Грешный шепот дождя

Глава 3

Эля

- Твоя мама однажды увлеклась мужчиной, вовсе не нашего круга. Роман был бурным, смешливым, но закончился печально для нее. Очень переживала, но молодой человек ее оставил, а Алечка рыдала так… С тех пор она такая, твердокаменная, убежденная, что в жизни эти вопросы подлежат решению, а не эмоциям, обсуждению. – вздыхает бабуля, качая головой, словно убеждая меня в неком откровении.

- И всего-то? Бабуль, но ведь я никем не увлекаюсь. Я даже у подруги не могу остаться, потому что будет скандал. – отвечаю удрученно. – И жизнь у меня своя, судьба и все такое. Как мне жить-то с ее представлениями?

- У меня пока поживешь. – бабуля выставляет на стол нормальные фарфоровые чашки с блюдцами, которые я так любила в детстве, с незатейливыми черно-белыми рисунками азиатской тематики.

- Спасибо, конечно. Мамины слова как кошмарный сон. И позорницей называла, и безродной…А что ж я сделала?

- С горяча это. Пройдет. – утвердительно отвечает бабушка.

- Зарисовки мои разорвала. Я весь вечер вчера их делала. А тут… Мне проект сдавать в понедельник. Я же учусь и совсем не «на шлюху»! – обиженно говорю. – Фирма классная, современная, мне интересно там. Небоскреб в Москва-Сити, это не шараж-монтаж!

- Так это по практике? – хмурится бабушка.

- Да, представляешь? Компании заказали имиджевую и торговую рекламу сети женского белья, а мама… - слезы сами напрашиваются на глаза, и я моргаю, пытаясь их скрыть. Бабушка не любит, когда рыдают просто так.

- Давай-ка чай пей и иди рисуй заново, - улыбается бабушка, сдержанно, но хотя бы так. – Времена и нравы… Qui vivra, verra. (с франц. Поживем, увидим).

Все же я обнимаю ее, и настроение немного лучше. Хоть кто-то меня понимает и поддерживает. Выходные я посвящаю восстановлению набросков, благо, что у меня припасены грифели и ватман здесь, в бабушкиной квартире. В карандаше, без полной прорисовки, но мне удается воспроизвести все, что я наметила по проекту Шатанова, словно он отпечатался в моей памяти во всех нюансах. Интересно, ему понравится?

Я бы хотела… Мне так редко достается похвала, что услышать ее от чужих людей представляется нереально желанным. Первые пару курсов я еще не особо видела себя в профессии, зато сейчас, по-настоящему работая и планируя, как мои творения будут восприняты зрителем, я вхожу во вкус и чувствую, что это мое. Мне нравится, а ведь не это ли важно, заниматься тем, что считаешь не только правильным, но и по душе?

* * *

В понедельник первым делом я бегу к дизайнеру, чтобы попросить перенести мою зарисовку в цифровой формат. Учитывая «умную» программу, это не занимает много времени, и через час я сжимаю в руках заветную флэшку. Этот проект будем моим отчетом по практике, поэтому так важно его протоколировать. Еще нужно получить на это согласие самого Шатанова, но я же смогу об этом попросить?

Молодая листва шуршит на ветру и машет ветками в открытое окно. Как приятно все-таки, жить, учиться, работать. Я жизнелюб, сложно отбить во мне это качество. И маму я прощу через пару дней. Конечно, скажете, тряпка! Но ведь она моя мама…

- Зайдите ко мне, Эля! – Коренев вызывает меня в свой кабинет по громкой связи.

- Иду. – на самом деле, звучит, как «бегу, ломая ноги!», потому что уж очень не терпится получить одобрение.

Минута, и я созерцаю его, довольного и ухоженного, но в слишком боевом настроении. После сказанного им в пятницу, никакого шарма и ни одной романтической искорки. Его будто подменили на следующий день после нашего вечера. Ну, да не мое это дело в конце концов. Мало ли проблем у его тараканов?

- Что с проектом? – он не церемонится ни минуты.

- Все готово. Я сделала сразу несколько вариантов и перевела в «цифру» - отвечаю, усаживаясь за стол. – Смотрим?

Пару минут носитель передает данные на монитор, и Коренев довольно улыбается. Под столом сжимаю кулачком «Yes!», как же здорово!

- Сама рисовала или подсказал кто? – одаривает меня снисходительным взглядом.

- Сама, конечно. – почти обиженно отвечаю.

- Тогда свободна. Хорошо! – он быстро встает и собирается уходить из кабинета, одаривая уже вопросительным взглядом.

Неожиданно дверь распахивается сама, и на пороге возникает Радецкий, широко улыбаясь.

- Готово? – он обращается ко мне, но я лишь успеваю открыть рот, пугаясь и смущаясь одновременно.

- Конечно, готово, Богдан! – выдает Коренев, демонстрируя флэшку в своей руке.

- Тогда показывай… - директор отодвигает стул и усаживается рядом со мной, продолжая рассматривать с интересом, не отвлекаясь на Коренева.

- Может, к тебе? – нетвердо спрашивает Дмитрий, не решаясь вернуться к своему моноблоку и косо поглядывая на меня.

- Я уже тут. – гипнотизирующе произносит Радецкий и разворачивается к Кореневу. –Показывай и в темпе! – командует поставленным голосом.

Тому ничего не остается, как вернуться за монитор и снова вставить носитель. Картинки оживают в редакционной проекции на расчерченных полях, и директор удивленно разглядывает их, указывая рукой, чтобы Коренев прокрутил ниже.

- Когда ты собирался мне это продемонстрировать? – спрашивает серьезно.

Не могу уловить, нравится ему или нет. Пронзительно черные глаза сосредоточены и будто забывают обо мне на время.

- Вот шел, так сказать. Торопился! – добавляет иронично.

- Отлично, дружище. Как раз понравится Шатанову на все сто. Кто делал? – в вопросе слышу издевку. Проверяет?

- А есть варианты? – обиженно и с вызовом парирует Коренев.

- Дим, в пятницу ты вышел с совещания с кучей записей, а в понедельник я вижу «это». Так кто? – он испытующе сверлит глазами Коренева, подаваясь вперед.

- Блума. Наша бесценная Блума! – выпаливает Коренев неприязненно, словно моя фамилия вызывает у него оскомину.

- Славно, дорогие мои! В три жду у себя тебя и приятную незнакомку! – он одаривает меня смешливым взглядом, в котором я не могу прочитать ничего, кроме того, что зарисовки его устроили.

Радецкий быстро выходит, как, собственно, и вошел. Большими шагами, почти бесшумно, а может, это у меня от волнения уши заложило?

- Незнакомка, значит… - протягивает Коренев. – Далеко пойдешь, малолетка не гулянная! – злобно шипит, и я теряюсь от его негатива.

Он правда считает меня малолеткой? Откуда этот тон? Я даже не успела ему нахамить.

- Я пойду. – сдержанно выдавливаю, опуская глаза.

- Иди-иди, недолго тебе ходить своими ножками, - бросает мне в спину.

Неуверенной походкой и расстроенная, я иду в курилку, аккуратно усаживаясь на узкий кожаный диванчик.

- Кто тебя обидел, дитя? – вопрошает девушка, кажется Мила, секретарь, но вот кого из руководителей, я не вспомню, потому что не водил меня Коренев по отделам и не показывал компанию. Лицо знакомое у нее.

- Коренев, - мечтательно выдаю, затягиваясь приятным ментолом.

- Этот дорого не возьмет, чтобы гадость ляпнуть. Вроде ты практикантка?

- Да, это я. – скромно улыбаюсь уголками рта.

- Тогда держись от него подальше, мой тебе совет. – она поправляет несуществующую складку на плече накрахмаленной блузки. Манерно так.

- Как же? Он мне отчет по практике подписывает…

- А вот также. Твой отчет и Радецкий может подписать, и Вагановна. Свет клином не сошелся! А Коренев скользкий от рождения, наверное. Он без траха не может говорить с женщинами, а ты… совсем еще ребенок. – выдает с толикой сожаления, оглядывая меня с ног до головы.

Боже! У меня на лбу написано, какая я неопытная, и все подмечают это безжалостно. И мужчины в пятницу в лифте тоже подкалывали по этому поводу. Так бы и разревелась, но это будет совсем край… Провожаю ее, уходящую женственной походкой от бедра на высоченных каблуках. Я на них стоять-то не могу, не то, чтобы ходить. Пробовала у Ксюхи, так ляпнулась на ламинате в прихожей, чуть шею не свернула.

* * *

Стараясь быть незаметной, я вхожу за Дмитрием в кабинет к Радецкому, поражаясь аскетичной роскоши, если такое сочетание вообще может быть. Стильные точечные светильники в форме паутины, дорогой стол из каленого стекла, кожаные глубокие кресла у небольшого журнального столика, огромный стол, монитор, который почти как плазма по величине. Он встает нам навстречу из своего дорогущего кресла и указывает протянутой рукой присаживаться в кресла. Дмитрий плюхается привычным жестом, а я сажусь осторожно, словно меня это кресло может проглотить. С моими габаритами и немудрено. Кресло для меня целый диван.

- Итак, Эльвира? Какие ассоциации по поводу зарисовки? Что Вы видите? – он выводит изображение проектором на стену.

Мои картинки словно оживают, заражая меня саму какой-то уверенностью, эмоциями, именно тем, что я хотела передать рисунком. Рисую я давно, сколько себя помню. И за обои бывала наказана, и альбом для меня был лучшим подарком, и запах масляной пастели до сих мой личный афродизиак. Описать свои эмоции, глядя на ожившие образы, не сложно, и вовсе не стеснительно, потому что это слова моей души, ее цвет и краски.

- Легкость и в тоже время классика. Кружево и гладкий шелк. Этакое сочетание воздушно-небесного с реальной материей, ее лучшей, но нежной сущностью. – я облизываю пересохшие губы, замечая, что Радецкий разглядывает меня. – Для линейки нижнего женского белья это самое то, на мой взгляд. Незатейливая классика и современный модный дизайн. Я видела только одну коллекцию, но дизайнер планировал передать именно это.

- Верно, все верно говорите. Дальше. – неожиданно слышу низкий голос Шатанова, также заинтересовано рассматривающего то меня, то изображения. – Продолжайте! – его подбородок подпирает широкая красивая ладонь с длинными пальцами. Когда он успел оказаться тут?

- Каждый изгиб, черточка, деталь призваны передавать… неторопливость, плавность линий, с легким намеком на эротичность. Расслабленная поза модели – это не что иное, как демонстрация, как удобно в этом белье, насколько расковано ее тело. Для нее это вторая кожа… и мужчина рядом с ней тому доказательство. Они выглядят естественно, хоть и поза кричит об интиме, а не простом наслаждении. Россыпь звезд… кружево – это россыпь звезд, да. Ему хочется прикоснуться к поблескивающим сокровищам.

Выдыхаю, снова облизываясь, и слушаю звенящую тишину. Не думаю, что фурор произвела моя несмелая речь, но выглядит именно так. Трое мужчин, один из которых грубо поджимает губы, уставляются на меня, словно смакуя сказанные слова, перекатывая их на языке, в сознании. Изображение проектора замирает, как и рука Радецкого на пульте. Все так нелепо, что они подбирают слова, как бы меня отшить? Мгновенно накручиваю себя, пыхая привычной неуверенностью. Щеки краснеют, а глаза готовы пролиться обидной влагой.

- Беру. Через неделю готовится мужская коллекция, и она моя! На постоянку! – громыхает Шатанов, указывая на меня пальцем, будто на витрину.

- А кто бы еще отдал! – цедит Радецкий с невозмутимым видом, оборачиваясь к другу.

Внутри меня все замирает, потому что понимаю, наконец, что только что один из самых не простых клиентов… и одобрил, и готов заказать новый проект. Мне правда страшно, улавливая неприятие Коренева, который готов бросится на меня разозленным дикообразом и сожрать! Из рассерженного ежика он превратился в это чудище, увеличив свои иголки вдвое, сделав их острее и длиннее, чтобы проколоть меня насквозь!

- На каких условиях Вы работаете у Богдана? – обращается Шатанов ко мне на полном серьезе.

- Я-аа? Практика у меня. Четвертый курс. – тихо отвечаю.

- Вот заканчивайте ее и жду Вас у себя на полставки, пока учитесь, а там посмотрим. Устраивает?

- А-аа… - хватаю воздух открытым ртом, не в силах выдать что-то вразумительное, переводя взгляд с одного на другого.

- Она работает здесь! – твердо бросает Радецкий. – Дмитрий, оставь нас!

Коренев лениво поднимается с кресла, вышагивая к двери. Он выходит, закрывая ее медленно, играя на моих нервах. Я остаюсь одна в кабинете с этими…хищниками. Их глаза лихорадочно блестят, шаря по мне и прощупывая каждую клеточку, каждый изгиб…

- Дмитрию отказала, но мне же… - Радецкий приближается, укладывая руки рядом с моими плечами на спинку кресла.

Внезапно по моим щекам начинают бежать слезы, и я поднимаю ладони, закрывая лицо. Слишком волнительно! Мне не хватает выдержки! Это вы, товарищи зверюги, меня выбрали, а я-то не готова!

- Эй, Эльвира? – Шатанов оказывается рядом. – Ты что? Что не так? – он разглядывает меня, касаясь запястий.

- Вы… не знаю даже имени Вашего… - всхлипываю.

- Рустам, - отвечает тем же тоном, но уже мягче, словно уговаривает.

- Эльвира… Эля… - ко мне наклоняется Радецкий, опаляя дыханием шею. – Кажется, я понял. – разворачивается, вмиг оказываясь рядом, лицом к лицу. – Не бойся, слышишь меня? Давай руки. – он требовательно накрывает мои ладони своими, - Видишь, я не кусаюсь, не брызгаюсь серной кислотой.

Приходится хохотнуть на убойную фразу, больно уморительно звучит. Его пронзительные черно-карие глаза глаза с пушистыми ресницами парализуют меня, и сердце замирает, переживая эти секунды. Красивый, смугловатый, с неизменным очарованием и внутренним мужским шармом молодого уверенного в себе самца.

- Нам очень понравился твой проект. Ты талантливая девушка, поверь. Именно поэтому мы с Рустамом не хотим тебя отпускать. – его слова забираются под кожу, как вирус, и, кажется, я уже не смогу выбросить этот момент из памяти.

- Ты любишь кофе? Латте с карамельным сиропом или кленовым, а? Какой любишь? – спрашивает Рустам, также рядом восседающий около меня на корточках. – Шоколадным? – получается низко и с хрипотцой.

С ума сойти! Двое мужчин, обалденных, сексуальных, сидят на корточках возле заплаканной меня… Это даже во сне не снилось! Немыслимо! Неудивительно, что Коренева распирает от злости. Во мне бунтуют два человека – один ранимый и слабый, инстинктивно ждущий осуждения, а вот второй…какой-то бунтарь, упивающийся ситуацией. Двое… мужчин… Это же так… необычно, волнительно, беспредельно.

Куда только делись мои скованность и осторожность! Аромат парфюма проникает под кожу, и, кажется, я окунаюсь в бурный поток собственных эмоций, впечатлений, перекрывающих разуму кислород. Пронзительные глаза горной пумы сводят с ума. Я не в силах отвести взгляд, но стоит шевельнутся, как меня подхватывают медовые, серо-карие с огненной желтинкой глаза, убаюкивая и разжигая.

Боже-Боже… Это меня хотели выдать в субботу замуж по предварительному сговору? Мистический хлопок за кадром и гомерический хохот в сопровождение!