Всего лишь румба

Обыкновенное порно 2

И вот она женщина, способная приковывать надолго внимание мужчин. Влюбилась с первого взгляда в свое отражение в зеркале гардероба. Тонкие, изящные черты тела выгодно усиливало строгое черное платье. "Господи, красота-то какая!" Роковая дама. Когда она вышла из спальни в новом платье, Виктор Семенович практически никак не отреагировал, просто сказал: "Хорошо", Это сильно задело Анку. Она так восхищалась собой, а он: "Хорошо". Что же для него отлично?

 - Пойдем, нас уже ждет такси.

 А куда мы едем? Выворачивал наизнанку вопрос, щекотал корешок языка и вертелся, вертелся в голове. Спросить, неудобно, не вежливо. Сам же Виктор Семенович молчал. Загадка и томление от предвкушения волшебства. Скорее бы приехать. Оставалось только смотреть на ночной город из окна машины. Первый в ее жизни большой город, районный центр не в счет. Желтые круги от придорожных фонарей волнами накатывались и отступали в прозрачную темноту. Он молчит, таксист молчит, и Анка чтобы заполнить образовавшуюся пустоту вневременья  стала представлять себя рыбой попавшей в стаю светящихся креветок; огненный ручеек вьётся в темноте и пропадает в бесконечности, а она остановилась пораженная красотой этой солнечной дороги. 

Такси наконец притормозило около одиночного дома, на краю города. Когда они вышли из такси и Виктор Семенович отпустив таксиста, неожиданно сказал:

- Смотри и запоминай. А еще знай, никому ты не обязана - это все обязаны тебе.

Открылась входная дверь и тугая волна музыки с запахом фимиама неожиданно ударила, ошеломила Анку. И свет. Малиновый, сквозь кумач. А из окон не видно. "Наверное зашторены"

- А-а-а-а! Семеныч, заходи дружище! - Встретил их у порога лысый добродушного вида толстяк. Он чуть склонил голову в кивке, поклоне сверкнув красным зайчиком на лысине, и с затылка обнаружилась полоска волос удивительно похожей на лавровый венец Цезаря.

  - Познакомьтесь, Павел Тимофеевич, это Анна Денисовна - наша новая актриса, которую мы долго с Вами искали для нашего проекта. Я потом, на досуге, с деталями Вас ознакомлю, - представляет он Анку и добавляет, уже для нее. - А это директор нашей картины, Павел Тимофеевич. Если ему понравятся изменения в сценарии, то он разрешит тебе сыграть пару эпизодов. Не так ли?

  - Семеныч, где ж ты такую красоту нашел? Я всем всегда говорил, что ты настоящий художник! - восхищается жизнерадостный толстяк, игриво поводя густыми бровями и хлопая себя по ляжкам, чем очень смутил Анку. - Анна Денисовна, говорю как заинтересованная сторона: Вы верно нашли своего режиссера!

  Не привыкла она к своему имени в сочетании с отчеством: ну, Анка, Аня, Анюта - привычно, а это даже слух режет. Она прикусила губу. Привыкай! "Наберись мужества и привыкай." Чтобы скрыть свое смущение  глянула с любопытством через плечо толстяка, приподнявшись на цыпочках и вытянув шею. Большой зал, наполненный людьми.

- Это дискотека?

- Что Вы, что Вы, Анна Денисовна! - радостно хохотнул толстяк, щелкнул пальцами, кивнув грудастой девушке с рубиновыми волосами, "Подойди" - Гораздо лучше! Это тусовка нашей киношной богемы. Смею Вас заверить, здесь так хорошо, что Вы не захотите уходить отсюда.

Подошла девушка. А волосы у нее вовсе не рубиновые, она крашенная блондинка - это свет... Одежда, как у древней охотницы, две тигриных шкуры слегка прикрывающие интимные места. И большие груди, чуть меньше волейбольных мячей. Как же она их носит, тяжело ведь? Директор пухлой ладошкой шлепнул охотнице по тугой заднице и подмигнул Анке.

- Алёна Николаевна, познакомьтесь с Анной Денисовной, и представьте ей всех наших друзей, а мне с Виктором Семеновичем нужно парой фраз перепихнуться.

- А, Вы хорошенькая! - скороговоркой заговорила огненная охотница, схватив Анку под руку, будто старинную подружку, просто и без комплексов первого знакомства, повела в зал к эстраде. - Давай на ты? Вообще-то меня Никой все зовут, а не Алёной Николаевной, и мне так больше нравится... А как тебя, лучше, называть?

- Только, ты, Паша, без шоковой терапии сегодня обойдись, пожалуйста. - услышала Анка слова Виктора Семеновича тихо сказанные директору - создание нежное, ранимое.

- Спокойно, Семеныч, все уже подготовлено по твоему сценарию.

Ника, Анке понравилась. Хорошо же она может раскрепощать. Анка почувствовала себя своей в этом приятном и веселом обществе. Куда только делась чопорность с настороженностью? Куда только делась Анна Денисовна?

- Анка, - говорила она всем при знакомстве.

- Привет, Анка. Как здорово, что ты с нами!

Ника щебетала перекрикивая громкую музыку и весело смеялась рассказывая маленькую подробность про каждого нового знакомого. И подробность обязательно была пикантной. Вдруг музыка резко оборвалась. "И вот однажды..." оборвала свой фальцет Ника в возникшей внезапно тишине.

- Ой, умора! - снова воскликнула Ника. - Сейчас на эстакаду выйдет Таха, то есть, Наталья Андреевна. Пойдем посмотрим? Надо быстро, а то все лучшие места займут.

- Ага.

- Эй! - возмутилась Ника, громко, вложив в свой голос недюжинный темперамент. - Будьте человеками! Дайте нормальный столик, новенькой! И выпить нам, плиз. Ты что пьешь? Понятно. Тогда, водку с кока-колой. 

Наконец все угомонились заняв места вокруг "эстакады" сцены с шестом-палкой посередине. Наступила многозначительная двухминутная пауза. Ожидание действа. На сцене никого. В полной тишине плавно померк свет, заставив затаить дыхание и напряженно всматриваться в темноту до светлячков-мурашек замельтешивших в глазах.

Два прожектора вспыхнули острыми лучами одновременно с первыми аккордами музыки, выхватив из темноты две фигуры. Мужчина и женщина. Голые.  Та та та таааа та та та таааааа.... Резанули слух аккорды, шурупами ввинтились в мозг.

- Токката Баха - шепнула Ника, но Анка ее уже не слушала, она была там, всеми глазами и дыханием.

Две ночные бабочки попавшие в свет автомобильных фар бились на дереве в борьбе за свое право быть наедине друг с другом, а неумолимый свет преследовал их, брал за крылья разрывал переплетенные в страсти тела. И снова ночь, и снова свет, и тела, тела, тела в необузданной, пылкой любви и жестокой ненависти. Пламя забытого костра в ночи, несчастный бутон розы теряющий лепестки на безжалостном ветру. Вот так, вот так. Красиво, изгибая руки, плавно обнять за шею, едва коснуться волос, и губы близко, близко в предвкушении поцелуя. Вот так, вот так. Но едкий, бесцеремонный свет.  Бессовестно вырвет из тени и покажет всем, то, что принадлежит, лишь двум влюбленными. И снова битва, и снова агония, и стыд...

- Ты что, подружайка? - испугалась Ника, толкнув в бок забывшую дышать Анку. 

Она была там! И поняла - смогла бы, сделать это и сделать гораздо лучше. Знала, чувствовала свое тело и скрытый ритм внутри, заложенный атомный заряд с пружиной-механизмом готовой лопнуть и выпустить в мир мегатонную мощь сексуальной энергии.

- Ты, это брось, так близко к сердцу все принимать. - не унимается Ника оперевшись своими грудями- дынями о край стола и положив на них руки. - Ты лучше пей.

Анка посмотрела на нее прозрачным взглядом, сквозь, вдаль, и залпом выпила свой бокал. Так вот что имел ввиду Виктор Семенович, когда сказал про полезный урок. Потом выпила еще, и еще, совсем не слушая болтовню Ники. Она провалилась, утонула в образах, что подсказал ей танец Тахи с ее партнером.

Вскоре все стали бурно расходиться, любезно прощаясь. Целая стая такси, роем белых мух, разлеталась в темноту.  Виктор Семенович подхватил шатающуюся Анку за талию.

- Ну и надралась же ты, принцесса, сегодня.

- Спасибо, Вам, спасибо Вам - повторяла Анка заезженной пластинкой всю дорогу домой и тыкалась носом в щеку с шершавыми, седыми колючками. Дневная щетина щекотала кончик носа. Было приятно и смешно от этого. И Анка терлась о нее то подбородком, то носом и тихо смеялась. 

 Он  с трудом поволок Анку по лестнице домой, она все норовила выскользнуть из рук и присесть на ступеньках, беззвучно сотрясалась в позывах хохота. Достал ключи придерживая разбушевавшуюся неудержимым весельем девчонку, открыл дверь.

- Сейчас буду танцевать для Вас токкату. У вас есть эта музыка? А что? У меня получится не хуже, я умею.

- Давай я тебя спать уложу. Больше так не пей.

- Неееееет. Я сегодня весь день повторяла Ваш утренний урок. 

Схватилась за подол и стала снимать платье через голову, пошатнувшись повалилась на диван с задранным платьем.

- Расстегните мне пуговицы на горловине, я забыла.

Что он там делает? Сквозь ткань не видно. Почувствовала прикосновение твердых губ к своей груди. Нежно, нежно. И острый импульс, щелчком сухой ветки под ногами в сосновом лесу, пронесся по нервам вырвав невольный вздох похожий на всхлип, заставив мгновенно протрезветь. Свело судорогой колени. Она сейчас потеряет сознание. Как хорошо, как страшно, как страшно хорошо. Он не торопится открыть ей лицо и освободить руки попавшие в капкан черного платья. Она словно в мешке. Может это и правильно? Лучше напрячь слух и чувства и пытаться предугадать следующее действие. Он очень ласковый, боится причинить боль. Нежен и бережен с хрупким телом. Губы движутся вниз по телу до пупка. Хочется взвыть корабельной сиреной. "Ой. Я видела кошку во время этого. Как она ревела! А почему я не могу?" Почему она изо всех сил сдерживается, закусив до боли губу? Боязно. Может он не правильно поймет. Не поймет и остановится. "Отнесет в постель и скажет спокойной ночи" И тогда сердце разорвется от бешеного трепета и острого сожаления от неизведанного. Тело созрело и готово принять то что было в радужных фантазиях. Любопытно узнать. Что узнать? Странно... она и так это знает откуда-то, угадывает все свои ощущения. Так должно быть, и так может быть. Новизна в ожидаемом. "У него теплые руки!" 

- Щекотно.

- Это пройдет.  

Анка счастлива, что нужна этому человеку. Хоть так она будет ему полезна, если нечего больше дать взамен его доброго отношения, в ответ на понимание. 

"Неужели," - вспыхнула мысль в пьяном мозгу, -" скоро я буду знаменитой?"

Утром она проснулась очень рано. Не чувствуется боли, о которой так много шептались старшеклассницы на переменке, и хихикали: "Ой, девки, я так визжала!". В теле легко и появилось что-то новое, огромное, пульсирующее в паху . Сегодня ночью Анна состоялась как женщина, и ее переполняет ни с чем не сравнимое ощущение гордости, перемешанной с радостью. Посмотрела с любовью на спящего мужчину. "Мой мужчина!" Женский эгоизм, замаскированный самоотверженностью. "Всё, всё отдам, до капельки, до ниточки. Буду твоей - будь моим". Ровные черты лица,  морщинки на лбу и уголках глаз, спокойствие спящего человека. "Я люблю тебя". Захотелось прильнуть к нему,  "рыбкой-прилипалой" и целовать, целовать, целовать. Она уселась по-турецки рядышком и стала ждать пробуждения любимого. Он медленно просыпается. Очень интересно наблюдать, как человек возвращается в сознание из глубокого сна. Вот порозовели щеки и уже подрагивают веки, готовые открыть синие лучистые глаза. Он вздохнул, открыл глаза, и улыбка засияла, словно утреннее солнышко.

  - А, ты давно не спишь, нимфа?

  - Нет, я только сейчас проснулась, - шепнула, слегка смутившись своей наготы. Прильнула к нему и поцеловала.

  - Совратительница стареньких дедушек.

  - Это я-то совратительница? - подхватила игру Анка и по-детски завязала с ним возню. - И где здесь старенькие дедушки?

  - Я не сделал тебе больно?

  - Нет. А, Вам было хорошо?

  - Очень. Давай, иди в душ, потом я.

В ванной есть большое зеркало в нем можно рассмотреть все что произошло. Анка  с  интересом, задержав дыхание, изучает себя,  трогает, гладит кожу и радуется каждому импульсу удовольствия, идущему от тела. И эти трепетные, пульсирующие, позывы внизу живота. Там, поселилось что-то огромное теплое и мохнатое, разворошило, растрепало на свой вкус, сделав уютную берлогу. И сладко спит, и пульсирует, пульсирует. Больно, только совсем немного и эта боль приятная.

  - Принцесса, к тебе можно?

  - Конечно, можно! Открыто.

  Он заходит с фотоаппаратом.

  - Сейчас мы с тобой будем делать искусство! Ты согласна?

  - Нет, Виктор Семенович! Не надо, - она закрылась руками.

  - Если не хочешь - не надо, я не настаиваю. Но, в конце концов, ты должна привыкать когда ни будь. Знаешь, в каких сценах по сюжету иногда играют актёры?

  - Да? - неуверенно спросила Анка, но руки опустила. - А тот сценарий, что вы пишете, там будут такие сцены? И мне придется?

  - Конечно. Ведь помнишь танец бабочек?

  - А... - уже более покладисто сказала Анка

  Но он не дожидаясь окончания ее внутренней борьбы, начал командовать, как заправский фотограф:

  - Подними левую руку и положи ее чуть ниже груди, приподними ногу и согни в колене, а теперь встряхни волосами.

  Она выполнила, как он велел, и шесть вспышек подряд озарили ее с нескольких ракурсов.

  - Ты, умничка! - говорит Виктор Семенович.

  - Правда?

  - Да. Истину говорю. И я сделаю из тебя настоящую актрису.

  Вечером Виктор Семенович пришел с работы и принес огромный рулон бумаги, с лукавыми искрами в глазах сказал:

  - Помоги мне приладить это на стену.

  Он развернул рулон на полу, и Анка увидела себя с шокирующей своей красотой наготе. Ахнула от неожиданности и всплеснула руками.

  - Это я?

  - Ты!

  Девушка необыкновенной красоты стоит под упругими струями воды. Естественная поза и взмах головы, так и кажется, что сейчас из плаката вылетят брызги воды от ее волос. На теле видна и блестит крошечной жемчужиной каждая капелька. И в этом выхваченном, зафиксированном на века мгновении видна мощь и сексуальная энергия не конкретной девушки, а всего, что олицетворяет женщину. "Богиня!"

  - Ну и?

  - Замечательно! - выдохнула она.

  - Теперь понимаешь, кто ты, есть?

  - Я горжусь Вами - Вы гений.

  - Нет, что ты, моя девочка, просто я делаю свою работу, учу тебя любить свое тело, любить себя до ступора, до чёртиков. Как там ещё? Только так сможешь играть на сцене.

   - Вы даже не представляете, что для меня значите!

   - А ты представляешь, что значишь для меня ты?

  Она взглянула коротко, призывно, с благодарностью и немедленным желанием отплатить взаимностью.  Бросилась к нему. И секс, бурный, долгий, как полет на дельтаплане, прямо на полу, на плакате с восхитительной богиней любви. Не так, как раньше. Какое ты, разное, удовольствие! Дай бог, так никогда и не увидеть в этом однообразия и рутины.

-  Завтра у нас съемки. Хочешь ?

Хочет ли она на съемки? Ну как можно так спрашивать? Анка хочет. Она бы и сейчас туда понеслась. Теперь ночь будет невыносимо долгой. Будет тянуться невыносимо жаром тяжелого одеяла,  обжигать нетерпением и воспаленными фантазиями. 

Трибуны заполнены пестрой толпой. На галерке свистящая, ревущая, топающая масса. "Оле! Оле!!! Оле!" Простолюдины. Знатные сеньоры с сеньорами со своей челядью в лоджиях с черным и желтым бархатом. Сеньоры пьют прохладное вино, их жены сладкую воду, а многочисленные дети в шитых камзолах и шелковых платьях изнывают от жары. Солнце нещадно печет, а тунисская рабыня вяло машет большим веером из перьев павлина. Мать и отец сидят немного впереди. Анна специально устроилась за их спинами, что бы они не увидели как она  смущена. Вот, вот на арену выйдет тореадор Родриго. В прошлую корриду она бросила розу на опилки. Много роз тогда прилетело к его ногам с трибун, а он поднял только лишь розу Анны. Отец гневно сверкнул глазами, укоряя дочь за безрассудство, а Анна влюбилась... Родриго настоящий герой, таких нет. И глаза... Нет! Очи. Огромные прожигающие насквозь, заставляющие встрепенуться в сладкой истоме. Она ждет его. "Хорошо, что папа не видит"...

Прогремели трубы, звонко, заглушив рев толпы, и Родриго выехал на белом арабском скакуне, сделал круг вглядываясь в лица на трибунах, проезжая мимо Анны пронзительно глянул на нее. И она украдкой показала ему расшитый золотом платочек. "Он будет твоим, как мое сердце сегодня вечером, приди ко мне под балкон, приди, приди" Лошадь всхрапнула, затанцевав на месте, это всадник горяч и нетерпелив, это всадник рванул поводья. "Я приду, обязательно к тебе под балкон, я спою тебе серенаду, которую сочинил держа в руках твою алую розу"

И вдохновенная битва с огромным свирепым быком. Топот, рев, шпага и огненная мантия перед глазами раненого животного.  "Мата! Мата! Мата!" Скандирует обезумевшая от вида крови публика. Вот так, вот так. Приподняться на цыпочки вытянуться в струнку, и прогибаясь пропустить острые рога  в миллиметре от себя завести мантию за спину и нанести смертельный удар последней шпагой. Вот так, вот так.  Кипящая кровь быка на опилках, кипящая кровь в венах. Родриго разорвал свой камзол на груди зачерпнул ладонью кровь поверженного быка, и под одобрительный рев толпы плеснул себе на грудь. Он идет к трибунам, такой отважный,  ликующий, прекрасный, остановился напротив, пусть родители потом осудят за дерзость, но он готов, он такой. Смотрит в глаза жадно, жарко, страстно.  На животе кровь, размазана... 

- Принцесса, просыпайся. Ты думаешь вставать? Нам сегодня - пораньше. Ехать далеко.

- Виктор Семенович, а Вы покажете мне тот сценарий, что сделали для меня?

- Зачем?  Чтобы ты потом сфальшивила? Гораздо лучше когда тебе объяснят перед съемками все, что тебе нужно делать. У каждого режиссера свои приемы. Мне не нравится когда актеры знают свою роль наперед. Это как в жизни - никто не знает своего будущего. Ненавижу фальши - все должно быть искренне и натурально. Но сейчас тебе не надо сниматься, просто ты посмотришь как играют другие.

- Аааа.

Они ехали далеко, за город в коттедж Павла Тимофеевича у живописного озера, там будет проходить очередная съемка. Их вез шофер с киностудии, неприятный отталкивающий парень вызывающий раздражение с каждым произнесенным словом, но он честно пытался быть хорошим собеседником. Виктор Семенович занял все заднее сидение с бумагами, углубившись в работу, а Анке пришлось сидеть впереди и заставлять себя быть светски вежливой.

- Гы, девчонка, Гы. Почему тебя не знаю? Наша новенькая? Как тебя зовут?

- Анна Денисовна. - холодно ответила Анка. И душная, вибрирующая волна неприязни к этому энергетическому вампиру. Невидимый сгусток отрицательно заряженных, тёмных флюидов витал, давил Анке на плечи как протухший  мешок с рыбой. Приходилось напрягаться чтобы не замечать этого давления. "Лучше бы молчал" 

- Я то всех наших девочек знаю - шофер заигрывающие шевельнул бровями  пародируя директора - давай с тобой поближе познакомимся? Привет!

- Не знаю... Спросите Виктора Семеновича.

- Ха, ха, ха, ха.

"Уф". Они приехали. Безумное облегчение. Назад Анка поедет на заднем сиденье. Почему Виктор Семенович не спас ее от этого пахнущего тухлятиной человека? Он лишь посмеивался когда она оглядывалась в поисках поддержки. Может он специально это сделал? Еще один урок?

- Анка! - вышла встречать машину Ника. - Привет. Я уж думала что ты сдохла после той вечеринки. Ну пошли в гримерную, посплетничаем. Мне скоро в кадр.

В гримерной Ника стала прилаживать к своим дыням узенький купальник - ленточку. Что можно таким скрыть? "Большие какие" Грудь Ники неестественно большая, с неестественным восковым отливом, с синими прожилками вен и коричневыми пятнами сосков. "А у меня они розовые" 

- Нравится? - Ника перехватила взгляд Анки - Хочешь потрогать? Силикон, дорогуша, силикон.

- Зачем? - спросила Анка сама не зная что; зачем потрогать, или зачем силикон. Трогать грудь она не будет.

- Да ты что? Лет через пять, шесть твои тоже обвиснут и тогда единственное, что может их спасти. Трудновато таскать, протезы. А что делать? Работа такая. Работа у нас, самая паскудная на свете, изнуряющая, вытаскивающая жилы, лишающая последних радостей жизни...

- Но... Ты же не рабыня?

- Самая что ни на есть - Хохотнула Ника. - Ты-то смотрю, влюбилась в этого козла. Смотри девка, многие на нем зубки обломали.

Анка отшатнулась как от змеи, как от пощечины. Виктора Семеновича, святого... обозвали козлом.

- Ну, ну. Нахмурилась. - поспешила вернуть свои слова Ника слишком неосторожно сказанные. - Он хоть и козел, но гений. Ради своей идеи, что накидал на бумаге, готов притащить хоть чёрта за уши на съемочную площадку и нам придется с ним играть. Ты, для него маленькая часть его замысла, пару шедевральных кадров гениального фильма. Он специально ездит по стране в поисках провинциальных дурочек, которые еще не испорчены столицей. Ты то хоть знаешь как называется фильм?

 Как легко превращаются друзья в врагов. Нику, Анка возненавидела, люто. "Он не такой, он не козел, я не провинциальная дурочка"

- Сейчас тебе кое что покажут в качестве обучения. Видишь мой партнер за мной идет? Один из таких чертей. По сюжету он мой жених, а так, замуж я за него не пошла бы, ни за какие коврижки.

Дверь гримерной открыл парень. Волосы, не волосы - блестящий гудрон с тугими кудряшками, чёрные глаза с жгучим, цепким взглядом. Смутно вспомнился сон лишь расплывчатыми образами и легким волнением, что осталось после него: обжигающие угли черных глаз, гордая осанка, и пафосная битва с разъяренным быком. "Как же его звали?"

- Родион - сказал парень, протянув руку для знакомства и посмотрел оценивающем кивком снизу вверх, Анка съежилась под его взглядом. - Можешь называть меня цыганом, я и есть настоящий цыган.

- Очень приятно. Анка.

У бассейна подготовительные работы.  Осветители, операторы, работяги таскают и распутывают кабели. Из декораций, собственно, бассейн с ультрамариновой водой покорно перенявшей цвет кафеля, полотняный шезлонг сиротливо стоящий на краю и резиновые тапочки, якобы брошенные нерадивым хозяином. И Аппаратура, аппаратура, аппаратура.

Все работы разом прекратились когда Виктор Семенович присел на высокий стульчик. Он сделал требовательный жест помахав четырьмя пальцами от себя. Все затихли, операторы заняли места у камер. Одна девушка щелкнула полосатой колотушкой с номером и надписью "Бассейн" перед камерой.

Ника вышла к бассейну на ходу снимая прозрачный халат-пеньюар, оставаясь в своем купальнике из ленточек. Швырнула халат на шезлонг и прыгнула в воду.

- Иииииии. Блядь. Воду подогреть не могли, да? - разразилась она ругательствами отфыркиваясь.

Анка мельком глянула на Виктора Семеновича. "Улыбается, значит так должно быть".

В кадре появился  Родион в спортивной майке и шортах. Впрочем он в этой одежде и знакомился с Анкой. Присел на керамику опустив ноги в воду.

- Ты чего разоряешься?

- Забыл воду поставить на подогрев? Садюга.

- А мне нравится когда ты такая пупырчатая, как ощипанная гусочка.

- Ага. Да, я вся синяя, ты посмотри, посмотри - она протянула  свою руку подплывая к нему, ухватилась за него и  стащила вниз. - Ха, ха. Вот теперь квиты. 

- Сестренка твоя, хороша, моя душа разбита вдребезги.

- Так в чем же дело? Вперёд.

- Ага, значит, индульгенция получена?

Анка вертела головой наблюдая, за работой вне кадра. Камера пошла вперед, оператор поднял руку над головой показал  два пальца, затем сжал пальцы в кулак, затем  показал три пальца. Отошел с камерой. Другая камера повторяет действия первой. Интересно. Анка все это видит впервые. Глянула в кадр. Что там делается? "Ой. Цыган раздевается." И Ника снимает свой итак откровенный купальник. Посмотрела на Виктора Семеновича - хмурится, недоволен. Они занялись сексом! По настоящему? "Боже мой, боже мой! На людях?" Как бабочки в недавнем танце при свете прожекторов. С нескрываемым изумлением бросила вопрошающий взгляд на режиссера. У него нервно дергается щека.

- Стоп! Стоп! Стоп. - Воскликнул он и метнулся к краю бассейна. - Вы что, сосиски в бульоне? Алёна Николаевна! Кто так играет? Зачем в камеру смотришь? Для вас, камеры, нет. Понятно?

- Понятно, Виктор Семенович.

- Виктор Семенович, они что, по настоящему это делают?

- Что, это?

- Ну, это!

- Все должно быть по настоящему. Иначе это не искусство - Отрезал Виктор Семенович. Уселся вновь на свою банкетку и сделал жест рукой. - Дубль два. Поехали! 

И вновь, "Стоп!", вновь дубль,  вновь повторить. Режиссер недоволен, раздражен. "Дубль, дубль, дубль!"  Ника тяжело с хрипом дышала, вытягивая посиневшие губы, изображая любовь в ледяной воде. Анка пожалела её,  а совсем недавно ненавидела... Виктор Семенович настолько же жесток, насколько и добр. Да, он настоящий художник не терпящий фальши.

- Ладно, - сказал наконец режиссер - сегодня на троечку. Буду думать, что из этого барахла можно собрать. Все свободны.

Дорога домой показалась каторгой. Очень многое хотелось немедленно спросить, решить сейчас же, но этот неприятный тип за рулем. Только не для его ушей. Упаси бог. Шофер донимал на этот раз режиссера.

- Ну Виктор Семенович, ну одну хотя бы ролинку, в массовочке.

- Нет. Вы не подходите ни на одну роль в моем фильме.

- Может, все же можно, что нибудь придумать?

- Сожалею, но ничего, нельзя придумать.

"Спрошу его... Зачем я нужна Вам? Нет не так. Скажу... Что я буду делать в вашем фильме? Нет, нет, нет. Я провинциальная дурочка? Идиотизм какой-то. Я скажу... О чем Ваш фильм? Или, лучше. Как название фильма?"

Вечером она так и не задала свои вопросы, потому, что он был вновь волшебником достающим звезды из кармана. "Ника, врунья, и поделом ей за враньё." Спалось очень плохо, угнетали тяжелые давящие видения.

Она танцевала "токкату" с цыганом, в ночи.  Прожектор мощностью в сто тысяч ватт ослеплял белым светом, прожигал насквозь и рисовал жесткий, остро очерченный, круг на мраморной стене . Это был не танец бабочек, а коррида. Цыган наступал с экспрессией, подхватывал на руки, бросал. Некуда деться от его атак. Анка извивалась измученной, потрепанной бабочкой в его руках.  На мраморной стене сотрясалась в зловещей пантомиме уродливая, недоделанная тень Валькирии с одним крылом и нужно было дополнить тень недостающим элементом обнять за шею цыгана, тогда Валькирия оживет и превратится в Нику. Виктор Семенович с камерой стоял рядом  и снимал, снимал, снимал все это на пленку. "Стоп! Стоп! Это же руки, а не веники! В камеру не смотреть. Дубль два."

- Аня, - сказал утром Виктор Семенович - Сегодня твоя первая проба.

Сказал, а сам смотрит выжидающе. Какой эффект? Как отреагирует? Если он надеялся увидеть бурную радость, или истерику, или заметавшуюся по комнате Анку в поисках неизвестно чего, то он угадал, именно это он и увидел.

- Тише, тише девочка. Ничего особенного, всего лишь маленький эпизод, минимум слов. Мне нужно посмотреть как ты выглядишь и ведешь себя в кадре. Не нервничать, не тушеваться, не дергаться. В общем ты меня поняла - не пытаться играть, а вести себя обычно.  Камера - мебель.

Успокоил. Это же проба! Что, Нобелевская премия по сравнению с пробой? Может для нее первая проба важнее всех наград мира.

- Что я должна буду делать?

- На площадке узнаешь.  По сюжету у тебя есть старшая сестра.

У подъезда их ждал все тот же водитель.

- Виктор Семенович - шепнула Анка - Можно я с вами поеду на заднем сиденье?

- Не нравится он тебе? А почему прямо в глаза ему не скажешь об этом?

- О! - хмыкнул шофер, рассматривая Анку сальными глазами - И где ж такие попки выращивают? Не иначе как в Париже?

- В Париже сплошной брак, только в нашей Российской глубинке и можно, что либо найти - сказал Виктор Семенович пропуская Анку на заднее сиденье - Садитесь, Анна Денисовна.

Водитель поправил зеркало заднего обзора и весь путь нахально рассматривал Анку. "Нужно научиться не обращать внимания."  Это все равно что оператор с камерой - будет держать в кадре, что бы Анка ни делала. "Черта с два, ты выведешь меня из равновесия"  Артистка она или кто? Вот сейчас и будет тренироваться. Сюжеты можно придумывать на ходу.  Поймать его скользкие глаза в зеркале и томно вздохнуть. "Ой, ой, ой. С первого взгляда" Прострелено сердце навылет. Следующий взгляд строгий, даже немного сердитый, как у директрисы школы. "Боится меня... Или Виктора Семеновича?" А еще можно посмотреть вопросительно. Мол, чего хочешь?  И тогда он изольется похотливыми слюнями. "Ничего себе, тренировочка."  Если бы не Виктор Семенович рядом, Анке несдобровать. Никуда она с ним не поедет одна.

Съемка в городе. Специально арендованное маленькое кафе превратилось в место отдыха двух сестер. Завсегдатаи кафе - актеры массовки. Павел Тимофеевич тоже пришел взглянуть на первую пробу новенькой и громоздко сидит на банкетке-гвоздике рядом с режиссером.  Анка с Никой за столиком в окружении камер и аппаратуры. Болтают о тряпках, о предстоящей помолвке старшей сестры.   

- Он такой сумасшедший! - Ника сложила губы в чувственной улыбке. - Так ласкать никто не может. 

Анка смотрит на ее губы, накрашенные яркой, розовой помадой. Чуть пухлые, очень красивые. "Интересно, у нее есть любимый мужчина? А если есть, он знает про вчерашнее?"  Но скорее всего Родион - ее жених и они согласились сняться в эротическом эпизоде. А завтра у них настоящая помолвка,  режиссер просто решил зафиксировать это событие на пленку. Но Ника говорила, что замуж за цыгана не пойдет. Очень хотелось спросить. Но не в кадре же!

Ника громко рассказывала, в какой позе они еще могут любить друг друга. Наверное, слишком громко - посетители кафе стали обращать внимание на них. Неловко как-то. Один парень за соседним столиком откровенно смотрел на сестер, и чтобы как нибудь разрядить свое напряжение, Анка показала ему язык.

- Стоп! - воскликнул режиссер. - Нужно заснять реакцию парня. Очень хороший кадр с языком.

Долго мучил парня, добиваясь от него, достоверно сыгранного удивления. Затем разочарованно махнув рукой сказал: "Поехали дальше. Запускайте Родиона" 

Цыган появился между столиками. Тугая, свернутая пружина - сгусток солнечного вещества. Тореадор. Нет. Скорее всего бык, черный, дикий, грубоватый в рубленной красоте, наделенный звериной мощью  с единственной звериной целью - размножаться. И огромные прожигающие насквозь очи. Анка встрепенулась.

Он подошел, чмокнул в губы Нику, сделал движение-порыв к Анке. Анка вскочила со своего места шагнула в сторону, увернулась от поцелуя черной молнии. Коррида! Глаза в глаза. Пропустить в миллиметре от себя бычьи рога. Шпаги нет.  Как во сне. Повернуть голову в триумфальной гордости в сторону врага. Цыган упал, споткнувшись об оброненный стул. Виктор Семенович замахал руками делая знаки операторам. Камеры бешено задвигались выбирая выгодную позицию. Павел Тимофеевич сорвался со своего стула-гвоздика в восторге захлопал себя по ляжкам, разевая рот в беззвучном: "Нимфетка! Прелесть, прелесть!"

- Стоп кадр! Родион, лежать! - распоряжается режиссер - Камера. Близко, его лицо. Родион, фраза: "Ладно, сестренка, твоя взяла"   

- Ладно, сестренка, на этот раз, твоя взяла.  - Цыган плотоядно оскалился, вставая и поднимая упавший стул, сел на него. 

- Ну чего вы, ребята? Чего? - затараторила Ника - Сестренка, ну и дикая же ты! Это просто приветствие. Вот смотри...

Она вспорхнула с места, села на колени цыгану и обняв его за шею впилась в его губы затяжным поцелуем. Ее волосы закрыли лицо Родиона. Он рукой приподнял мешающие волосы и смотрел не мигая прямо в глаза Анке, страстно, жадно, жарко. Анка стушевалась и покраснела.

- Пригласим твою сестренку на вечеринку?

- Ты придешь на нашу помолвку?  Народа не будет, только мы втроем. 

- Да. - очень тихо сказала Анка, потупившись. Зачем согласилась? Не понимая где игра перед камерой, а где настоящее из сердца. 

- Стоп! Прекрасно. Всем спасибо.

Виктор Семенович был доволен, Павел Тимофеевич восторженно тряс его руку приговаривая: "А? Семёныч, славная звездочка. И где ты ее все же, откопал?"  

- Пошепчемся? - Сказала Анка Нике. "Ну и что-что врагиня, мне нужно знать!" Схватила ее под руку увлекая в гримерную. За восторженным обсуждением сегодняшней удачи таился единственный вопрос: Цыган, ее парень?

- А, цыган, твой парень?

- Да, ты что?  Я с дуба не упала. Он все равно что утюг который хотят подключить к батарейке. Батарейка сдохнет, а он даже не нагреется. Неее. Я еще жить хочу.

- А как же, это? В бассейне?

- Дуреха, ты еще. Как затрахают до полусмерти, многое поймешь. Хочешь, предскажу твою судьбу? Тебя трахнут, все. Борьке-шоферу не давай, я ему тоже не дала.

Такой неприятный осадок от разговора. Зачем она его завела? Она хотела знать. Что? Родион, секс-машина и никто за него не собирается замуж? Ее будут тащить в постель все кому не лень? И Виктор Семенович ее не защитит? Анка замкнулась. Она даже не будет спрашивать название фильма. Очень хотела спросить. Лишь  ненависть бурлила пытаясь пробить пробку обиды в горле. Анка, севшим голосом с трудом  преодолевая спазм, произнесла:

- Я тебя ненавижу.