Маленькая лгунья для большого полковника

Глава 6.2

Когда он вошел на кухню, я затаилась за углом, поглядывая, как он сделал

два шага к холодильнику, достал бутылку с холодной водой и поднес к губам. Он

пил жадными глотками, а я…с каким-то благоговением и диким восхищением

смотрела, как дергается кадык, как стекают мокрые дорожки по сильному

подбородку и прячутся за воротник рубашки, как красиво напряжены бицепсы

правой руки и как сильно выделяются на ней жгуты переплетённых между собой

вен. Такими руками можно глыбы ворочать… Я вдруг представила, как эти руки

могут сильно обнять до ломоты в костях, и с губ сорвался короткий вздох.

В этот момент Керук резко убрал бутыль и повернулся ко мне, вытирая рот

тыльной стороной ладони.

Я вошла на кухню довольная собой. В доме чисто, обед готов, ребенок спит,

а куры накормлены. Наверное, вся эта радость была написана на моей

физиономии, я буквально расплылась в улыбке, поправляя обтягивающую кофту

вниз. Полковник смотрел на меня все так же – как на диковинное насекомое.

Никакого мужского интереса, никакой привычной похоти во взгляде. Скорее,

полное недоумение. Потом уселся за стол, снял шляпу и повесил ее на край

стула.

Но счастье длилось недолго…Какое-то время ОН словно чего-то ждал.

Постукивал пальцами по столу, потом снова посмотрел на меня, потом на

кастрюлю. А я не понимала, чего он хочет. Разве он не собирается есть? Взгляд

Керука становился все темнее и мрачнее, а я совершенно не понимала, чем это

могла его разозлить. Что я опять сделала не так. Он резко встал из-за стола

подошел к плите, взял сверху из ящика тарелку и налил себе в нее борщ. Пока

наполнял тарелку, как-то странно помешивал его и всматривался в содержимое

кастрюли. Потом все же сел за стол, оторвал кусок хлеба, зачерпнул ложкой борщ

и….дальше все вылетело из его рта фонтаном на стол и на пол. Он плевался.

Вскочил и промыл рот. Я в недоумении смотрела, как он понесся к раковине,

набрал воду и жадно выпил из стакана. Потом подошел ко мне и ткнул мне в лицо

тарелку. Я отрицательно качнула головой, понимая, что борщ, наверное,

несъедобный, но тогда рука Керука поднялась вверх, и тонкая струйка борща

полилась прямо возле моей физиономии на пол. Еще секунда и борщ будет у

меня на голове.

Снова ткнул мне в лицо. Я зажмурилась и отпила с тарелки. Ничего более

ужасного я в своей жизни не пробовала. Мерзкое варево имело вкус помоев,

пекло язык от избытка специй и воняло сырым мясом. Затем содержимое тарелки

все же было вылито мне на голову. Струйки борща стекали по моему лицу,

картошка падала за шиворот в ложбинку между грудей, капуста свисала с волос.

От обиды я чуть не разревелась, оттолкнула его и побежала в ванную, слезы

полились по щекам градом. Ублюдок. Противный мерзавец. Урод и сволочь! Как

он смел вылить все это мне на голову? Деспотичный недоносок! Гад! Скотина! Ни

секунды не останусь в этом доме! Зря я вернулась. Пусть сам возится, сам

воспитывает свою внучку, все делает сам. Козел! Такого унижения я никогда ему

не прощу!

Я мылась в ванной, смывая с головы овощи, и плакала, как ребенок.

Наверное, вся моя обида, разочарование, боль вылились в эти рыдания. А

этот…этот бесчувственный болван он даже не услышит, что я плачу. Потому что

он глухой старый дед.

Борщ наполнил ванную, как капли крови, и я стояла в этой розовой воде,

ревела, размазывая слезы по лицу, и думала о том, что я нахожусь на краю мира,

в ужасном месте, в нищебродском доме, стою в старой ванной, моюсь мужским

шампунем, и никто, ни одна живая душа не пожалеет меня. Потому что я теперь

совсем одна…А еще думала о том, что больше здесь не останусь. Ни секунды с

этим…Мокрая, кое-как вытертая полотенцем. Между прочим, ЕГО полотенцем, так

как мне никто не выдал моего полотенца, и я сильно сомневаюсь, что у Керука

есть такое понятие «чье-то полотенце», я поплелась в комнату, наскоро оделась,

схватила еще нераспакованный рюкзак и выскочила из дома.

Даже дверью хлопать бесполезно, потому что он и этого не услышит. Но я

все же ею шваркнула от души. Просто для себя. На небе сверкнула молния, но

меня это не остановило. Я не боюсь грозы, по крайней мере раньше не боялась.

Сейчас выйду на дорогу, поймаю машину, и только и видели меня здесь. Надо

было не возвращаться. Сейчас я бы уже была в Сан-Антонио и спала в гостинице

после вкусного ужина, а утром искала бы работу. И никто, ни один сраный

полковник не смел бы меня унижать. Чтоб ему пусто было! Псих!

Слишком расстроенная, заплаканная, в полном смятении я пошла совсем

не в ту сторону. Потому что спустя полчаса я так и не вышла к дороге. Вокруг

меня голая прерия, небо, затянутое тучами, кустарники и огромные кактусы, дикая

акация с колючими ветками.

Нет, я должна скоро выйти к дороге. Это не может длиться бесконечно. Я

где-то рядом. Должны же здесь ездить машины. Но с моим топографическим

кретинизмом я точно забрела не туда и теперь совершенно не знаю, куда идти.

Постепенно тишина стала настораживать, а потрескивание цикад и трещание

сверчков вселять тревогу. Я даже не знаю, куда иду. Вот-вот начнется дождь, и

что мне делать? Где прятаться?

Внезапно я услышала звук, от которого все внутри похолодело, и я

остановилась, с ужасом вслушиваясь в тишину, разорванную воем койотов.

Вначале одного, затем ему завторили другие. О боже! Их много…и они явно

окружают меня со всех сторон. В темноте я видела, как поблескивают

фосфорящиеся зеленые глаза степных волков.

Я неуверенно закричала:

– На помощь! – как-то глухо, тихо и совершенно неуверенно в себе.

Но поблизости только ранчо Керука, а Керук…он меня никогда не услышит,

а даже если бы и услышал, то точно не пришел бы на помощь. Испуганно

озираясь по сторонам, вцепившись в рюкзак, я попятилась назад, когда увидала

несколько пар горящих глаз. В ту секунду сорвались первые капли дождя.

Я побежала куда глаза глядят, куда-то вперед через высокую траву,

кустарники и колючки, которые цепляли меня за юбку, за ноги, впивались мне в

лодыжки. Несколько раз я упала и счесала коленки. Теперь от меня пахнет

кровью, и злобные голодные твари бегут за мной по пятам. Я мчалась что есть

мочи, выбросила рюкзак и скинула босоножки на высокой платформе. В мои пятки

впивались ветки, но это было ничто по сравнению с нарастающим воем,

тявканьем и голодным рычанием койотов, окружавших меня со всех сторон.

В темноте я оступилась и полетела в какую-то яму, «по дороге» вниз

зацепилась боком за корягу и упала на узкое плато. От боли и ужаса я тихо

плакала. Койоты собрались сверху и толпились надо мной, они клацали пастями и

норовили приспуститься вниз, чтобы схватить меня. От них ужасно воняло

падалью и псинами. А плато настолько узкое, что я не могу пошевелиться, иначе

сорвусь вниз. Только и слышно, как туда падают камни и комья земли.

Всхлипывая от ужаса, я смотрю на морды хищников и понимаю, что все это

может продолжаться вечно. Ливень обрушился на землю, и теперь меня щедро

поливало водой, норовя смыть с моего места вниз, земля размякла, и мое тело

скользило по грязи, я держалась руками за коряги, ободрав ладони и пальцы, и

молилась. Мне больше ничего не оставалось, как молиться.

Мокрая насквозь, дрожащая от холода и от ужаса, я вишу над пропастью.

Цепляясь за ветки, мое тело скользит по грязи, и я либо сорвусь вниз, а если

попробую лезть наверх, меня сожрут койоты, которым дождь совершенно не

мешал сторожить свою добычу у края обрыва.

Закрыв глаза, зажмурившись что есть силы, я тихо шептала:

– Прости меня, Господи, я больше никогда не буду грешить, я научусь

готовить борщи, я буду убирать, я избавлюсь от греха гордыни. Я начну любить

детей, я…я вернусь обратно к Керуку и буду заботиться о его внучке, я больше

никогда не сбегу… я начну жизнь с чистого листа и стану паинькой, буду ходить в

церковь по воскресеньям. Пожалуйста, Господи! Пусть случится чудо!

В эту секунду послышались выстрелы и рычание какого-то зверя, я

зажмурилась еще сильнее, потом посмотрела наверх и вначале увидела злобную

звериную пасть, как будто койот стал больше в несколько раз с огромной черной

мордой и торчащими ушами. Раздался щелчок, и морда исчезла, а на ее месте я

увидела мокрого насквозь Керука. Он склонился вниз и посветил на меня

фонариком.

– Дамиан! – закричала я и заплакала еще сильнее. – Пожалуйстаааа!

Я не знала, каким образом он собирается достать меня из этой ямы, потому

что от меня до верха было метра два, два с половиной. Глядя сквозь стену дождя,

я видела, как Керук обвязывает вокруг себя лассо, как привязывает его куда-то, а

потом склоняется ко мне и сползает до половины вниз, протягивая мне руку,

второй рукой он держится за корягу наверху, и мне страшно, что теперь мы

свалимся с ним вместе. Я отрицательно качаю головой, а он манит меня рукой,

делая характерный жест ладонью…Подняла голову и посмотрела ему в глаза.

Они все такие же черные, раскосые, наполнены тревогой и решимостью, а еще

полной уверенностью в себе, и я протянула руку. Горячие пальцы полковника

впились в мою ладонь, и за считанные доли секунд меня как перышко выдернули

из ямы и зашвырнули наверх.

Я упала на четвереньки перед мордой огромного черного пса и увидела, что

край веревки обвязан вокруг его тела, и собака изо всех сил тянет ее назад,

вытаскивая Керука из пропасти. Оказавшись в безопасности, я расплакалась

навзрыд. Почувствовала, как сильная рука подхватила меня подмышки,

забрасывая в седло перед собой и сильно сжимая под ребрами.

Я слабо и совершенно жалко пропищала:

– Спасибо!

Впиваясь обеими руками в мощную руку полковника и чувствуя, как конь

сорвался с места.