…Через два часа Теон сидел у неё дома, пил чай, ел обезжиренный йогурт без сахара и ароматизаторов, который принёс с собой, и обводил её жадными маслянистыми взглядами. Йогурт Алису впечатлил; она помнила, что Теон не ест сладкое и мучное, – но таких вершин осознанности не ожидала. Забавнее было бы только, если бы в час ночи он купил для визита к ней морковь или пучок салата.
– Но ты же понимаешь, к чему всё это ведёт, – тихо и вкрадчиво проговорил Теон, щуря хитрые светлые глаза, когда она закончила рассказывать. – Он привык к постоянному женскому вниманию, к постоянной смене женщин. Он бабник. Рядом с ним ты всегда должна будешь конкурировать с другими и трепать себе нервы. Если ты к этому готова – дело, конечно, твоё, но…
– Он не любит слово «бабник». Оно довольно обидное, – улыбнувшись, перебила Алиса. Она сидела напротив Теона – на стуле, – усадив его на диван; он уже несколько раз пытался якобы случайно к ней прикоснуться – но пока она пресекала эти поползновения.
– Ой, ну значит, Казанова или Дон-Жуан! – Теон смешно сморщил нос, доедая йогурт. – Как ни назови – суть одна. Он этим подпитывается.
– Подпитывается – да. Это уже очевидно.
– Ну и вот. Так зачем тебе это?
– Он говорит, что всё иначе. Что это такой период, что он просто боится из-за прошлых травм…
– Ты же понимаешь, что грош цена таким словам, – с тем же каменным спокойствием отметил Теон. У него приятный низкий голос – бархатистый, убедительный; ровнее и взрослее, чем у Даниэля. – Надо смотреть на то, что человек делает. А делает он нечто совершенно противоположное всем этим речам. И он никогда не даст тебе стабильности.
– Мне не нужна стабильность. Мне нужно вдохновение.
– Да? Почему же тогда сейчас ты страдаешь?
– А я страдаю? – она прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– По крайней мере, сейчас тебе плохо, – смягчил Теон – и вздохнул, потягиваясь. Его длинные ноги в чёрных джинсах почти коснулись ножек стула Алисы – и её стопы; она не стала отодвигаться. – Значит, ты хочешь всё-таки больше стабильности, чем он готов тебе дать. Больше уверенности, скажем так. Больше чувства, что он твой, что ты ему нравишься. А он даже этого не даёт. И никогда не даст. Это просто будет рушить тебя – больше и больше, больше и больше, – даже если ты будешь принимать и терпеть. И ты это знаешь.
Она встряхнула головой. Ох уж эта лукавая улыбка на арийском правильном лице, эта строгая чёрная водолазка, эти кудряшки, которые в тусклом вечернем свете кажутся огненно-рыжими. Маленький уж шипит, воображая себя змием-искусителем.
– Почему ты постоянно говоришь «ты это знаешь»? Нельзя знать будущее заранее.
– Ход человеческих отношений можно предсказать уже после пары дней общения, – снисходительно улыбнувшись краешком губ, сказал Теон. – Иногда и раньше. Из того, что ты рассказала, уже видно, какой он. Я просто делаю выводы. Для этого не надо быть психологом. И дело даже не в его диагнозе – что там у него, биполярка?..
– Пограничная психопатия.
– Ну да. У меня просто была бывшая с биполяркой. – (Он хмыкнул, отставляя на подоконник баночку из-под йогурта и складывая руки на животе). – Так вот – дело не в диагнозе, а просто в моделях мышления и поведения. Они повторяются и будут повторяться. Ты их никак не изменишь. Если ты готова терпеть, если тебе это интересно – что ж, хорошо. Но просто знай, что потом будет хуже.
– Я знаю. Может, мне это и нужно?
Вот так – лёгкий вызов. Теон улыбнулся шире – почти весело; улыбался он светло и проницательно, и это хоть немного разбавляло сдержанные краски его подтянутого арийского облика.
– Это может быть нужно только мазохисту. Ты мазохист?
Обычно это спрашивают с примесью страха, отвращения, насмешливого презрения. Тут – ничего подобного; только чистый, открытый интерес. Слегка необычно, – оценила Алиса.
– Возможно. Я писатель. Страдания меня вдохновляют.
– Страдания – и влюблённости в людей, которые причиняют тебе боль?
– Я не влюблена.
– Разве?
Она отвела взгляд. Чёртовы псевдопсихологи.
– Не влюблена. Увлечена – да, он мне очень нравится – да. Но не более.
Теон прикрыл глаза, не прекращая улыбаться.
– Хорошо. А что он тогда сделал?
– В смысле?
– Что он такого сделал на первой встрече? Как добился того, что ты позвала его домой, а меня нет?
Алиса хмыкнула. Очень ожидаемый – и очень лестный вопрос. Если вакцина и не поможет, Теон, по крайней мере, явно поднимет ей самооценку этим жадным любопытством.
– Да ничего особенного. Он просто… был собой. И меня это затянуло. Какая-то эмоциональная и смысловая воронка, какая-то химия. Не знаю, как объяснить. На самом деле, и в темах ничего особенного не было – обычный доверительный разговор. Мы даже о сексе совсем не говорили. А с тобой – очень много. – (Она хихикнула, наслаждаясь шутливым возмущением на его лице). – Довольно парадоксально, если подумать.
– Да капец! Может, мне просто не надо было говорить о сексе?! – горестно всплеснув руками, со смехом воскликнул Теон. – Заинтриговать тебя, не знаю. А то я раскрыл все карты…
– Да брось. Всё случилось так, как случилось.
– Но тебе не захотелось. А с ним захотелось!
– Да.
– Он очень красивый?
– Да. Но дело не в этом, – подумав, ответила она. – Просто есть в нём что-то такое…
– Хаос. А тебя манит хаос. – (Подпирая ладонью щёку, Теон тяжело вздохнул). – Во мне нет хаоса, да? Во мне только порядок и стабильность. Я даже в случайных связях стремлюсь к постоянству.
– Ну, постоянство – это, извини меня, в большинстве случаев утопия.
– Нет-нет, я не об идеальном «раз и навсегда», а просто о постоянстве. Я продолжаю любые отношения настолько долго, насколько это возможно. Не стремлюсь их завершать. Даже если всё без обязательств, даже если это просто мимолётный роман. – (Он усмехнулся, явно гордясь своей авторской терминологией). – Я не склонен разбрасываться людьми так, как он.
– Не сказала бы, что он разбрасывается, – чуть лукавя, возразила Алиса. – Просто не любит фанатично привязываться. И легко заменяет одного человека на другого. Функционально.
– А это разве не значит «разбрасываться»? – вскинув брови, спросил Теон.
– Может быть. Я мало знаю его, могу судить только по рассказам. – (И по фотографии Симоны в следах от пуль). – Поэтому…
– Но тебя ведь задевает, что он может так же легко заменить тебя? Как любую из своих бывших, как любую из тех девочек, с кем сейчас гуляет?
Алиса пожала плечами, не изменившись в лице.
– Мне всё равно. Я ему никто, он мне тоже, – увидев недоверчивую гримасу Теона, она добавила: – Ладно, возможно, это задело бы мою гордость, моё самолюбие. Как сейчас задевает то, что он делает. Но…
– То есть ты решительно настроена продолжать это, даже понимая деструктивность последствий, – усмехнувшись, перебил он.
– Да – потому что мне интересно. Пока. – (Она помолчала, глядя ему в лицо, вдыхая жаркое напряжение, клубящееся в комнате). – Теперь я лучше понимаю, почему ты консультируешь. Ничего поразительного, конечно, – извини, – но ты действительно неплохой психолог.
– Спасибо! – Теон шутливо поклонился, приложив руку к груди. – Пока ни одного отрицательного отзыва. Я этим горжусь.
– А сколько длится твоя консультация?
– Вообще час-полтора, но строгих ограничений я пока не ставлю. В начале встречи всегда говорю: «Мы будем обсуждать это до тех пор, пока тебе не станет понятно, что делать».
Тогда с большинством людей тебе пришлось бы говорить вечность. Если реально смотреть на вещи.
– Весьма благородно. Мне всегда казалось, что час у психолога или психиатра – это ужасно мало.
– Согласен полностью! Особенно для невротика. Только разговоришься – и всё, вали… – он тихо засмеялся. – С одним парнем я недавно общался часа четыре. Он всё пытался бывшую вернуть, не мог успокоиться. Потом написал, что я ему очень помог. Вправил, так сказать, мозги: показал, что рационально, а что нет.
– Ну, если бы людьми управляла рациональность, мир был бы совсем другим.
– Идеальным! – (Теон резнул Алису ещё одним лукавым взглядом из-под ресниц. Потом – почесал живот, якобы случайно приподняв водолазку; на секунду обнажились кубики пресса). – Эмоции необходимы, но ими должен управлять разум. Я так и объяснил этому парню: ну, вернёшь ты её, потешишь свои эмоции, страсти, хотелки – а потом что? Через неделю, через две, через месяц? Всё вернётся на круги своя, потому что человек-то не изменился. И ты будешь страдать, и тебя снова будут обманывать. Головой ты понимаешь это уже сейчас, но слушаешь эмоции – для чего?.. Мы подсаживаемся на этот адреналин – на все эти скандалы, измены, страдания, эмоциональные качели. Один и тот же наркотик – что у женщин, что у мужчин. Без всего этого отношения кажутся скучными, но на самом деле только этот путь – разумный и конструктивный. Только он бережёт нашу психику.
– А зачем её беречь? – поинтересовалась Алиса, подавляя зевок. Она тысячи раз слышала и читала всё это; хотелось развернуть ситуацию хоть во что-то неожиданное.
– Чтобы выжить, – не растерялся Теон. – Обычный инстинкт самосохранения. Когда эмоции ведут к саморазрушению, им нужно сопротивляться. Каждый рано или поздно приходит к этому выводу – когда наиграется в деструктив.
– И не скучна ли, не пуста ли такая жизнь? Без деструктива?
– О нет, совсем нет! – он со смехом покачал головой. – Наоборот! Моя жизнь никогда не была такой интересной и насыщенной, как после того, как я всё это понял. Я обрёл спокойствие. Я обрёл радость.
И переехал в Гранд-Вавилон – забавно, – подумала Алиса, размышляя, сколько вампирш или демониц с удовольствием взялись бы за его переубеждение. Знал бы ты хотя бы, в чьём городе живёшь в поисках радости и спокойствия.
– Звучит чуть-чуть… по-сектантски. Извини.
– Пусть! – отмахнулся он, невозмутимо улыбаясь. – Не переживай, я привык к таким оценкам. Но, на самом деле, пути всё равно только два: или начать мыслить так же, или страдать всю жизнь. Большинство людей как раз выбирает второй путь. Большинство идёт за своими эмоциями, за своими «хочу». И ты, и твой панк пока делаете именно так.
– Но как следовать «надо» и разуму в сфере чувств? Выбирать партнёра по списку рациональных критериев? Ставить галочки, плюсы и минусы? – вспоминая давний разговор с Катриной, спросила Алиса. Катрина – повелительница холодного разума, вечная девственница в толстовке и джинсовых шортах, с рюкзаком за спиной. Катрина – и её коты по имени Кастор и Поллукс, её сдержанная тихая речь, её страсть к долгим велосипедным прогулкам наедине с собой. Не будь она тысячелетним демоном и вестницей смерти, она составила бы для рационального арийца Теона неплохую партию. Надо бы ей написать. – Прости, но это скучно и бессмысленно. Когда речь о чувствах, разум никогда не победит. Ты не сможешь быть с человеком, к которому тебя не влечёт чувственно, – каким бы выгодным и правильным это ни казалось.
– А я не отрицаю чувственное влечение, – приподнявшись на локтях, возразил Теон. Алиса вдруг заметила, что у него довольно красивые линии плеч и шеи – хоть и резче, грубее, чем у Даниэля. К чёрту Даниэля. Ты бесишь. – Просто нельзя идти у него на поводу. В моём случае – да, сначала идёт рациональный отбор: я оцениваю, пригодна девушка для отношений или нет. И потом уже, если ситуация складывается благоприятно, даю волю эмоциям.
– Пригодна, – Алиса позволила себе поморщиться. – Прости, но я не люблю это слово. И не люблю, когда люди где-нибудь в Badoo сразу вываливают этот список критериев – ну, что-то вроде: «Толстые – мимо, меркантильные – мимо, без высшего образования – мимо, не умеешь готовить – мимо, ярко красишься – мимо…» Сразу хочется плюнуть и поинтересоваться: а с чего я вообще должна биться за такое сокровище, как ты, и соответствовать твоим требованиям, о высокомерный прекрасный принц с животиком? Ещё и проверять себя на то, соответствую ли я им, перед тем, как лайк тебе поставить или написать? Я слишком стара для этого дерьма!
Теон рассмеялся – громче, смелее, чем раньше, прикрывая руками раскрасневшееся лицо.
– Ох, блин! Знаешь, перед первой встречей я думал о тебе: она, наверное, такая серьёзная, образованная мадам. А с тобой на самом деле очень легко и весело… Я тоже не люблю, когда такое пишут. Писать это на публику – глупо: зачем выпячивать негатив? Я просто держу это в голове. И да, если у девушки слишком вульгарные фотографии, если безграмотное или стервозное описание в профиле – уже можно сделать определённые выводы. Остальные – на первой встрече.
Алиса села поудобнее; её уже затягивал азарт спора. Всё-таки хорошо, что Теон пришёл. Она представила одинокую ночь, которую сначала собиралась провести с мыслями о том, как именно проходят «проблемы с Интернетом» у Даниэля, – и вздрогнула.
А ведь завтра они договорились встретиться: Даниэль снова приходит к ней на ночь. Она представила, как судорожно принимает душ, меняет постельное бельё, моет посуду, проветривает квартиру от чужого запаха за час до его прихода, – и больно царапнула себя по запястью. Не сейчас. Всё это будет завтра. Или не будет.
Какая, в общем-то, разница?..
– Окей, но вот обо мне ты же сделал неутешительные выводы, верно? Для «отношений» я непригодна, пригодна только для «романа»…
– В случае со мной, – поспешно вставил Теон. – Только в случае со мной – не в целом.
– …так почему же ты продолжаешь со мной общаться? Если ищешь покоя и стабильности, а покой и стабильность я, очевидно, дать не могу? Не из-за тех ли самых эмоций?
– О нет, мой эмоциональный фон сейчас абсолютно ровный, я его полностью контролирую. – (Теон широко улыбнулся, серебристо сверкая глазами. Алисе уже начинало казаться, что он воплотил мечту Даниэля стать машиной. Даниэль, возможно, опечалился бы от этой мысли: он гораздо хуже управляет своей импульсивностью. Или пока так кажется). – Я общаюсь с тобой осознанно. Просто потому, что мне интересно. Потому, что я вижу в этой ситуации потенциал развития.
– И какой же? Тот самый «роман»? – стойко выдержав его взгляд, промурлыкала Алиса. Теон бесстыдно осмотрел её губы, шею, обтянутую простой белой футболкой грудь – и хмыкнул, будто поставив зрелищу мысленную оценку.
– Или роман, который ты напишешь. Я бы там был?
– Поживём – увидим.
– Но в меня ты не влюбилась бы, ведь так?
Новый оскал, новые хищные взгляды на её теле – гладит, не прикасаясь. Алиса выпрямилась; от этого вопроса пахло чем-то новым – чем-то дразняще-увлекательным. Очень хороший вопрос. Это не вихрь и шквал, как с Даниэлем; это безмолвная игра в шахматы.
– Нет, – призналась она, глядя на пухлые губы Теона, кривящиеся в той же змеисто-вкрадчивой улыбке. – Прости, но нет. Ты мне нравишься, но очень… разумно. У меня не сносит голову. А мне надо, чтобы сносило.
Теон задумчиво кивнул – и облизнулся, будто пробуя её слова на вкус. Алиса вспомнила, как шутливо облизывается Даниэль – с дурашливым кошачьим причмокиванием, – и вспыхнула.
– Понимаю. Не за что извиняться. Думаю, это даже к лучшему.
– Что я не влюбилась бы в тебя? – вновь приятно удивляясь, уточнила Алиса.
– Да.
– Почему?
– Ну, ответь сама на этот вопрос. – (Та же улыбка Чеширского Кота, играющего в шахматы. Брось, такой ли уж ты истинный ариец, каким хочешь казаться? Или всё же голод по женскому вниманию и женской плоти даёт о себе знать?). – Мне интересно, что ты скажешь.
– Потому что моя влюблённость деструктивна?
Потому что я – та, кто я есть. Но ты этого не знаешь. Даже если бы знал – не понял бы.
Теон безмятежно прикрыл глаза. Маленький уж наелся и устал изображать змия-искусителя.
– Это ты сама сказала, если что. Не я.
…Наболтавшись до приятной усталости, они легли спать – чинно, спокойно, по очереди приняв душ. Промокну́в полотенцем влажные волосы, Алиса переоделась в ночную сорочку – и поймала на чёрных кружевах и тонкой блестящей ткани совсем уж недвусмысленный взгляд Теона.
– Слушай, только извини, но… Ну, я говорила… – изображая смущение, пробормотала она. Нескрываемое желание Теона скорее забавляло её, чем будоражило; но всё же и будоражило – тоже. Жаркая зудящая щекотка внутри: когда не хочется его, но хочется, чтобы ему хотелось.
Пряная джазовая импровизация. Алиса любила джаз – но отчаянно-истеричную нервную скрипку любила гораздо больше. А скрипка – это Даниэль.
К чёрту Даниэля, напомнила она себе. Сегодня – к чёрту. В каком-то смысле там ему самое место – с его бесовскими переливчатыми глазами, панк-роком и револьверами.
– Да-да, я помню! Ты не настроена, он тебе нравится, и это для тебя важно, – раздеваясь до трусов, безмятежно проговорил Теон. – Я слово своё держу, приставать не буду.
Мельком оглядев его стройное накачанное тело, Алиса тут же отвела взгляд. Красиво, никто не спорит; красиво – но не то. Она может смотреть на него ровно и невозмутимо; она может провести с ним рядом всю ночь – без единого порыва коснуться. Спокойная пустота внутри – ничего не отрицающая, всё позволяющая, ни к чему не рвущаяся. Это было более привычно, чем то, что кромсало её на куски рядом с Даниэлем.
Более привычно – и разочаровывающе. Когда один раз увидишь и поймёшь Сикстинскую Мадонну Рафаэля, уже не хочется смотреть на безвкусную псевдоинтеллектуальную мазню. Когда один раз познаешь то безумие – оно превращается в наркотик, который больше ничего не заменит.
– Спокойной ночи, – сказала она, выключая ночник.
– Спокойной ночи, – откликнулся Теон, благовоспитанно отодвигаясь на край кровати.
Минута, другая, третья в жаркой вязкой тишине. Слышно, как он дышит; слышно, как тикают часы; слышно, как бьётся сердце, как скрипят половицы под шагами соседей сверху, как во дворе с громким мявом выясняют отношения бродячие кошки. Проклятье. Алиса смотрела в стену – и была комком нервов, который по чуть-чуть заливают расплавленным лунным серебром.
– Не можешь уснуть? – тихо спросил Теон.
– Да.
– Почему?
– Не знаю… Странно всё это.
Не страннее, конечно, чем та ночь, когда на твоём месте лежал ифрит – и чуть не спалил мне простынь. Но всё-таки.
– Что именно? Что в твоей постели парень в одних трусах, но ничего не происходит? – хмыкнув, уточнил Теон.
– Да нет, это как раз нормально. Я часто со своим другом так ночевала, например.
– С тем, который гей? Ну, так это разные вещи. Я-то тебя хочу.
Как спокойно и просто сказано; Алиса улыбнулась в темноту. В устах Даниэля эта фраза, наверное, заставила бы её выгибаться и мысленно рычать от желания – а сейчас хочется разве что улыбнуться.
– Мм, ну…
– Иди сюда. Просто пододвинься, пожалуйста. Я ничего лишнего делать не буду.
Она покорно повернулась и пододвинулась. Ничего лишнего – наивно; как будто мы оба не знаем, чем это закончится. Уткнуться ему в грудь, растворяясь в незнакомом терпко-травяном запахе; вытянуться вдоль его жара; закрыть глаза. Одной рукой Теон обнял её, бережно прижимая к себе, – а другую запустил ей в волосы.
– Тшш, вот так… Расслабься.
Алиса зажмурилась крепче, грустно упиваясь этой бесхитростной лаской. Теон то аккуратно, едва касаясь, гладил её по затылку, то нажимал плотнее, почёсывал и ерошил – медленно, в гипнотическом баюкающем ритме.
Не думать, просто не думать – если смогу. Это просто человек. Просто прикосновения человека – ещё одного случайного путника в моей истории. Ещё одного.
Волны тёплого покоя заливали Алису. Поддаваясь неизбежности, она ответила лаской на ласку – провела кончиками пальцев по груди Теона, по его крепкой спине, по плечам, чувствуя, как вслед за её прикосновениями бегут мурашки…
– Бли-ин, как приятно, – выдохнул он, прижимаясь лбом к её лбу. – Секс вообще не так уж и важен, да? Вот так просто лежать и гладить друг друга в темноте – это ведь уже охуенно. Спасибо тебе.
– Да, – сказала Алиса. – Ты прав.
И – провела языком по его губам.
Издав тихий рык, Теон впился в неё поцелуем, навалился сверху, вгрызся в шею, оттягивая волосы; она слабо застонала, пытаясь замедлить лавину неотвратимости – но его руки уже голодно шарили по её сорочке, поддевая ткань трусиков.
– Ты зря меня так долго провоцировала, знаешь? – (Рывок вниз, пальцы – по влажно-беззащитному; от его угрожающего тона Алисе стало смешно – и она тихо смеялась, запрокинув голову, пока он не заткнул её новым поцелуем – грубоватым, жёстко-властным, глубоко запуская язык ей в рот). – Я только с виду такой разумный. Лучше не будить во мне то, что не нужно будить!
Выше, ниже, всюду – рвать, мять, крушить; напор Теона то смешил, то немного пугал её, ночь рассыпалась на осколки. Он брал её снова и снова – сверху, поставив на четвереньки, вжимая лицом в постель, жёстко, рвано, рыча, ни на секунду не останавливаясь. Иногда ей становилось больно, она вырывалась и шипела – но это, казалось, только сильнее распаляло его, и она дальше кусала губы и скулила под камнепадом однообразных рывков.
– Послабее… Ох, чёрт, послабее, пожалуйста…
Морщась; удовольствие мешается с болью так, что ничего не разобрать; зачем я вообще начала всё это?..
– Послабее? Да-да, конечно… Тихо-тихо, моя маленькая! – будто опомнившись, засюсюкал Теон – отстранился, поцеловал её в щёку, аккуратно снижая темп. Алиса стиснула зубы, заставляя себя не отворачиваться; в этом сюсюканье было что-то гадкое – на грани с педофилией. – Устала?
– Д-да, если честно, немного. Я…
– Блин, прости, я только разогнался. Я ещё долго так могу! У меня профессиональное – я же говорил тебе про вебкам и…
– Да-да, помню. – (Она поморщилась, радуясь, что в темноте Теону не разглядеть её лица. Его чересчур частые упоминания о том, как он одарён в сексе и на протяжении скольких часов может насаживать счастливую избранницу на свой каменный член, утомили её уже на первой встрече). – Извини, мне просто уже немного больно, это как-то слишком…
– Вот это – слишком?! – со смесью удивления и умиления воскликнул Теон – и, смеясь, ещё раз нежно поцеловал её. С него щедрыми липкими ручейками лился пот. – Серьёзно?!
– Для меня – да, – уже суше отозвалась она – и осторожно вывернулась из-под него, подавив вздох облегчения. Спуститься ниже, снять презерватив, провести языком, обхватить губами… Вот так. Теон гортанно застонал. – Думаю, так лучше?..
– …Я учту, что тебе было больно. В следующий раз не буду так усердствовать, – серьёзно пообещал Теон позже – стоя под струями душа. Глядя, как он смывает с себя клочья пахнущей кокосом пены, Алиса растерянно дёрнула плечом. Ей хотелось спать – и не хотелось думать. Во рту растекалось землистое послевкусие его семени. – Просто мне всегда трудно держать себя в руках, когда разойдусь. Это моя проблема, мне многие женщины говорили. Ну, то есть как «многие» – у меня их, наверное, не так много было: шесть партнёрш. Но…
– В следующий раз? – выдавив улыбку, переспросила она.
– Ну да, – Теон весело покосился на неё из-под мокрых прядей рыжей чёлки. – Ты ведь напишешь мне снова.
– С чего ты взял?
– Я в этом уверен.
Вот ещё. Это ты напишешь мне первым, – подумала Алиса, подавая ему полотенце. Теперь уж точно.
– Почему?
– Напишешь, как только с твоим панком всё станет плохо, – Теон вылез из душа и принялся бодро вытираться. – А плохо станет! Даже если завтра, когда вы встретитесь, всё пройдёт нормально – возникнут другие кризисные ситуации. Они будут повторяться и усугубляться. Поверь мне… Да ты и сама это знаешь, чего я тебе рассказываю. И ты напишешь мне. Я просто знаю, как это работает. – (Натягивая бельё, он ещё раз вскинул на неё светлые хитрые глаза). – Я теперь буду положительным противовесом и утешением. Но только имей в виду: если уж ты напишешь – мы же оба понимаем, что произойдёт? Что я уже не смогу быть тебе просто другом. Правда?..
Алиса усмехнулась. Итак, он якорит её – довольно грамотно, надо признать, хоть и слишком «в лоб». Рисует у неё в сознании причинно-следственную связь: плохо с Даниэлем – можно писать Теону. Манящий флажок; мерцающая красная галочка.
Беда только в том, что эта галочка совсем не искушает её. И нет – даже не потому, что секс с ним похож на монотонное вдалбливание гномьей кирки в скалу.
– Посмотрим. Но вообще, учитывая, что мне нравится он, и что ты об этом знаешь… Прости, но я не могу гарантировать, что это повторится. Не люблю использовать людей.
– Использовать?! – шокированно переспросил Теон – и расхохотался. Его голос гулким эхом отскочил от стен ванной. – То есть ты меня сейчас «использовала»? Блин, ну я бы не отказался, чтобы такая женщина, как ты, периодически «использовала» меня! Я, чёрт побери, за!
Где же твоя арийская сдержанная разумность?
– Я имею в виду – у меня нет привычки делать кого-то запасным вариантом или что-то в этом духе, – терпеливо пояснила Алиса, направляясь к дивану. Тело ныло, как после тяжёлой тренировки. – Посмотрим. Но пока, сразу скажу, лучше настройся на то, что больше я не напишу. Он правда нравится мне. Я чувствую, что… – (Она чуть не сказала «…что сегодня это было зря» – но вовремя прикусила язык, испугавшись собственных мыслей). – Что хотела бы развивать историю с ним. Ты мне тоже, конечно, нравишься, но это бы всё усложнило.
– Я понял, – улыбаясь, без малейших следов обиды сказал Теон – и довольно вздохнул, укладываясь с ней рядом. – Хорошо, посмотрим. Главное – не говори ему завтра. Этим ты всё испортишь.
– Не скажу. Да и зачем? Я ничем ему не обязана, – пробормотала Алиса, отворачиваясь к стене. Почему-то её слегка мутило – то ли от усталости, то ли от непонятного отвращения.
– К тому же сегодня он и сам наверняка с другой, – рассудительно напомнил Теон. – И если ты признаешься, то проиграешь. У него будет карт-бланш, чтобы завиноватить тебя, а самому выйти сухим из воды. Подумай об этом.
Алиса представила, как смотрит в огромные глаза Даниэля, гладит его по волосам, слушает с ним музыку, смеётся над его шутками – и не говорит о произошедшем. Ничего странного или кощунственного в этом не было – совершенно ничего, – но тошнота почему-то усилилась.
– Да, – выдавила она, проваливаясь в сон. – Я не скажу. Ему незачем это знать.