, губы в усмешке. Вполне вероятно, он полагал, что выглядит сейчас высокомерно.

    - Дейб, вам хоть косточку давай! Правда, в ближайшие дни их будет предостаточно валяться на улицах… Ну, если коротко.. – шахматист понизил тон и сделал паузу, словно действительно пытался облечь свои сверхсложные мысли в простую, понятную даже пинчероиду форму. – Если коротко… Я хочу их шокировать! Пусть трусы спрячутся по самым дальним углам и не высовываются! А трусов, я вам доложу, в этом мире – большинство.

    Гаспар заговорщицки подмигнул Ле Сажу, словно речь шла о чём-то, понятном только им двоим.

    - Те, кто мог бы выступить на стороне Рихтера – скажем, из глупых предрассудков, вроде верности присяге, чести, благородства, – те просто отступят при виде улиц, залитых зловонной жижей. Высокие идеалы несовместимы с ковырянием в дерьме. Те же, кто всё-таки станут сражаться, будут иметь надломленный боевой дух.

    - А наша сторона? Наши люди не разбегутся? – Ле Саж задал вопрос, который ему показался естественным. Похоже, однако, это прозвучало очень наивно, по крайней мере, остальные члены комитета хором рассмеялись. Даже Френни глупо захихикала, хотя, как всегда, не понимала, о чём речь.

     - Нет, конечно, ведь мы – революционеры! – Гаспар ликующе потряс рукой, его сарделькоподобные пальцы, не знакомые с физическим трудом, сжались в нечто, напоминающее кулак. – У нас – всё наоборот! Где они защищают порядок, мы создаём ячейки анархистов! Где они соблюдают законы чести, мы лжём из соображений революционной целесообразности! Где их сковывает закон, там мы его нарушаем! Ведь Революция – и есть тягчайшее преступление! Роже, вы что, не знакомы с законодательством?

    Роже был вынужден и согласно кивнуть, и отрицательно покачать головой одновременно. Действительно, он был знаком с правом, но такая трактовка встречалась ему впервые.

     - Мы взываем к самым низменным сторонам человеческой натуры, и вид дерьма только возбудит наших бойцов и привлечёт на нашу сторону тех, кто хочет поживиться за чужой счёт.

    Ле Саж приложил все усилия, чтобы на его лице не дрогнул ни единый мускул, а потом постарался изобразить на нём восхищение.

    - Невероятно! Вы – просто гений, Гаспар! – говоря так, он почувствовал, что уже где-то слышал подобные интонации.

    Гаспар, от чьего внимания не ускользнули изменения в голосе и мимике Ле Сажа, цинично рассмеялся.

    - Роже, вы становитесь настоящим гейомцем! Хотите, я назначу вас министром культуры и образования?

    - Не знаю, я писатель…

    - Этого делать не придётся, за вас всё напишет секретарь. Или, может, лучше секретарша? – Гаспар посмотрел Ле Сажу в глаза, едва не мурлыча. – Две?..

    Их внимание отвлёк Шимрон, находившийся в углу, где был оборудован узел связи.

    - Началось! Моррид вывел своих подонков на улицы!

    Ле Саж приблизился к одному из голографических проекторов. Переключая изображение с канала на канал, он везде наблюдал одну и ту же картину: из канализационных люков вылезают неприятного вида личности, зачастую в отрепьях, вооружённые, однако, новейшим оружием. Крупные планы позволяли увидеть многочисленные гнойные язвы, покрывающие грязные тела, не знакомые с нормальным медицинским обслуживанием и понятием «санитария» как таковым.

    Гаспар приказал согнать демонстрантов, пикетирующих офисы нескольких компаний, к выходу из «КомСвязи».

    - Пока что прикроемся живым щитом, – как всегда, брезгливо произнёс шахматист. – А когда Рихтер бросит против Моррида все силы и выдохнется, раздадим нашим людям оружие и начнём захватывать жизненно важные точки.

    Ле Саж решительно закивал, поддерживая его. Революция была великим делом, и свершить её мог только человек, способный на великую подлость. Ему начало казаться, что Гаспар является таким человеком.

Глава XXIV    Настал день «Д» и час «Ч», и Революция началась. Иррегуляры, окончательно презрев паутину запретов, ограничений и драконовских указов властей, вырвались из Канализации. На их сшитых из одноразовых целлофановых пакетов знамёнах хищно скалился Троцкий либо его символ – вставший на задние лапы Лев, а грязные, мозолистые руки, привыкшие убивать мутакрыс, сжимали плазмомёты и моледиссемблеры.

    Их решительный вид и ещё более решительные действия, наличие чёткого плана захвата госучреждений – всё это приносило им быстрые, лёгкие победы и новых сторонников. Иррегуляры, жившие на поверхности – проститутки, сутенёры, торговцы оргтехникой и продуктами питания, парикмахеры, разнорабочие и прочая, – вскоре присоединились к ним.

    Полиция, завидев вооружённые толпы, по привычке своей трусливо разбежалась, а наиболее дальновидные из Регуляров начали искать способ связаться с руководством Революции. В конечном, итоге иметь связи со Штабом гораздо лучше, чем обсуждать вопросы демократизации с шайкой обезумевших от крови мародёров.

    Моррид лично командовал наступлением. Его подразделения, не имевшие чётко определённого состава и структуры, представляли собой, скорее, банды, подчиняющиеся признанным уголовным вожакам. Все попытки Радая как-то унифицировать численность «штурмовых групп» и приучить их к армейской дисциплине разбились о непонимание со стороны преступников, привыкших подчиняться лишь собственным главарям. Выдвинувшиеся из их же среды, те были такими же Иррегулярами, накапливавшими свой авторитет годами, и заменить их назначенными командирами «отделений», «взводов» и «рот» не стоило даже и пытаться. Каждый из них сам присваивал своей банде статус, соответственно её численности и боеспособности.

    Все стоны и протесты Радая ни к чему не привели; однажды дело зашло настолько далеко, что его самого едва не пристрелили. В конце концов, он умолк и, возглавив собственную «роту», пошёл на штурм баррикад, которыми лояльные Регуляры перегораживали улицы.

    В сотне метров к северу, на соседней улице, полыхал огромный пожар. Оранжево-багровое пламя гудело, словно адская печь. Даже здесь, в относительном отдалении, было нестерпимо жарко; местами асфальт размяк и прилипал к подошвам, когда на него становились. Токсичный дым горящих полимеров, из которых были построены дома, заставлял глаза слезиться; многие кашляли.

    Моррид, заблаговременно раздавший своим подопечным кислородные маски, мог не опасаться за их жизнь; одна такая маска, которая была ему чересчур мала, кое-как защищала и его лёгкие. Используя инфракрасный спектр, он осмотрел задымлённую улицу, которая вела к космопорту. Все остальные очаги сопротивления уже пали: Гаспар и прочие «комитетчики» принимали поздравления представителей разных госучреждений и компаний, которые спешили переметнуться на сторону победителя.

    Победа Революции казалась несомненной, и окончательный разгром войск Рихтера был лишь вопросом времени. Впрочем, ничто не даётся задёшево: значительная часть города превратилась в руины, погибли тысячи, а с учётом пожаров – вероятно, и десятки тысяч людей. Ситуация усугублялась тем, что сорванные пожарные гидранты не работали – КомиСвобода  опасалась, что мощные водомёты остановят толпу и именно поэтому настояла на том, чтобы Моррид вывел их из строя. Сейчас же, когда огромный огненный вихрь охватил сразу несколько кварталов, они, наверняка, сами жалели об этом решении. 

    Моррид тяжело вздохнул. Скорее всего, когда бои закончатся, Гаспар свалит всю вину за пожары на него. Га-Га проявил себя совершенно беспринципным интриганом, полагавшим, что в жизнь можно переносить правила настольной игры, манипулируя живыми людьми, как шахматными фигурами.

    Отвлёкшись от печальных мыслей, он снова осмотрел баррикаду, которую атаковали бойцы Радая. Сваленные в кучу обломки мебели, разнообразный хлам, даже выкорчеванные деревья – всё это пошло на строительство заграждения, включая дорогостоящие лет-атомы, повреждённые огнём Иррегуляров.

    Лет-атомы! Разбогатевшие при Рихтере Регуляры жестоко просчитались, полагая, что летающий транспорт будет эффективен во время боя в городских условиях. Эти машины сбивали одну за другой, пока противник не отказался от их использования. Моррид с удовлетворением отметил, что его воины уже взобрались на гребень баррикады, там завязалась жаркая схватка, местами переходившая в рукопашную. Он подумал, чем бы наградить храбреца, первым выбравшегося наверх, но того тут же сразил меткий выстрел противника.

    Моррид выругался. Регуляры всё ещё сражались. Если деморализованная армия достаточно быстро сложила оружие, то отчаявшиеся служащие ГССГ дрались яростно, с удивительным ожесточением. Разжиревшие бюрократы, подобно загнанным в угол мутакрысам, понимали, что они обречены, и сражались с удвоенной энергией. Нет, конечно, не сами – но они нашли тех, кто вступил бы в бой вместо них, пока они ищут пути отхода к «челнокам» в космопорту.

    Спешно сколоченные из пятнадцати-шестнадцатилетних мальчишек, зачисленных в офицеры ГССГ, подразделения вступили в бой с частями, ведомыми Морридом и Радаем. Со стороны Банковской площади их охватывали студенческие отряды, возглавляемые дальним родственником Никода, популярным певцом Эльзером.

    Юнцы-лоялисты сражались отчаянно, компенсируя нехватку боевого опыта смелостью, свойственной всем, кто никогда не был в бою, но верит, что ему повезёт. И им действительно везло – они уходили в лучший мир, так и не поняв, что жизнь их оборвалась, а те, ради кого они умирали, выигрывали очередную лишнюю минуту. Возможно, именно нескольких минут им и не хватит, скрипнул зубами Моррид, думая о том, что Рихтер, вероятнее всего, уйдёт. Если ему удастся сбежать, все победы Революции, стоившие стольких жертв, окажутся бесплодными.

    У него под ногами внезапно задрожала земля; опасаясь, что рядом взорвалась граната, Моррид бросился на землю, и, уже падая, понял: это лишнее. Выждав несколько мгновений, он посмотрел в сторону космопорта, зная, что именно увидит: ревущий огненный факел ракеты-носителя, разгоняющей «челнок» с Самыми Важными Персонами до второй космической скорости. Моррид в сердцах ударил по земле кулаком.

    - Вперёд! – прокричал он радиомикрофон. – Убьём их всех!

    - Они сдаются, Моррид, – голос Радая, приглушённый статическими разрядами, был едва узнаваем. – Сдаются не нам, а Эльзеру. Если мы их убьём, начнётся бой уже со Студенческой Армией.

    Над баррикадой появилось белое знамя – обычная рваная хлопчатобумажная футболка, одетая на обломок стальной арматуры.

    Моррид, едва сдерживая злость, пошёл туда, где офицерский полк ГССГ сдавал оружие. То тут, то там попадались трупы, преимущественно Иррегуляров, многие из них принадлежали его знакомым и товарищам. Неподвижные тела обуглились там, где в них попали разряды плазмы, были искромсаны в местах, где по ним прошлись моледиссемблеры, разорваны на части, где их поразил взрыв.

    Некоторые трупы не носили видимых повреждений: лишь из носа или ушей текли тоненькие, уже запёкшиеся струйки крови – как догадался Моррид, причиной этих смертей стали использованные на максимальную мощность излучатели «Нова-Стар». Многие раненые ещё дышали; их жалобные стоны разносились окрест. Циклопических размеров пламя, служившее фоном этой картине, выжигало кислород и с ужасающей скоростью засасывало воздух из окружающего пространства; возникший ветер ещё более раздувал пожар.

    Когда Моррид взобрался на баррикаду, подходы к которой устлали своими телами его соратники, среди погибших начали появляться мальчишки, много мальчишек в расшитой золотом новенькой синей форме офицеров ГССГ. Это зрелище несколько успокоило его смятенную душу.

    По ту сторону заграждения обнаружилась группка людей. Радай, Эльзер и их помощники говорили с каким-то полным, широкоплечим мужчиной в форме. В памяти всплыло его имя: Куакен. Гаспар перед самым боем просил сохранить жизнь этому офицеру, оказавшему Революции неоценимые услуги. Кто знает, не был ли Гаспар тем пресловутым «кротом», которого они безуспешно искали – или же теперь всё наоборот?

    Он снова посмотрел на точку, оставлявшую за собой инверсионный след от термоядерных ракетных двигателей. Там, в уже почти неразличимом кораблике, находились ответы на множество вопросов, которые он жаждал задать теперь уже бывшим правителям Гейомии.

    Моррид понял, что сегодня ему не суждено получить от судьбы всё, чего он хочет. Однако именно в этот день он почувствовал, что обязательно узнает имена тех, кто превратил его в кретина и отправил в Школу КСИР, и покарает их. 

Часть III. Президентская «свёртка»

Глава XXV    Орсен Куакен пилотировал служебный лет-атом твёрдой, уверенной рукой; сделав короткий вираж, он зашёл на посадку.

    Полупрозрачная поверхность Банковской площади жалобно застонала, когда тяжёлый летательный аппарат опустился рядом с небольшой, окружённой изморозью трещин, пробоиной; пробоины эти, результат воздействия плазмомётов и моледиссемблеров, зловеще зияли то тут, то там.

    Полозья, заскрежетав, скользнули по стеклянистому бериллоглассу. Едва лет-атом остановился, Куакен вышел из машины, запер дверцу и на мгновение замер в растерянности. Он прибыл один, без сопровождения, и не было никого, кто присмотрел бы за седаном новейшей модели. Мир, несомненно, менялся, причём не в лучшую сторону. Ещё чуть-чуть – и офицерам придётся окончательно забыть о денщиках и наёмной прислуге, с тоской подумал Куакен. Если только не случится худшее…

    Его прошиб холодный пот. Что может случиться с миром, в котором нет офицеров?

    Бросив последний, как ему казалось, взгляд на «Накадзима-Фуккацу», генерал 3-го класса уже несуществующей Государственной Специальной Службы Гейомии направился в офис компании «Коммутируемая связь».

   Все жители Туфы – да и Куакен и даже Президент Рихтер – знали уже: здесь располагается Комитет Свободы, или Штаб Революции.

    Трупы, ещё недавно лежавшие на каждом шагу, куда-то исчезли; Куакен знал наверняка – некоторые системы наблюдения всё ещё работали, – что их попросту свалили вниз с высоты тридцати этажей. Площадь, огромный полупрозрачный лист прочного, как сталь, серо-зелёного бериллогласса с розовыми прожилками, поддерживался в воздухе четырьмя близнецами-небоскрёбами. Сходство его с ультрамодным металлостеклянным столиком являлось несомненным. «Столик» этот сейчас был залит кровью и во многих местах почернел от огня. Едва ли революционеры восстановят Банковскую, подумал Куакен, им свойственно только разрушать.

    Пожар – вот уж воистину тема для размышлений! Пламя, опустошившее Ишкедон и испепелившее уже несколько кварталов в деловой части города, было подобно вырвавшемуся на волю демону; оно постепенно приближалось, стремясь слиться с местными очагами. Огонь, извечный спутник уличных сражений и грабежей, окрасил жёлто-оранжевым и биржу – его танцующие языки, словно дразня людей, показывались то из одного окна, то из другого.

    Улетая, Рихтер вывел из строя электростанции Туфы, и, несмотря на вялые протесты, не нашлось никого, кто бы остановил его. Осуществив это явно злонамеренное решение, имевшее целью насолить новой власти, Президент немедленно отбыл на личном «челноке». Коммунальные службы остались без электроснабжения в момент, когда начал разгораться едва ли не самый большой пожар в истории планеты, если не Галактики.

    Куакен, мрачно улыбаясь, покачал головой. КомиСвободе ещё многое предстоит узнать, и ни одна из этих новостей не станет приятной. Кое-какие он принёс с собой, образно говоря – в карманах мундира генерала 3-го класса.

    Новое звание он получил накануне, минуя очередное звание полковника – сладкая пастилка, которую Рихтер приложил к горькой пилюле – приказу остаться на поверхности и прикрывать отход правительства.

    Жена, насмерть перепуганная, ругала его последними словами и умоляла не ехать на встречу с революционерами, раз уж ему не хватило ума улететь на орбиту. Куакен оставил ей ключи от собственного автомобиля и, срезав знаки различия с новенького мундира, полетел на Банковскую в служебном. Почему-то он был уверен, что видит супругу в последний раз.

    Пролетая над дымящимися кварталами, в которых, подобно вшам, кишели мародёры, Куакен только стискивал зубы крепче. Если он хочет жить, ему следует не обращать внимания даже на столь вопиющие нарушения закона, которому он служил всю свою жизнь. Сохранялась опасность, что его собьют – участь, уже постигшая большинство полицейских лет-атомов, – но идти пешком он бы ни за что не отважился, даже будучи в штатском.  

    Перевёрнутые вагоны монорельсовой «надземки» валялись на всех крупных перекрёстках – искорёженные, подчас пылающие, – картина, великолепно иллюстрирующая состояние не только общественного транспорта, но и общества в целом.

    И вот он здесь, на пороге Штаба Революции. Генерал 3-го класса одёрнул китель, слишком тесный для его грузного тела – закройщики использовали мерки десятилетней давности, – и сделал этот шаг. Маленький шаг для одного человека – но огромный шаг для всей Специальной Службы.

    Каблуки его щёлкнули о бериллогласс. Вчерашние студенты, одетые в нечто, отдалённо напоминающее военную форму, обыскали Куакена. Он печально улыбнулся – оружия при нём не было; свой табельный моледиссемблер он оставил в служебном сейфе, а личный брать не захотел. Что-то в нём противилось этому – вынимать оружие, позволять кому-то прикасаться к святой для каждого военного вещи.

    Его обшарили при помощи импортных детекторов.

    - Что это? – спросил какой-то черноволосый сопляк со значком в виде львиной морды на груди.

    - Зажигалка, – ответил Куакен бесцветным голосом.

    - А это – портсигар, и в нём – дорогие сигареты? – Понимающе улыбаясь, юноша обернулся к своим приятелям. Те тоже многозначительно улыбнулись.

    - Платиновый портсигар, – поправил его Куакен. С дорогой вещью, подарком к 20-летнему юбилею службы, придётся попрощаться. Она возляжет на алтарь Льва Троцкого.

    - Не бомба, и никаких скрытых стреляющих устройств, сигареты без ядов? – Черноволосый рассмеялся. – Мы проверим всё это, но вам эти плоды и символы эксплуатации трудового народа больше не понадобятся. Им место в музее.

    Куакен развёл руками:

    - Давно собирался бросить курить.

    Его впустили внутрь лабиринта из мешков с песком, за которым скрывалась обширная витрина «КС». Витрину прикрывал «сэндвич» из стальных и углеволоконных пластин – весьма эффективная защита от кумулятивных снарядов. Щиты эти, ввозившиеся различными фирмами, связанными одновременно и с «КС», и с косморазведкой Конфедерации, изначально привлекли внимание аналитиков Службы, так как в строительстве не применялись. Предположение о том, что щиты планируют использовать как раз в качестве бронированной «слойки», несмотря ни на что, не вызвало соответствующей реакции – Рихтер просто отмахнулся, заявив, что не может портить межпланетные отношения из-за каких-то стройматериалов.

    Глаза Куакена начали слезиться. Так они потеряли Гейомию! Многие поняли в тот момент, что судьба режима, не желающего спорить с иностранцами, предрешена, и все усилия по его спасению заведомо обречены на гибель. Такие вещи подтачивают мораль, выкашивают сторонников почище моледиссемблеров крупного калибра.

    Вот и входная дверь – и ещё один юнец с детектором. Пока его сканировали, Куакен невольно скосил взгляд направо, на прикрытую щитами витрину офиса; ввоз её через космотаможню в своё время вызвал бурные споры. Изготовленная из металлизированного полимера, витрина выдерживала усилие до тонны на «точку»[1], обычное для крупнокалиберных плазмомётов, в то время как законы Гейомии разрешали только установку частных средств бронезащиты, выдерживающих нагрузку, в пятьдесят раз меньшую. Несмотря на явное нарушение закона, личное вмешательство Рихтера вновь привело к тому, что товар дошёл до адресата.

    Куакен шагнул внутрь. Он тщательно изучил документацию фирмы-строителя в период, когда ГССГ ещё обладала достаточными силами, чтобы едва ли не всерьёз рассматривать возможность штурма «КС», поэтому знал о помещении всё, вплоть до размерностей туалетной комнаты и стоимости установленной там сантехники. Вполне вероятно, эти знания пригодятся сейчас, когда он окажется за одним столом со своими заклятыми врагами – включая одного, имеющего причины ненавидеть «генерала-три» лично, – и  каждая мелочь, способная дать в смертельной схватке преимущество, может оказаться решающей.

[1] «Точка» – единица измерения площади, круг, чей диаметр равен «метрической линии», или одной десятой сантиметра.