Путь в Арьяварду

Главы XVI - XVIII

Глава XVI    Тонгир вскочил, обнажив меч, и начал растерянно озираться по сторонам. Понимая, насколько это бесполезное занятие в ночной темноте, озаряемой лишь слабым светом звёзд, он бросился лихорадочно раздувать угли костра. К сожалению, те уже совершенно остыли, и занятие это оказалось бесполезным. Достав кремень и огниво, Тонгир высек несколько искр на трут и поджёг его. Торопливыми движениями он развёл огонь – пламя охватило несколько наиболее сухих щепок, а затем медленно, словно нехотя, перекинулось на более сырые деревяшки. В поднявшемся дыму видимость оказалась едва ли не худшей, однако Тонгир уже от одного, сопровождавшегося тёплой волной воздуха, потрескивания костерка почувствовал себя увереннее. Огонь – главный друг и спутник человека, не считая болезней и страхов, и в союзе с ним можно бросить вызов кому угодно.

    Тонгир внимательно осмотрел место, где спала девушка. Её меха валялись в беспорядке, а сама она, если судить по оставленному следу, ползком отправилась к самому берегу реки. Дорру прищурился, ища то, что в данных обстоятельствах неизбежно должно было обнаружиться. Он присел на корточки и начал кружить по обеим сторонам следа, пока, наконец, не наткнулся на что-то, вызвавшее у него уверенное «Хм!».

    Отпечаток ноги, обутой в мягкий сапог без каблука, причём мокрый, являлся совершенно чётким. Судя по размеру, он не мог принадлежать Бю-Зва, а Тонгир совершенно отчётливо помнил, что не ступал в том месте, да и ноги, сходя на берег, не замочил. Следовательно, похититель, вероятнее всего – мужчина, вылез из речных вод и уволок с собой спящую девушку.    

    Тонгир сердито сдвинул брови. Версия казалась ему неубедительной, однако других просто не могло быть. Внезапно до него донёсся едва слышный плеск, за которым последовал шорох. Вглядываться в темноту казалось бессмысленным, а опытные охотники умеют ступать совершенно бесшумно. Тонгир обладал твёрдой уверенностью в том, что на берег из воды вышел тот, кто недавно похитил Бю-Зва – и сейчас пришёл за ним. Уверенность эта, пусть и не подкреплённая зрительным образом, существовала – её подпитывало шестое чувство.

    Руководимый скорее наитием, нежели разумом, Тонгир, отскочил назад единственным тигриным прыжком и изо всех сил пнул свой маленький костерок ногой. Разлетевшиеся вокруг головни осветили клочок глинистой поверхности между рекой и отвесным скальным обрывом, закрывавшим ему путь к бегству, если бы подобная идея возникла в голове у дорру.

    Удушающий страх, подступивший к горлу, на мгновение принудил обдумать последний вариант, несмотря на всю постыдность, однако Тонгир немедленно отмёл такой путь. Взмахнув мечом, он шагнул навстречу тому, что одним своим видом вызвало у него чувство бессильного страха. Источником этого липкого чувства являлись два создания, отдалённо напоминающие людей, однако обросшие болотной тиной и лишайником столь же плотно, как дикие животные обрастают шерстью.  

    Присмотревшись к ним внимательнее, Тонгир понял, что речь идёт о людях, вернее, о тех, кто некогда принадлежал к роду людскому, однако после смерти превратился в гниющее, смешавшееся с чуждой ему жизнью, существо. В том, что перед ним стояли мертвецы, сомнения быть не могло – почерневшая кожа давным-давно лопнула во многих местах, и сквозь эти разрывы, как сквозь прорехи в одежде, просматривались выбеленные временем кости.

    Тонгир взмахнул клинком и ударил оказавшегося в поле досягаемости живого мертвеца. Тот молча, не пытаясь защититься, принял удар, разрубивший ему правое плечо – и тут же схватил своего противника за руку. Тонгир, поражённый железной хваткой, оттолкнул покойника ногой, выдёргивая меч – и тут же отсёк руку, сжавшую его, словно тисками. Безглазое существо застыло в изумлении и стало неуверенно озираться по сторонам; Тонгир, злорадно улыбнувшись, взмахнул мечом – и голова мертвяка, распрощавшись с костистой шеей, полетела прочь.

    Тело того, кто умер уже во второй раз, осело наземь. Тонгир немедленно повернулся к оставшемуся существу. Порождённый мраком, царившим на речном дне, отравой, долгие десятилетия вытекавшей из трупов животных, и внушающей отвращение неземной магией, его противник одним своим видом вселял в душу дорру непреодолимый страх. Однако опасность пьянила Тонгира, как доброе вино, да и одержанная только что победа не могла не укрепить его обычную уверенность в собственных силах. Приблизившись к источающему запах смертного гниения созданию, вытянувшийся в глубоком выпаде дорру изо всех сил обрушил меч на его левое бедро. Враг, не ожидавший подобного манёвра, упал на одно колено, а руки его лишь ухватили воздух – Тонгир, наученный недавним опытом, отшагнул ловким, молниеносным движением.

    Спрятав меч в ножны, дорру сделал несколько шагов в сторону и, находясь на безопасном расстоянии, поднял двумя руками достаточно крупный камень. Толкнув его от плеча, Тонгир с удовлетворением наблюдал, как обломок скалы врезался в мертвеца и сбил того с ног. Изуродованный долгой жизнью в гнилой заводи скелет, впрочем, ещё подавал признаки жизни, если это слово уместно в данной ситуации, и Тонгир, откровенно посмеиваясь, обошёл кругом; подняв камень, он осуществил бросок вторично. На сей раз кусок гранита, обрушившись вертикально на грудь замшелого мертвеца, принудил того окончательно замереть.

    Тонгир улыбнулся. Вид кощунственного надгробия, вполне достойного погребённого под ним существа, приободрил дорру. Он вновь обернулся к воде. Её холодная чёрная поверхность внушала опасения. Там, в наполненных трупным ядом глубинах, таилось существо, способное воскрешать мёртвых и придавать им силу сражаться. Строго говоря, Тонгиру не следовало идти туда, где его, почти наверняка, ожидала погибель, однако человек, вернувшийся с острова Туле, не привык праздновать труса. Испытания закалили его, усилив типичные для дорру черты: воинственность, отвагу и презрительное отношение к смерти.

    Вынув меч из ножен, он критично осмотрел бронзовый клинок, весело блестевший в свете догорающего костра. Хрупкий металл, к счастью, выдержал бой, и обошлось без трещин, хотя мелкие зазубрины, конечно, имелись. Тонгир обдумал вредное влияние воды на лезвие меча, потом, осознав, что от обычного оружия в битве с демоном, обитающим в этой пойме, толку мало, выругался.

    Он снова посмотрел на тёмное полотно реки, ставшее кладбищем для слишком многих людей и животных, и понял, что просто ищет отговорки с целью продлить пребывание на безопасном берегу. Перед мысленным взором его мелькнуло лицо Бю-Зва с высокими скулами, ямочки, появляющиеся на щёках, когда она смеётся – и её, вызывающая дрожь в коленях, улыбка. Девушка была ему неравнодушна, Тонгир не мог отрицать этого в момент, когда держал ответ перед самим собой. Эта, далеко не самая ободряющая, новость, требовала от дорру поступков, за которые, ещё не свершив их, хотелось себя проклинать.

    Сделав несколько вдохов-выдохов, он почувствовал, как голова его закружилась от избыточного количества кислорода, и приблизился к воде. Сковывающие движения меха он снял; мороз, это «дыхание Имира», как называли его дорру, немедленно стал пощипывать обнажённую кожу. Последний могучий вдох – и, задержав дыхание, он вошёл в холодную, как преддверие ада, воду.    

Глава XVII    Тонгир, как и все дорру, отлично плавал. Даже с мечом в руке и в сапогах он не боялся утонуть, однако ледяная вода, несмотря на всю закалку, представляла существенную опасность для здоровья. Несколько минут купания в такую погоду – и над ним нависнет угроза воспаления лёгких. Если же Тонгир проявит упрямство, столь свойственное всем молодым воинам, то его постигнет смерть от переохлаждения. Он неоднократно слышал истории о том, как люди, в ходе абордажных схваток сброшенные за борт корабля, гибли в течение четверти часа – Белый Змей забирал их души и уносил в подводное царство. Тонгир, знавший по опыту своего похода в Проклятый город, что речь идёт лишь об остановке сердца, не очень-то доверял детским сказкам, как не верил и в самого Белого Змея, чьё гигантское раскалённое тело будто бы согревает воды вдоль кривой линии, тянущейся от берегов Бридона на юге до острова Туле на далёком севере.

    Белый Змей, как говорили, спал с самого начала времён, когда он ужалил Имира, и тот рухнул наземь с высоты своего колоссального роста, придавив убийцу толщей льдов. Змей, замороженный в них, уснул – и, продолжая спать, видел сказочные сны. Бытовало мнение, что их образы можно различить в блеске полярного сияния. Легенды утверждали: будить это огненное существо воспрещено, ведь, стоит ему проснуться, оно испепелит весь мир вместе с человечеством, – однако же, магическая сила дракона сейчас никоим образом не помешала бы, и Тонгир невольно воззвал к силам земли, породившим, как считалось, Белого Змея.

    Плывя под водой, он осторожно раздвигал водоросли руками. Несмотря на непроницаемую черноту, его шестое чувство неизменно подсказывало верное направление. Вход в небольшую пещеру оказался именно там, где он и подозревал – под скальным гребнем, выпиравшим изо мхов тундры на высоту, равную почти двум человеческим ростам. Тонгир, неспособный видеть перед собой, всё же ощущал, что движется, куда следует. Несколько десятков гребков – и бледное свечение, исходящее откуда-то сверху, убедило его в том, что цель близка.

    Медленно, едва двигаясь, он всплыл так, чтобы над поверхностью воды оказалась лишь верхняя часть его головы. Вокруг располагались своды пещеры неправильной формы, достигавшей двух десятков шагов в поперечнике. Воздух, к которому примешивался сладковатый запах изъеденной трупными червями плоти, а также аромат гниющих водорослей, всё же оказался пригодным для дыхания. Донёсшийся откуда-то свежий ветерок подтвердил предположение Тонгира – скала, выходившая на поверхность, имела щели и трещины, возможно, даже достаточные по размерам, чтобы через них мог выбраться человек.

    Бю-Зва лежала в нескольких шагах от воды, в непосредственной близости от того, что являлось источником света. Высокая грудь её спокойно вздымалась и опускалась; казалось, девушка спала. Тонгир подплыл чуть ближе и, нащупав дно, сделал несколько коротких шагов. Теперь, если бы он решил выпрямиться, вода доставала бы ему до пояса.

    Свет имел источником нечто, являвшееся голубым, с болезненным зелёным отливом, огнём. Тонгир знал из рассказов надёжных людей, что есть места, где из разломов в земле выступает зловонный газ, который легко возгорается; цвет пламени, известный понаслышке, весьма походил на то, что предстало сейчас его взору. Однако, присмотревшись, он заметил, что свет возникает без горения – отсутствовал и запах, и звук, что казалось и вовсе невозможным.

    Время, которое он мог провести в воде, являлось весьма ограниченным, в то время как сверхъестественный огонь, казалось, мог гореть бесконечно. Тонгиру следовало решаться. Что-то, однако, сдерживало его – и тут словно чья-то невидимая рука коснулась его мыслей, подталкивая вперёд.

    «Ты здесь?» – воззвал он к тому, кто светился, словно волшебная лампа.

    «Да, я здесь, причём весьма продолжительный период времени, – отозвался голос в его сознании. – Вижу, нет необходимости более маскироваться, и можно поговорить откровенно».

    «Я пришёл за моей женщиной, – прямо ответил Тонгир. – Ты поступишь разумно, если не станешь препятствовать».

    «Забирай её, я позволяю», – ответил, почти не скрывая злорадства, голос.

    Тонгир, после минутных колебаний, вышел из воды. Каждый шаг вызывал у него странное ощущение, словно кожу покалывало миллионом тоненьких иголочек. Омерзительного вида пламя теперь находилось совсем близко, в трёх шагах, доступное для обозрения в мельчайших подробностях. Действительно, сходство с огнём происходило от оптического обмана, привычки всё необычное и новое снабжать уже существующими ярлыками. Свет, озарявший грот мертвенным сиянием, возник отнюдь не в результате горения – он попросту исходил от чего-то – или от кого-то, – находившегося перед Тонгиром. То и дело играя нездоровыми красками, словно безумный калейдоскоп, это сияние резало глаз, однако дорру чувствовал, что по необъяснимой причине не может отвести взгляд.

    «Хочешь забрать девушку?», – с издёвкой спросил голос.

    Тонгир, уже наклонившийся было к Бю-Зва, вдруг замер – что-то подсказывало ему: отвлекаться на девушку сейчас нельзя.

    «Это западня?»

    «Ты сметлив, парень. Так хочешь унести её отсюда?». Тонгир почувствовал, как нагибается вперёд, словно против своей воли, руки его тянутся к телу Бю-Зва – и приближаются к огню!.. Причудливые, с хаотичными отблесками, тени легли на его ладони, и кисти рук тут же перестали слушаться дорру. Понимая, чем ему угрожает дальнейшее движение, молодец испуганно отпрянул.

    «Кто ты?»

    Голос, не имевший ничего общего с человеческим, издал скрежет, который Тонгир расценил как смех.

    «Я родился так далеко в пространстве и времени, что даже умнейшим из людей вашего мира не хватит знаний, дабы понять те…»  – Голос замялся, и Тонгир понял, что пришелец обдумывает, как удачнее выразить свою мысль.

    «Цифры?» – подсказал дорру.

    Вновь послышался шум, подобный скрежету ножа о металлическую посуду.

    «Да, цифры, которые выражают расстояние между нашими мирами. Я никогда не обладал телом, подобным твоему, и мне не знакомы все те неудобства, что так осложняют вашу короткую, жалкую жизнь… Я путешествовал… в корабле, хотя он также не имел осязаемой формы… посадка оказалась крайне неудачной, и мой корабль загорелся».

    «И ты стал приманивать животных и людей, чтобы питаться их душами?» – Тонгир давно понял, с кем имеет дело, но всё же не удержался от вопроса, продиктованного чувством искренней ненависти.

    «Ты на удивление смышлёный дикарь, я, кажется, уже говорил тебе это. Да, действительно, мне необходима психическая энергия, которой вы чрезвычайно бедны. Я вынужден пребывать в состоянии, внушающем жалость мне самому…»

    Тонгир ощутил приступ ярости, вспомнив о бесчисленных животных и людях, отдавших свою жизнь, чтобы это мерзкое порождение космоса имело возможность поддерживать своё существование.

    «Впрочем, с тобой мне повезло. Ты оказался таким сильным, стойким… и безмозглым!». Раздавшееся вскоре царапанье металла о металл, видимо, заменяло этой разумной шаровой молнии снисходительный тон.

    «О чём это ты?»

    «О предмете, по сравнению с которым весь ваш мир – ничто, просто пыль на подошвах тех, кто правит вселенной. Ты принёс его мне, хотя и сам не понимал, зачем делаешь это».

    Тонгир почувствовал, как его челюсть отвисла – столь велико оказалось потрясение от осознания того, что его действиями на расстоянии руководил этот бездушный монстр. Все его решения после сражения в храме – отправиться на юго-восток вместо того, чтобы вернуться в промежуточный лагерь, а затем, из Чуг-Ти – на юг, через всё Льдистое море, – неубедительно мотивированные, даже по мнению Бю-Зва, теперь получали простое и убедительное объяснение.

    «Ты лжёшь!»

    «Вы имеете глупую привычку отрицать очевидное, если оно вам не нравится по какой-либо причине – и, наоборот, выдумывать совершенно нелепые, фантастичные вещи, в которые верите свято и истово – лишь потому, что они удобны и приятны. Даже цыплята умнее вас – они проклёвываются из скорлупы, а не создают её вокруг себя».

    «Тебе нужен камень, который я принёс из Проклятого города?»

    «Да, именно так. Я хочу его, этот маленький округлый предмет, в котором заключена сила, способная создавать и разрушать, смерть и воскрешение… Я хочу его, и ты принёс его сюда».

    «Тогда почему твои мертвецы не похитили камень у меня, а утащили девушку?»

    «Ты мог проснуться, что поставило бы всё дело под угрозу, которую я счёл излишней. Разумнее казалось воспользоваться твоей самонадеянностью и заманить сюда, в место, где я силён».

    «Но он у меня!» – Тонгир извлёк камень и позволил изучению, исходящему от пришельца, лечь на его округлую поверхность. Та немедленно вспыхнула множеством огней, а сам камень стал полупрозрачным.

    «Видишь, он послушен мне!»

    Тонгир посмотрел сквозь камень на демона, принявшего бледно-голубой оттенок.

    «Давай меняться! Ты положишь камень, воспользоваться которым никогда не сможешь, на место, где лежит девушка, а её заберёшь, и я позволю вам удалиться. В конечном счёте, ты – моё орудие, пусть и бессознательное, и я должен оказать тебе небольшую любезность, например, позволить дожить твою непродолжительную жизнь до конца».

    Тонгир почувствовал непреодолимое желание воспротивиться этому сверкающему огнём демону, причём шло оно, как казалось, от самого камня. Тот вновь стал наливаться золотым светом, как случилось уже однажды в древнем храме, а затем – снова, в Чуг-Ти. Он понял к тому же, что пришелец попросту лжёт, желая хитростью заполучить камень, а затем, не колеблясь, убьёт его и Бю-Зва, как и всех своих предыдущих жертв.

    «Ты лжёшь! – выкрикнул он в мыслях своих. – Лжецом я нарекаю тебя, а лгут лишь трусы, и ты знаешь, что сила за мной!»

    Тонгир призвал сокрытую в камне мощь, и она, прокатившись сквозь его тело, единой ослепляющей вспышкой ударила в бесплотную тварь. Отчаянный крик раздался в его сознании и моментально стих.

    Вновь стало темно. Тонгир, весь дрожа, ощущал небывалый прилив сил и восторг – переживания, словно отражаемые камнем, который он сжимал в руке. Похоже, волшебная драгоценность слушалась его, по крайней мере, сегодня.     

    Бю-Зва, околдованная дьявольскими чарами, всё ещё спала, и Тонгир опустился на колени, чтобы разбудить её.

Глава XVIII    Кортеж князя Харода Йен Гу отличался пышностью и великолепием, достойным его претензий на место в списке величайших правителей мира. Впереди скакал десяток степняков на вороных конях – вооружённые метательными дротиками и короткими прямыми мечами, они ловко управляли лошадьми, не пользуясь ни уздой, ни стременами. Они носили доспехи из плотной кожи, богато украшенные серебром.

    Правитель, избравший для этой непродолжительной поездки крытые носилки, в которых трясло не так сильно, как в колеснице, следовал посредине процессии. Две дюжины могучих чернокожих рабов, купленных на невольничьих рынках Аккада, сменяя друг друга на ходу, бежали легко и плавно, со скоростью, сделавшей бы честь и хорошо тренированным верховым животным. Замыкали небольшую колонну пешие воины: десяток белокожих дорру, облачённых в бронзовые кольчуги и шлемы – их вооружение состояло из огромных бронзовых же топоров с двойным лезвием, – а также сунджинские копьеносцы, числом десять – все в кожаных кирасах с большими круглыми пластинами сверкающей меди на груди и спине, и в остроконечных кожаных шлемах.

    Приблизившись к расположенному в трёх кварталах от храмового комплекса – и в получасе ходьбы от цитадели, в которой обитал князь – дворцу первого советника Сэ Мыла, процессия остановилась. Глашатай, разодетый в шитые золотом шелка придворный, дождавшись, когда стихнет звук рога, возвещающий о прибытии князя, сошёл с его паланкина и громким, превосходно поставленным голосом вызвал первого советника, чтобы тот имел радость поклониться своему господину.

    Ворота дворца безмолвно распахнулись, словно заколдованные – на деле их приводила в действие сложная система воротов и зубчатых передач,– пропуская гостей. Князь, уже давно привыкший к экстравагантным манерам своего наиболее высокопоставленного чиновника, напустив на лицо кислое выражение, нетерпеливым движением сложенного веера отдал приказ – проезжайте. Сэ Мыл отнюдь не являлся тем, кто выползет за ворота на брюхе и начнёт отбивать поклоны, почтительно касаясь лбом мостовой и глотая дорожную пыль.

    Процессия вошла в створ между двумя небольшими башенками, в которых засели лучники, готовые поразить стрелой всякого, кто попытается проникнуть в запретный для простых смертных внутренний двор. Взорам стражи, рабов и сановников открылся великолепный благоухающий сад, заполненный растениями столь экзотическими, что и наиболее известные учёные мира не смогли бы с уверенностью определить, какие именно виды цветов и деревьев здесь произрастают.

    Дорогу кортежу преградил согнувшийся в три погибели слуга Сэ Мыла. Едва князь милостиво согласился выслушать его, этот седовласый лакей немедленно сообщил ему, что первый советник ожидает своего владыку в чайном домике, расположенном в глубине сада.

    Начальник охраны, подозрительно косясь на заросли, в тени которых могли скрываться убийцы, преданно выпучил глаза и вопросительно взглянул на князя Харода.

    - Не переживай, мой верный Ци, – ответил князь на молчаливый вопрос. – Здесь мне ничто не угрожает.

    Тон Харода, впрочем, свидетельствовал об обратном – заметно было, что он боится за свою жизнь, однако просто избегает сообщать это вассалам. Рука его непроизвольно легла на рукоять меча, когда он углубился в сад вслед за слугой.

    Чайный домик находился поблизости с рукотворным родником, берущим воду из проложенной под землёй системы труб. Валуны, разбросанные вокруг в нарочитом беспорядке, превосходно имитировали девственную дикую природу. Харод прошёл в домик мимо вишни, с которой в этот момент, возможно, под воздействием колебаний, вызванных тяжёлой поступью князя, а возможно, и по иной причине, сорвался пожелтевший листок и, кружась, опустился ему на плечо. Смахнув с плеча это свидетельство наступившей осени, князь перешагнул через порог.

    Сэ Мыл сидел, поджав под себя ноги, на простой циновке, украшенной изображениями животных и птиц. Его одежды, зелёные штаны и жёлтый халат с фиолетовой каймой, расшитые золотом и серебром, ничем не отличались от тех одеяний, что обычно носили придворные. Единственное исключение составляла шёлковая шляпа, чьи поля почти полностью скрывали голову, и чёрная маска, наподобие тех, что используются воинами в качестве забрала. Повторяя очертания лица властного мужчины зрелых лет, она была украшена седыми бровями и усами.

    Князь отстегнул свой меч и, едва заметно поклонившись хозяину, уселся на циновку. Человек в маске ответил таким же жестом и обратился к слуге:

    - Лю Сил, подавай чай, мой господин устал с дороги, и ему нужно восстановить свои силы.

    Властность, прозвучавшая в этих, словно издаваемых не живым существом, а причудливым музыкальным инструментом, словах, свидетельствовала о привычке повелевать. Даже говоря «мой господин», Сэ Мыл не забывал подчеркнуть, что приказы здесь отдаёт он. Харод внимательно посмотрел на маску, за которой скрывалось лицо его первого советника, и, как всегда, не смог увидеть глаз этого влиятельнейшего из чиновников княжества. За маской будто располагалась пустота.

    Подавив внезапную дрожь, правитель Ийан невольно перевёл взгляд на руки Сэ Мыла. Но и те, как обычно, скрывались вне поля зрения – первый советник спрятал их в рукавах своего халата. Вот уже более трёхсот лет первые советники династии Йен Гу происходили из семьи Сэ – и все они скрывали свою подлинную внешность. Никто из тех, кому стала каким-либо образом известна тайна личности советников Сэ, не смог поделиться ею с друзьями. Смерть, скорая и жестокая, настигала их повсюду. Слухи о чёрной магии, ставшей причиной гибели многочисленных лазутчиков и просто любопытных, приобретали форму леденящих кровь легенд, способных отпугнуть даже самых отчаянных храбрецов от попыток развеять инкогнито семьи Сэ. Тем не менее, преданность её династии Йен Гу не вызывала сомнений – Харод знал о бесчисленных победах войск Ийан и предотвращённых покушениях на жизнь князей, включая собственную – и всё благодаря точным, дельным и всегда безошибочным советам, исходящим от членов этого рода. Ходили слухи, будто речь идёт об одном и том же первом советнике, периодически меняющем своё имя, и Харод порой чувствовал в себе готовность им поверить, однако же всегда отбрасывал подобные предположения как глупые и суеверные.

    Молчание, подобающее церемонии чаепития, продлилось совсем недолго – Лю Сил, пыхтя на ходу, вернулся, держа в руках поднос с маленькими чашками и чайником. Изготовленные из тончайшего фарфора, они представляли собой подлинное произведение искусства.

    Разлив чай, Лю Сил низко поклонился и исчез.

    Харод, отпив глоток горячего напитка, посмотрел на Сэ Мыла. Чашечка первого советника исчезла в широком рукаве, приблизившемся к нижней части маски, и послышался звук, похожий на причмокивание губами – первый советник отдавал должное вкусу чая.

    - Я рад видеть тебя своим гостем, князь Харод, – сказал Сэ Мыл своим голосом, будто идущим из недр куклы чревовещателя.

    - И я, первый советник Сэ Мыл, чувствую восторг от встречи с тобой, – любезно ответил князь, совершенно не беспокоясь о том, что откровенно лжёт – ему никогда не нравилось посещать это место.

    - Встречи наши, как и встречи наших доброй памяти предков, освящены благословением Небес, о князь. Я желаю сообщить тебе, что у княжества Ийан появился враг, могущество которого, равно как и злоба и коварство, внушают мне опасения.

    Харод провёл рукой по своим светлым волосам, уже начавшим седеть на висках.

    - Мудрость и справедливость правителя, а также благополучие народа всегда вызывают зависть соседей. Однако мои шпионы не доносили мне о войне, готовящейся кем-либо из наших соседей.

    Сэ Мыл коротко рассмеялся.

    - Твои верные слуги не ошиблись, о Харод, ведь враг твой ещё очень далёк и сейчас находится за пределами Сунджина. Гроза собирается в степи, где в городе Магасакр злокозненные жрецы Энлиля подстрекают кровожадных кочевников к завоевательным походам.

    - Арья? – насмешливо фыркнул Харод. – Говорят, некогда, очень давно, то был воистину могучий народ. Дорру, мои предки, происходят от него. Однако со времён завоеваний арья прошли целые века. Их культура медленно угасает, да и держава на самом деле никогда не являлась таковой – это всего лишь конфедерация племён, объединённых зачастую весьма условно. 

    Первый советник кивнул.

    - Грубость, невежество, дикость – всё это правда, когда речь заходит об арья. Если ты слышал, у них до сих пор сохранился обычай избирать своих царей – и приносить их в жертву богам после определённого срока правления.

    Харод улыбнулся в усы.

    - У меня и в Магасакре есть свои глаза и уши. Там всё мирно и спокойно.

    - Я имею возможность получать сведения иными путями, гораздо более быстрыми, нежели те, что доступны обычным людям. – Очевидный намёк Сэ Мыла на свои магические способности нисколько не смутил Харода, на чьём лице отразилось искреннее любопытство.

    - И что же там изменилось за последние месяцы?

    - О, мой господин, должно быть, запамятовал о посольстве Аккада, поспешно оставившем Ийан после загадочной смерти жреца по имени Огиш. Жрецы Энлиля, подобно паукам, которым они молятся, оплели сетью своих храмов и капищ весь мир. Отнеся трагическую гибель Огиша к якобы имевшим место проискам князя Харода, они сейчас всячески разжигают в арья воинственный пыл и ненависть к Сунджину.

    Харод пожал плечами.

    - Княжество Лойан, возможно, и встретится с некоторыми затруднениями, отражая вторжение арья, но, насколько мне известно, их оборонительные укрепления на границе степи пребывают в полном порядке, а войско хорошо обучено, и его возглавляют опытные полководцы.

    Князь вопросительно посмотрел на Сэ Мыла. Отношения между расположенным к западу от Ийан княжеством Лойан, знавшие как периоды мира, так и войн, давно стабилизировались, и взаимные территориальные претензии уступили место осознанию силы соседа.

    - Чтобы оказать противодействие неизбежному вторжению из степи, нам следует взять княжество Лойан под свою опеку, – отчеканил Сэ Мыл. – Князь Цу, правящий там, одряхлел и не внимает голосу разума. Ради процветания народа мы должны оградить Лойан от беспечности теперешних властей – уверен, император одобрит такое решение.

    Харод промолчал в ответ – об императорах не было никаких вестей вот уже более ста лет, и не исключено, что те являлись не более чем воспоминанием. Ссылаться на волю императора и его покровительство в делах считалось не более чем признаком хорошего тона, своеобразным проявлением учтивости, но не более того.

    - Лойан окажет сопротивление, причём весьма решительное.

    Первый советник кивнул, словно его удовлетворил ответ князя – так учитель хвалит прилежного ученика.

    - Опыт предыдущих кампаний против лойанских мятежников, не чтящих ни законов, ни воли божественного императора, свидетельствует об этом. Ни прадед, ни дед, ни отец моего господина не смогли добиться окончательного успеха в борьбе с этим очагом смуты и недовольства. Однако на сей раз всё пройдёт совершенно по-другому.

    Харод вперил в своего первого советника удивлённый взгляд. Ни один дорру, даже ийанский, не был чужд воинственных побуждений и стремления увеличить свою власть. Если Сэ Мыл гарантировал победу, его князь уже смотрел на войну как на состоявшееся событие, и никакие угрызения совести не терзали его душу – вероломство и жажда прирастить свои земли были у Харода в крови.  

    - Войско Лойан окажет лишь минимальное, почти символическое сопротивление тем, кто принесёт в их страну послание божественного императора, начертанное на боевых знамёнах.

    - Ха Йен Гу! – проревел Харод боевой клич своей династии. – Мы поставим этих зарвавшихся выскочек на место!