Записки подменыша

Глава четвертая. Роланд. Эпизод третий

***

– Сегодня мы будем читать книгу! – бескомпромиссно заявил Даниэль, входя к ней следующим вечером.

Глядя, как он бодрым размашистым жестом выхватывает из рюкзака маленькую книжечку карманного формата, Алиса чуть растерялась.

– Эм… А с чего это вдруг? Ты же говоришь, что чтение не нужно, что на книгах тебе трудно сосредоточиться…

– Ага, всё верно! Трудно сосредоточиться, и это не моё. Но насчёт «не нужно» – ложь и провокация, не согласен! – весело воскликнул он, швырнув книжку на диван; потом и сам упал следом, с полустоном вздохнул, по-кошачьи растянувшись на зелёном пледе. Алиса мельком оценила слабый запах шипрового парфюма в воздухе, золотисто сверкающие пушистые волосы Даниэля, его идеально вычищенные подстриженные ногти – и вздохнула, возвращаясь к помешиванию тушёной курицы на сковороде. Только что со свидания. Снова. – У меня нет определённого мнения по этому вопросу. У меня вообще ни по какому вопросу нет определённого мнения… Мм, еда! Как вкусно пахнет, леди Райт! Закинешь мою футболку и джинсы постираться, да же?

– Хорошо, сейчас.

– Ты пупсик! И толстовку тоже можно, да?.. – (Раньше, чем Алиса успела опомниться, Даниэль сорвал с себя одежду, бросил её неопрятным комом куда-то в сторону стиральной машины – и снова откинулся на спину, блаженно зажмурившись. По его лицу – по чертам падшего ангела с картины эпохи романтизма или модели из журнала о красивой жизни среди блестящих лимузинов, шампанского ценой в дом, элитных сигар и утончённой печали, – разлилась тень пресыщенной усталости. Масло на сковороде укоризненно зашипело; вздрогнув, Алиса осознала, что слишком загляделась на Даниэля и забыла перевернуть пару кусочков курицы). – Чёрт, как же я заеба-ался, а! Мяу!..

«Мяу» вышло очень артистичным – визгливым, как настоящий кошачий мяв; Даниэль со смехом облизнулся.

– Нет определённой позиции? Но ты же так упорно мне это доказывал, помню. Что чтение ничего всерьёз не меняет, что ты всё то же самое можешь почерпнуть из игр, – сказала Алиса – чтобы сменить тему, чтобы он не начал рассказывать, от чего устал. О клубе – и о том, что было после клуба, ночью и сегодня. Ей лучше не знать; иногда действительно лучше не знать – пусть незнание и мучительно. Она покосилась на обложку книги. Откуда она, интересно – ведь у него дома вообще не было книг? Наверное, от какой-нибудь девушки – значит, наверное, что-нибудь модное, о саморазвитии, или… – Ого, «Мастер и Маргарита»?

– Ага! Неожиданно, да? – промурлыкал Даниэль. Повернулся набок, подпёр щёку ладонью, лукаво и внимательно наблюдая за её удивлением. – Да, я доказывал – но это не значит, что я на самом деле так думаю. На самом деле я не думаю никак. С другим человеком мог бы доказывать другое – хоть совсем противоположное! Если бы, например, мне кто-то из моих панков начал залечивать, что книжки не нужны – я бы там так разнёс их доводы, леди Райт, ты не представляешь!

– То есть ты всегда доказываешь противоположную точку зрения, просто чтобы… развить диалог? – (Она убавила огонь, наскоро нарезала овощи, включила чайник. Томяще-уютные волны непонятного блаженства качали её – и, глядя на прищуренные пёстрые глаза Даниэля, на его сладкую, как кленовый сироп, улыбку, на его татуировки, причудливыми письменами покрывшие обольстительное тело – хищно-гибкое, изящное – пожалуй, не менее изящное, чем у Ноэля, но крепче, здоровее; тело, полное жадной силы, – она снова не хотела ни злиться, ни зацикливаться на ревнивых подозрениях. Хотела лишь отдаваться моменту, не гадая, что будет потом). – Чтобы вынудить собеседника высказаться?

– Да-да, именно так! – возбуждённо закивал Даниэль. – Ты ему одно, он тебе другое – и процесс идёт, взаимодействие развивается!

– В споре рождается истина?

Она сказала это специально, спрятав улыбку, – зная, что ему наплевать на истину. Точнее, для него её нет: всё слишком зыбко и относительно, всё мерцает в миражных полутонах. Он аморфный, подвижный, как холодная вода в гранд-вавилонских каналах. Он подстроится под кого угодно – и от кого угодно утечёт.

Рано или поздно – утечёт и от неё. Она может сколько угодно цеплять его высокодуховными интеллектуальными разговорами, вниканием в него, заботой; но надолго его этим не зацепишь. Он улетит, хохоча и глядя в ночь – как улетела на шабаш нагая Маргарита, оседлав метлу. А она останется на земле – писать роман, скорбным покинутым Мастером.

Альтернативный финал – почему нет? Алисе всегда казалось, что он был бы уместнее, чем тот лживый хэппи-энд, который придумал Булгаков.

– Вот ещё! Мне похуй на истину! – нахмурившись, предсказуемо вскрикнул Даниэль. – Не в ней дело! Да и что вообще такое эта истина? Абстракция! Нет ничего абсолютного. Я говорю что-то – и думаю: в каких-то планах всё так, а в каких-то нет. Человек говорит что-то – и я думаю: в каких-то планах он прав, а в каких-то еблан. Всегда и там, и там есть «за» и «против»!

– Ну, есть же всё-таки какие-то абсолютные истины. Не знаю… Например, что убивать – плохо, – задумчиво произнесла Алиса, выкладывая овощи и курицу на тарелку Даниэля. Ей вспомнился вампир Олаф, впившийся в горло девушки с синими дредами.

– А у******о на войне против захватчиков родины? А у******о при самообороне? – возмущённо прощебетал Даниэль – и лёг на спину, расслабленно (и очень сексуально) почёсывая кожу под татуировкой-кнопкой на груди. – Не-ет, леди Райт, ничего однозначного не существует!.. Я считаю так: главное – зацепить меня своей точкой зрения. Ты меня зацепила, я вот аж решил попробовать почитать. х**н знает сколько этого не делал! – (Он взял книжку, пролистал её, даже понюхал страницы, приподнявшись, – будто удивлялся самому себе). – Последнее, что читал, – это был, кажется…

Даниэль назвал популярного автора слащавых, романтически-слезливых историй для девочек-подростков. Алиса вздрогнула от ужаса.

– Кто-то из бывших посоветовал?

– Ага, Изабелла, кажется! Стоп, или Анна?.. Она же тоже любила такое читать. – (Лоб Даниэля прочертила морщинка. Пару секунд он подумал – но потом отмахнулся от досадно-противоречивых воспоминаний). – В общем, не суть! Помню, что я дочитал до конца, но было очень нудно и мне не понравилось.

– А Булгаков от кого? От Лисси? – якобы небрежно спросила Алиса, засыпая порошок в натруженную пасть стиральной машины. Даниэль хихикнул; он явно любит намеренно щекотать её ревнивое любопытство, это его забавляет. Как тогда, с эстонкой.

Или пару дней назад – когда он спонтанно переночевал у Бригитты, другой своей гранд-вавилонской «подруги». Встречался он с ней редко (судя по объёму времени, проводимого с Алисой), но периодически её упоминал – мол, она вкусно готовит острые крылышки и он раньше ходил к ней «чисто поесть», а ещё на Рождество она подарила ему смешные носочки и деньги, а ещё она любит хентай и они вместе проходили хентай-игру и смеялись над тем, как плохо там проработан сюжет и какие однообразные персонажи, а ещё она была приятно удивлена тем, что он приходит к ней не ради секса, как остальные парни, и видит в ней «не мясо, а личность»… Находясь у Бригитты, Даниэль постоянно писал Алисе – подчёркнуто часто, будто бы специально снижая градус её волнения. Но всё равно, представляя, как они рядом сидят на кровати в такой же небольшой студии (Бригитта тоже живёт в центре – снимает) и смотрят на то, как анимешный мальчик связывает и шлёпает анимешную девочку с нереалистично огромной грудью, а потом смачно трахает её под сладкие стоны, – представляя всё это, Алиса, конечно, не находила себе места. На днях Даниэль снова наведался туда – причём сказал ей об этом сам, без всяких допытываний.

«Солнце, а у тебя не возникает вопроса – куда это я так загадочно иду в три часа ночи?» – поставленным низким голосом промурлыкал он в голосовом сообщении – и рассмеялся.

«Возникает, – кисло призналась Алиса. – Просто я уже, если честно, побаиваюсь спрашивать. Учитывая эпизод после музея».

«Ох, да ничего такого, солнышко! – (Ласковый, весело-взбудораженный высокий щебет. На фоне – шум ветра и машин). – Просто меня позвали поесть, и я подумал: а чего бы и не поесть, собственно?! В три-то ночи, да?»

«Действительно. Это же лучше, чем просто спать дома или поесть у меня», – привычно проворчала Алиса, стараясь не вслушиваться в то, как надсадно рвётся что-то внутри – будто грудь разрывают мелкими крысиными коготками.

У неё не было ни права запрещать Даниэлю общаться с Бригиттой, ни, честно говоря, желания: ведь он назвал только два имени, помимо её собственного, когда пытался вспомнить, с кем регулярно общается в Гранд-Вавилоне, – и среди них именно Бригитту. Это, конечно, было до эры панков и Лисси – несколько недель назад, а для него это целая эпоха, – но… Но. Если она для него и правда друг, то почему бы и…

Ты сама-то в это веришь, серьёзно? Смешно. Если она ему действительно друг – значит, он просто её френдзонит. Как – отчасти – уже френдзонит тебя. Не будь она влюблена, разве стала бы она звать его «чисто поесть» среди ночи, делать ему подарки, проходить с ним эротические игры? Только идиот не понял бы, в чём тут дело.

А Даниэль старательно делает вид, что не понимает. Или – даже не «делает вид». Он, конечно, не идиот, но в эмоциональной чуткости явно не профи.

– Не, не от Лисси, ты чего! Она же нихуя не читает, кроме каких-нибудь инстагайдов таких же куриц, как она сама – про бельё да косметику. Ну, или что-то про своё наебалово. – («Наебаловом» Даниэль всегда называл сетевой маркетинг – надо сказать, справедливо). – Ещё варианты, солнце?.. О, спасибо, вкуснотища!

Получив тарелку, он набросился на еду. Дразнишь меня, – с тоской подумала Алиса, привычно устраиваясь напротив. Кот Бегемот восседал на обложке «Мастера и Маргариты», сверкая жёлтыми глазищами. Дразнишь – не говоришь правду, хочешь, чтобы я поугадывала, провоцируешь. Почему же мне так нравится – до приятного головокружения; почему перехватывает в груди, как на опасном аттракционе – когда летишь вниз, и тебе весело, но цепи и тросы в любой момент могут оборваться?

– Бригитта?

– Не-а!

– Симона?

– Нет.

– Изабелла?

Даниэль потряс головой, весело глядя на неё из-под прядей чёлки.

– Ну, ещё варианты?.. Блин, я что-то аж возбудился – столько женщин готово предложить мне книгу! Только сосочки себе тереть – какой же я охуенный!

Отложив вилку, он прогнулся в спине и с картинным гортанным стоном действительно помассировал соски. Чутко откликаясь на прикосновение, они сразу набухли беззащитными розовыми бугорками. Алиса вспыхнула.

– Я не знаю, кто. Я же не всех знаю, кто был у тебя, – даже в последнее время. Говори сам.

– На самом деле, об этой женщине я правда не говорил тебе, кажется. Это было не так уж давно, но ещё до знакомства с тобой. – (Даниэль оставил в покое соски – только с сожалением ущипнул напоследок левый, – и вернулся к еде. Алиса напряглась. Неизвестный персонаж – опасная территория. Но – какой грамотный акцент на «ещё до»; в такие моменты ему можно стоя аплодировать. А ещё – «женщина»?.. Хотя это ничего не значит; будь его партнёрше тридцать пять или пятнадцать, он всегда возвышенно – и чуть насмешливо – говорит о ней «женщина»). – В ноябре-декабре. Она ходила ко мне несколько дней, и ей вроде всё нравилось – аж вещи ко мне перенесла, ну, то есть, часть вещей. А потом я что-то раз с ней не смог увидеться, два не смог – работаю, говорю, понимаешь, так и так… И она больше не пришла! Сбежала от меня так, что аж кое-что из вещей забыла, прикинь?! – (Он хрюкнул от смеха, явно и впрямь находя всё это ужасно забавным; ойкнул, смахнув капельку соуса с фигурно вылепленных мышц пресса). – Даже тапки, и мягкую игрушку, и вот эту книжку заодно! С тех пор она у меня там и валяется.

– Мда. Реализация метафоры «бегу и тапочки теряю», – пробормотала Алиса, думая о гневе и боли той девушки. Должно быть, она верила, что много значит для него, – но, как и все остальные, выяснила, что значит мало. Даниэль закивал, смеясь.

– Ага! Зато теперь у меня есть бессмертный роман этого… Как его? Булгакова! Ну что, начнём, леди Райт? – (Он отставил опустошённую тарелку, открыл книжечку и солидно, по-дикторски прочистил горло). – Итак, эпиграф (ты же говорила, это называется «эпиграф», правильно?..): «Так кто ж ты, наконец?» «Я – часть той силы, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо»![1] А чего сразу так заумно и возвышенно-то, блять?! – он поморщился. Алиса, стараясь не расхохотаться, перебралась на диван и устроилась рядом с ним.

– Это из «Фауста» Гёте. Так о себе говорит Мефистофель – дьявол… Ты прямо вслух собрался читать, что ли?

– Ну конечно, а как же ещё?! Мне же нужна интерактивность! Мне иначе скучно.

[1] Из «Фауста» И.-В. Гёте (эпиграф к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»).