Вальтер
Обезумев от ярости, я готов был ответить Акиве силой. Разум и звериная сила уже сорвались с цепей и колошматили друг друга на подкорке, внешне я все еще держался…Внутренности горели, как обожженные, и кулаки хрустели, но мои люди приблизились по бокам, напоминая мне в последний раз, что возврата не будет, если я не удержусь. Я должен, не имею права сейчас дать слабину. Знаю…
- Я прощаю тебе… и боль твою понимаю. Помочь не знаю, чем! Ты пустил на территорию пришлый клан! Им с самого начала было нечего тут делать. – выдавливаю.
- Ты поставлен здесь для порядка! Как допустил? – рвался тот, бессильно отбиваясь от собственной охраны. – Бесполезная твоя роль! Прав был Герт, ты худший из отверженных! Даже собственную пару не уберег!
Меня опаляет бешенством, но стоит вспомнить… как дело было на самом деле… в груди образуется невыносимая боль. Не пришлые, а я сам… разыграл карты. Моя пара осталась жить, хотя должна была умереть. Я сохранил ей жизнь и выбросил из своей, чтобы дать шанс.
- Я призываю четырех вожаков! – поднимаю руки над головой, и тут же от меня отступают охранники, и Акиву оставляют его люди. – Судьбу приступившего закон решит Совет!
Под полное молчание и удивленный и больной взгляд Акивы я покидаю территорию особняка. Он потерял сына… Я прощаю ему выпады в мой адрес, и даже его ядовитое оскорбление. Ничто не сравнится с его горем! Его пара жива, но не родит ему больше ни одного волчонка. Дан, единственный кровный альфа моей стаи, был его единственным сыном…
Мой отец – старший брат Акивы, но его единственный сын – отверженный, изгой-полукровка, имеющий право только на одну попытку оборота, и это могло сделать меня альфой, но я отстранился от дел. Мое происхождение, образ жизни и способ заработка идут вразрез обычаям клана. Мой покой – недостижим, я никогда не буду претендовать на статус альфы!
Гробовое молчание воцаряется в машине, когда водитель выбирается на трассу.
- Гони, Егор. Просто гони.
- Дора принимала роды у одной из наших. Умерли двое волчат и мать.
- Почему? – удивленно спрашиваю. Он никогда не заговаривал со мной о принятых решениях. Егор – один из сыновей клана. Его родители живут в поселении, а он… со мной в городе. В охране отца он появился примерно в одно время – когда отец отходил от дел, переводя стрелки на меня.
- Когда гибнет альфа – такое случается. Чем дольше клан живет без вожака, тем больше болезней, мора, несчастных случаев. – выдает, не отрываясь от дороги. – Они надеются…
- Дьявол! – шиплю, сжимая кулаки.
И без него я вижу, что сейчас встанет вопрос о вожаке!
- Я не могу и не хочу, Егор! Это мое решение. Я принял его не вчера и отнюдь не из-за прихоти!
Он молчит, продолжая сверлить взглядом дорогу. Машина сопровождения должна уйти вперед, Егор пропускает, но те, балбесы, останавливаются у обочины. Девка? Приспичило бабу в такой нервотрепке? Велю ему притормозить рядом, видя, как один их амбалов хватает девку за руки. Даже такую мелочь, как развлекуха парням, я должен контролировать, чтобы не терять людей…
Внезапная догадка… силуэт… девушка так напоминает… ЕЁ. ОНА исчезла из моей жизни после всего. Я предал ее, не сумев принять ее поступка. Любил… нет, умирал от этого проклятого чувства, ведь ОНА – моя пара. Ни с одной женщиной я не находил утешения, что ни делал – шлюхи, дорогие содержанки, ухоженные, пахнущие дорогими духами и одетые в роскошные тряпки. Ни один человек не вызывал во мне такую бурю эмоций, как эта худенькая… оборванка. Где ее носило? Почему здесь, на трассе? Она может оказаться здесь не случайно!
Выхожу из машины и цепляю ее на заднее сиденье. Почти не сопротивляется. Мой урок она запомнила на всю жизнь, думаю… Ребята отправляются в мотель первыми, чтобы разнюхать, где придется заночевать. Среди них двое – люди, и им нужен отдых.
- Хотел бы я обознаться… Не верится, да? – оборачиваюсь к Эве с переднего сиденья. Я не забыл ее имя. Никогда не смогу и не пытаюсь выбросить его из головы. Оно проросло в сердце кровавым бутоном, чистейшей неразбавленной страстью и болезненным предательством.
Оцениваю, как она изменилась. Похудела до истощения. Впалые щеки, болезненные испуганные глаза, дрожащие губы. Люди всегда испытывают страх перед нами. Любой отверженный в разы сильнее человека, даже эмоционально, на уровне ощущений.
- Какими судьбами ты тащишься по ночной трассе в этом захолустье?
- Работаю неподалеку. – мямлит, съеживаясь, словно виноватый ребенок.
- В сельском коровнике? – издеваюсь, конечно, но не представляю, как образованный педагог из большого города может работать в глуши.
- В детском интернате.
- М-мм… По специальности, значит. Похвально… Составишь компанию за рюмкой кофе?
Мотает головой, явно желая соскочить. Злюсь, неосознанно закипаю, хоть она и не сделала мне ничего…сейчас.
- А подвезти? – даю последний шанс. Мое терпение весьма ограничено после инцидента с Акивой, черт его дери!
Снова отказ. Ломает руки, не зная, куда их деть. От нее… разит человеческим запахом без единой примеси духов или туалетной воды. Потертые джинсы, дрянной тонкий свитер. Вроде аккуратная, но такие дешевые шмотки и замызганный вид. Недаром один из братков принял ее за придорожную шлюху.
- Так не пойдет. Ты ведь знаешь, мне не отказывают. Возьми два кофе, - бросаю Егору.
- Я могу… - снова бубнит. – Уйти? Мне рано вставать на работу.
- Можешь, но тогда, когда скажешь, что тут делаешь по-настоящему.
- С работы иду. Кажется, ты запретил и приближаться к тебе? Я даже уехала в другой район области, чтобы исполнить приказ.
- Не верю. – не имея возможности поверить, я все-таки чувствую, что она не врет.
- Плохо. Тогда можешь вновь поступить по своему усмотрению…
- А ты по-прежнему не можешь сдержать свой язык? Жизнь не учит? – меня захлестывает ярость на бесполезное сопротивление. Когда я предъявил ей доказательства, она все равно орала, что не виновна! Год прошел, а она все та же упрямица! Бестолковый слабый человечек!
- Мне плевать, - добавляет.
- Что ты делаешь на трассе? – уставляюсь на нее, не понимая собственного упрямства.
Меня сорвет с тормозов, и я могу уничтожить ее! Солги что-нибудь! Ради всего Святого!
- Повторяю, как и год назад… Пошел ты к черту! Я не обязана отчитываться перед тобой! – бросает уверенно, зажмуриваясь.
Меня бросает в жар от ее близости, и непонятным для себя образом, я оказываюсь рядом с ней, хватая ее худые плечи и бросая на сиденье.
- А я скучал по твоему телу… - захватывая ее рот. Красивые губы, которые снились мне в тяжелых виденьях, манили и поливали проклятиями. – Куришь… сука…
Отстраняясь на мгновение, я облизываюсь, чувствуя запах и вкус табака. Дешевые сигареты и курит их Эва? За год она так низко опустилась? Сука! Дрянь, которую я не могу отпустить, встретив в момент назревающего конфликта с вожаками кланов. Она по-прежнему… моя, и нутро подсказывает, что я не имею права оставить ее на растерзание. Ее тело и душа принадлежат только мне!
Дикое возбуждение охватывает меня, и не в силах сдержаться, я шарю руками по ее… родному телу. Мой личный свет, душа, которую я каждый день пытаюсь задушить, отвадить от себя, но безрезультатно! Она – лучшее, что со мной случилось, и ее поступок – моя вина! Я допустил! Позволил! Грубо сжимаю ее небольшую грудь, вжимаясь каменным членом между ног Эвы. По бледным щекам сползают прозрачные соленые капли, и я стираю их ладонями. Горячо, невыносимый огонь разгорается внутри меня, и сорвав с девушки брюки с бельем, я вхожу в ее горячее лоно.
Сумасшедшая истома заставляет вколачиваться в знакомое тело, мучить его, гладить, целовать. Плевать, как она пахнет! Этот запах… этот человек… Мне не положена для пары волчица, только человек! Отверженный может возглавить клан, но только он. Его волчата никогда не смогут претендовать на место в клане, ибо кровь станет водой… Отголосками волчьей природы, не более того. Однако, роди она от меня, и этот полуволк стал бы мощным оружием в борьбе со мной. За своего волчонка даже отверженный способен нарушить любой закон…
Я трахаю ее, рыдающую подо мной, сцеловываю слезы, удерживая ладонями лицо. Каждая его черта мне родная… Зачем она попалась мне на пути?! Болезненная разрядка настигает меня, и я не в силах сдержаться. Мое семя остается в ней, распластанной на сиденье. Я снова взял ее силой, как последний ублюдок, насильник, коих презирают даже в человеческом мире. Поправляя на себе брюки, роняю голову в ладони, растирая лицо. Я – чудовище. Больное, бесконечно ходящее по краю и никак не находящее покоя.
- Очнись! – приказываю.
Слышу, как бьется ее сердце, приходя в себя. Она боится. Она помнит все, что я делал с ней. Ее боль пронизывает меня, и я готов сдохнуть от этого поганого чувства.
- Ты принимаешь таблетки? – спрашиваю, надеясь, что она не понесет от меня. - Ты можешь забеременеть… Я не сдержался…
Эва кривит лицо, принимаясь снова рыдать, и смеется в истерике. Она выглядит сумасшедшей, но это не так. Рука тянется к дверце, и она все равно… после всего хочет сбежать! Перехватываю ее запястья, дергая обратно на сиденье.
- Не могу. Я больше ничего не могу, подонок! Я бесплодна! Ты изуродовал меня и растоптал! И… продолжаешь насиловать тело и душу! – пытается кричать, но выходит каким-то искореженным шепотом.
- Перестань! Отпущу, но сидеть надо спокойно! – встряхиваю ее, приводя в чувство. – Егор!
Стоит водителю сесть за руль, командую, чтобы мы тронулись в мотель. Надеюсь, в комнате и одна она успокоится. Какая ей разница, где ночевать? В ее сердце никого нет, кроме маленького огонька, и он обращен не ко мне. Кошку или собаку держит. В остальном ее сердце – пустая застывшая стекляшка, которая делает вид, что бьется. Душа… ее увидеть я не могу.