Грешный шепот дождя

Глава 6

Эля

Сногсшибательный ужин проходит в разряженной обстановке. Да, я не забыла, что целовалась с Шатановым, ибо это забыть невозможно. Вопреки всем моим страхам, мужчины не кажутся мне странными или озабоченными, как говорила Наталья. Собственно, я так и не решила, как мне относиться к этой информации. Я всегда и во всем сомневаюсь, не принимаю на веру первые слова, а кроме того, будучи самой крайне консервативной и необразованной в этом плане, я точно знаю, что мне явно не хватает ни опыта, ни впечатлений. Чем бы они там ни занимались, это случается явно по обоюдному согласию, а не по принуждению. Проще говоря, если я привидений не видела, это не значит, что их точно нет.

Одно я поняла точно. В присутствии Шатанова и Богдана, меня лихорадит. Если сон с их участием меня возбудил, то «невинный» поход в фешенебельный ресторан окончательно уверил в том, что они не спроста заинтересовались мной. Как бы то ни было, а мне, зачуханной собственными родителями до состояния огрызка, это жутко нравится. И дело совсем не в деньгах. С этими мужчинами я буду чувствовать возбуждение и в кафешке за углом.

- Не замерзла? – обращается Шатанов, уверенно ведя машину и поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

В ответ на его замечание я лишь сонно отрываю взгляд от окна, и Богдан укрывает меня пиджаком, улыбаясь и касаясь губами виска. Не знаю, сколько зависаю в этой неге, но вот машина останавливается у моего подъезда. Не хочу шевелиться, сытая и довольная, сонная, но слышу над ухом голос Радецкого.

- Пора вставать, красавица. К бабуле знакомиться не пойдем сегодня. – он проводит ладонью по щеке, и дверца авто внезапно открывается.

Шатанов подает мне руку, помогая выйти и проводит до подъезда.

- Спокойной ночи, Эля. – в легких июньских сумерках его глаза янтарно медовые, такие красивые и нежные, что взгляд не оторвать. Со вздохом, тяну с плеч пиджак.

- Возьми…те, пожалуйста. – он мотает головой, но я все же «просыпаюсь» и вручаю ему пиджак Радецкого. – Спасибо за ужин. – улыбаюсь.

- Ну, наконец-то, малышка! А то я засомневался в своем обаянии, - он целует меня в щеку и мимолетно в губы, не пытаясь прикоснуться руками. – Спокойной ночи, и подумай на счет мужской «линейки.» Конечно, ты ее не видела, но может… что-то придет на ум. Какая-то фантазия? – его лицо сияет добродушной улыбкой.

Разворачиваюсь и скрываюсь в подъезде, пребывая в настоящем восторге от внимания к себе. Наверное, оно того стоит, чтобы вот так не размениваться на парней, а дождаться уже того, от кого сердце заходится! Или тех? Ой, какой ужас в моей голове… Бегу по лестнице и тихонько открываю дверь выданным бабушкой ключом. На часах начало девятого, поэтому не ожидаю ни подвоха, ни нравоучений. Время еще «пионерское», губы у меня не зацелованные, разве что самую малость. Пребываю в облаке дорогого мужского парфюма, который неимоверно дает разгуляться фантазии. Еще бы!

- Отец тебя ждет, - выдает Елизавета Андреевна с порога, манерно сложив руки на груди.

Тон официальный, лицо недовольное. Господи, неужели подхватила «родительский вирус?»

- Бабуль, начало девятого, - удивленно отвечаю, разуваясь. – Что-то не так?

В ответ она лишь кивает, указывая в комнату.

- Привет, дочка. Привез тебе куртку теплее, обувь и кое-что для рисования. Не взыщи, сам собирал в твоей комнате. – виновато улыбаясь, говорит отец.

- Спасибо, - подхожу и обнимаю его.

По нему я соскучилась. С мамой отношения никогда не были близкими, а вот отец вел себя значительно нежнее, воздавая за двоих. Это он согласился сразу, как я заговорила про рекламную специализацию в универе. Согласился и с тем, что поживу какое-то время у бабушки. Мне не известны сейчас «вести с полей» и уточнять не охота.

- Как учеба?

- У меня же практика сейчас. Вообще хорошо, папуль. Мне даже предложили работать на полставки, а после универа сразу в рекламный отдел.- не без гордости сообщаю.

- Ну, вот. А вы с ней… - начинает было бабуля, но замолкает. Я благодарна ей уже только за это начало!

- Осторожнее, дочка… - подхватывает знакомую «песнь о Гильгамеше» отец.

Я должна быть везде и всюду осторожной. Столько маньяков притаилось в кустах, магазинах, а уж, в Москва-Сити их пруд-пруди, и все как один с топориками, удавками! Леша с очкастой физией и ужасными манерами – это приличный молодой человек, а тот, от которого губы не болят – это точно «неправильный». Сознание захлестывает пережитая картинка и комментарии по этому поводу, ироничные и болезненные, как любая затея моих родителей.

- Во-первых, я еще думаю. Ответы не даются сразу, а во-вторых, я посмотрю, оценят ли мои усилия по текущему проекту. «Rouge et noir» далеко не бедствуют, и я рассчитываю хотя бы на копеечку. От этого и буду плясать! – заключаю свой прекрасный, как мне кажется, монолог.

Отец собирается что-то вставить, но так и остается с приоткрытым ртом.

- А откуда ты такая довольная? И позже обычного? – вдруг «просыпается» бабушка.

- Как раз с обсуждения нового проекта, - безбожно вру, потому что иначе, как свиданием, мой поход не назвать.

- И никак сытая? – прищуриваясь, спрашивает отец.

- Да, был ужин. Я не отказалась.

- Эль, будь разумной, дочка. – снова горькая пилюля.

- Я именно такая, пап, и благодаря нашему семейству безумно старомодна. В компании я – мамонт, королева конфуза и гаптофобии (боязнь прикосновений). Меня можно показывать за деньги! – выдаю весело, но с горьковатой усмешкой.

- С тобой все в порядке! Не всем же быть… с татуированными ляжками… - ехидно выдавливает бабуля, подчеркивая мое явное преимущество.

Да, мама считает татуировки практически смертным грехом, даже если воспроизвести молитву на латыни… К счастью, за эту «свободу» я не пыталась воевать ни разу. Представления о красоте у всех разные, а о морали моего семейства можно писать саги.

- Ой, спасибо! Благодарю за грифели и бумагу! Очень пригодится! – сгребаю свои бесценные пожитки со стола и уношу в комнату.

- Поеду я, а то как бы не хватилась меня госпожа Блума… - папа с улыбкой отправляется в коридор. – Ты уж прости ее… - его взгляд пытается передать определенную толику вины, но выглядит это паршиво. Ни я сама, ни отец, никто другой не виноваты в том, что мама себя так ведет по отношению ко мне. Она в принципе агрессивна и заносчива, и с годами эти качества усугубляются. Это у других девчонок мамы-подружки, советчицы, у меня же… робот, блюститель порядка, одного ей известного и необходимого.

- Постараюсь, когда ребра заживут, - добавляю с укоризной.

Папа хмурится, но продолжает обуваться. Смену настроения вижу только на бабушкином лице. Да, это тоже негодование, почти как у Шатанова. Я не говорила ей, что «настолько» пострадала от попытки выдать меня замуж.

Отправляясь в комнату, я прихватываю привезенные мне вещи, и следом идет бабушка, видимо, продолжить вечерние беседы.

- Тебе действительно предложили работу? Не наврала? – бабуля идет за мной, шаркая по паркету тапочками и охая.

- Я серьезно, бабуль. Страшновато, но когда-то же надо начинать?

- Ты ж моя хорошая! Надо! Соглашайся. Живешь у меня, я если что, подыграю. – она подмигивает мне, расплываясь в улыбке.

- Это как? – удивляюсь.

- Да как, скажем, что Елизавета Андреевна совсем спрыгнула с ума, и за ней должен кто-то регулярно присматривать. Аля и отстанет от тебя, лишь бы не тратиться на сиделку или самой приезжать дважды в день.

- Бабуль, почему мама так ко мне… - спрашиваю, чувствуя небывалую зыбь от посещения отца, теперь вот от слов бабушки. – Ей совсем плевать, как у меня жизнь сложится?

- Да, ну что ты? Ступай физиономию начисти перед сном и садись за мазню свою, что б твои жеребцы породистые были в экстазе!

- Ой, ба… Одна ты у меня можешь произвести фурор! Мои рисуночки – детский лепет.

Радостная, я отправляюсь в душ, а к утру, едва живая с недосыпа, но с несколькими листами готовых набросков, я выбираюсь из постели. Птичий гомон слышен и сквозь дождь. Утренняя прохлада врывается в приоткрытое окно, и я потягиваюсь кошкой, усаживаясь на большой сталинский подоконник с чашкой земляничного чая. Люблю травяные чаи. Они передают аромат влажной земли и всего, что на ней растет. Этакое лето в любое время года. Согревает изнутри, будоражит детские воспоминания беззаботных каникул.

Не знаю, почему, но люблю дождь. Особенно летом, когда прозрачные капельки можно потрогать на травинках, листьях, лепестках цветов. Рассматриваю пересеченное косыми трассерами дождя оконное стекло и замечаю, что пара хищных глаз неотрывно наблюдают за мной… Шатанов! Его серебристо и натурально мокрый MERS поблескивает кузовом за спиной хозяина, а Рустам стоит, опершись бедрами на капот, и разглядывает меня. Становится холодно от того, что он не рядом…, а там, за окном и под дождем! Легкий озноб пробегает по спине, и я прикладываю ладонь к стеклу, говоря «привет!». В ответ мне тоже «ладонь» и кивок головой. Приехал, чтобы подбросить в «Rouge et noir»? Ох, и похвально…Ох, и побегу я сейчас под оглушительный грохот собственного сердца!

Подхватываюсь, сгребая вещи из комнаты, и спешу умываться. Бабуля еще не встала, а я уже тихонько выскальзываю за дверь, удерживая под мышкой свернутый «подзорной трубой» ватман. Ну, и что, даже не завтракала! Да и Бог с ним, с этим «утром для себя»! Бегу по ступенькам, как шальная, забывая дышать, и улыбаюсь своему отражению в луже на мокром асфальте у подъезда.

- Не спится? – подхожу, вытягивая шаг, как клоун, держа за спиной ватман.

Он молча кивает головой, поглощая каждую мою эмоцию, вдох, взмах ресниц. Пронзительный взгляд готов укутать меня целиком, вместе с ватманом, похитить ото всех и вся своей глубиной и теплом, погрузив в янтарное свечение, разбивая в пух и прах мои сомнения.

- Думала о Вас… - мечтательно выдаю, расправляя листы перед Рустамом. – Вычурно? Старомодно? – прищуриваясь, смотрю в его бездонные изучающие глаза, напитываясь горячей энергией и уверенностью.

- Я тоже, - отвечает тихим басом, касаясь моей ладони.

Наш разговор выглядит странным со стороны. Огромный мужчина и пигалица в светлых кроссовках с листами в руках… Влюбленная по ходу пигалица, потому что внутри все дрожит и ноет, требуя снова прикосновений и этих напористых губ…

- Садись, - он открывает мне переднюю дверцу, приглашая в авто.

Непривычно быть в этой машине на переднем сиденье. Шатанов совсем другой. Мягкий, как воск, словно сытый хищник, расслаблен, молчалив. Кожаный салон стального цвета напоминает, как вчера я мило задремала на заднем сиденье по мерное урчание двигателя и негромкие разговоры мужчин.

- Мы в офис? И как… моя мазня? – немного заискивающе выходит фраза.

- Богдан будет только к девяти. Позавтракаем? – спокоен, как скала. Уловить бы хоть какую-то эмоцию!

- Только не в «Кролике!» - протестую, но не сильно.

Там действительно понравилось.

- По стечению обстоятельств мой офис недалеко от твоего дома. Вчера понял. Заедем? Обычно я заказываю завтрак в кофейне на первом этаже. М-мм?

- Хочу… выпечку, - живот мгновенно реагирует на наводящие разговоры о сладком кофе и булочках, круассанчиках, плюшках… Обожаю! Мой кулинарный экспириенс зациклен на сладком, вероятно, от регулярного нервяка с мамой.

- Любишь сладкое… - констатирует Рустам, не отрываясь от дороги. – Мазня нравится. У меня со вкусом нет особых заморочек. По этой части больше Богдан.

Еще квартал, поворот во двор, и я вижу трехэтажный дом, два верхних этажа которого занимает офисное помещение. Машина плавно тормозит, и Шатанов выходит, открывая мне дверцу и подавая руку. Горячая, как всегда, и моя, ледяная.

Внутри помещения все слишком просто, что и фантазии разбежаться негде. Коридоры, кабинеты, лестница. Как так? Я думала, у Шатанова целое царство? Ну, полцарства… Крупная дверь в его кабинет. Может, хоть тут уютно? Да! Обшивка стен в древесных тонах, стилизация под камин, хотя он не настоящий, электрический, крупные шторы и классический деревянный стол на толстых ножках-львиных лапах. Коричневые, желто-кремовые тона умиротворяют моих избалованных демонов, и я опускаюсь в глубокое кресло.

Рустам что-то диктует девушке-секретарю, которую я заметила в первой комнате. Странно, почему не разглядела ее? Окружение безусловно рассказывает о человеке многое. Замечаю на столике у кресла бумаги, и вношу свой вклад, укладывая ватман поверх них. Он поймет мой жест? Насколько Рустам вообще готов к общению со мной? Вчера я таяла шоколадкой на солнышке, но сегодня же совсем другой день. И моросящий дождь с утра мог вполне изменить впечатление, поэтому прислушиваюсь и вглядываюсь, чтобы не делать поспешных выводов. Ведь может оказаться, что все это блеф, и мое восторженное восприятие здорово ошибается, приукрашая действительность.

Когда на практику мне предложили в деканате «Нуар» я даже не подпрыгнула, а для начала ущипнула себя. Так не бывает, кричало сознание. Кричит и сейчас, но значительно тише. А от этого Шатанова исходит такая энергия, что просто сидя в кресле в его кабинете я чувствую азартное любопытство и страх одновременно.