Записки подменыша

Глава вторая. Теон. Эпизод первый

Глава II

Теон

ОДИНОКО

«Ты идеальна –

Хотя что я знаю

Об идеалах?

Замыленным оком

В мутные окна

Глядя на разных,

Я вспоминаю

Тебя, и ужасно

Мне одиноко»

(Аффинаж. Одиноко)

Неидеальна,

Не очень порочна,

В целом их много,

Тебе одиноко.

Со мной одиноко,

И с ней одиноко,

Жизнь скучна и убога,

Сереют сугробы.

Я всё это знаю,

Вокруг всё нормально –

Кровавая норма,

Рассекшая кожу.

И все мы похожи.

Тебе одиноко,

Я только одна из –

Знакомая блажь.

И холодом город

Сковал тебя снова –

Таинственный город,

Не твой и не наш.

Не очень порочна

(А может – и очень),

Опоры непрочны,

Внушителен стаж

Больной лихорадки.

Тебе одиноко.

Поставлена точка –

А может, кураж

Волнует напрасно,

И горький, и сладкий,

И горько, и сладко

Колышется боль.

Тебе одиноко.

Я всё это знаю.

И ты не согласен.

Дурит алкоголь

Кровавую норму

Из ранок и ссадин,

Раздавленных песен,

Убитых молитв.

Тебе одиноко,

И город опасен,

И каждое сердце

Отравой горит.

«Здравствуйте, Алиса. Я по поводу Вашей книги. Если честно, очень неловко – никогда не писала вот так напрямую авторам, которые нравятся. Но тут почему-то возник порыв. Уже три дня живу с Вашими героями, не могу оторваться. Так всё это странно, страшно, болезненно – и в то же время… Притягательно. Почему-то. Не знаю, может, дело в том, что я, как и Вы, по образованию переводчик (хоть и никогда не работала по специальности), и тоже была в тяжёлых отношениях. И тоже с итальянцем, представляете? Только с военным, с офицером-контрактником. Вот читаю – и многое во мне отзывается, переживаю за героиню, будто она моя подруга. И – простите, что лезу не в своё дело, но за Вас тоже переживаю. Книга ведь автобиографичная, Жюстина – это Вы, не так ли? Глупо, но просто захотелось убедиться, что с Вами всё хорошо, что Вы, как и она, преодолели этот ужас! И ещё, знаете, я тоже склонна была жертвовать собой, как Жюстина, верить всем, пытаться всех спасти – а в итоге меня, как и её, использовали. И вот, читая, задумалась: откуда же в нас, женщинах, эта глубинная нелюбовь к себе, это стремление себя принизить? Психологи всегда давят на отношения с родителями – и да, у меня вот, например, был довольно тираничный отец. Но всё было не настолько плохо, как у Жюстины и (по-видимому) у Вас. Может, всё дело в том, что…»

– Игра в Иисуса, – сонно пробормотала Алиса, потягиваясь, – и отложила телефон. – Он называет это «игра в Иисуса».

– Кто же это – новый таинственный «он»?

Поморщиться. Картинно поморщиться, конечно: Тильда не должна понять, что на самом деле она даже немного рада её видеть.

– Доброе утро, Матильда. Я, кажется, уже просила не приходить ко мне без спроса. Особенно на выходных.

– Прости. – (Спокойный и холодный, как скальпель, голос Тильды донёсся от стены, со стула. Нет, не скальпель – спица. Прикрыв глаза, Алиса услышала тихий шорох пряжи и позвякиванье спиц). – Есть важный разговор. Это не терпит отлагательств.

– Можно позвонить или написать, – недовольно пробормотала Алиса, зарываясь поглубже в одеяло. От окна на кожу наползал колко-неприятный сквозняк.

– И уподобиться твоим восторженным фанатам? – голос Тильды ядовито вильнул, спицы зазвякали чаще. Алиса закатила глаза.

– Невежливо лезть в чужую переписку. Допустим, я толком не могу защитить от тебя ни свой телефон, ни свою квартиру – но это не повод так бесцеремонничать.

Не могу защитить – несмотря на покровительство мэра, – мысленно добавила она, подавляя досаду. Договор с мэром дал ей многое, но не защитил ни от кого с «изнанки» – особенно от самых могущественных. Дар Тильды такой древний и отточенный, что сопротивляться ему было бы смешно.

А не сопротивляться – раздражает.

– Не волнуйся, твой флирт с поклонниками мне совершенно не интересен, – заверила Тильда.

– Надеюсь. Так в чём дело?

– Кто говорит об игре в Иисуса?

– В чём дело? – Алиса прикусила щёку изнутри, чтобы не улыбнуться.

– Горацио ушёл в запой.

Она в недоумении повернулась набок.

– Это, конечно, ужасно, но какое я имею к этому отношение?

Тильда сидела, подобрав под себя ноги в прямых светлых брюках. Бледно-голубая блуза с жёстким воротничком идеально выглажена, короткие каштановые волосы собраны в пучок на затылке, тонкие губы сжаты в непреклонную прямую линию. Алиса смотрела, как в длинных белых пальцах Тильды ловко танцуют спицы – и из-под них появляется нечто длинное, горчично-жёлтое. Шарф?

– Самое прямое отношение. – (Серые глаза Тильды, оторвавшись от вязания, коснулись её лица – но не задержались надолго. В них Алиса, как всегда, видела нерушимо-холодное спокойствие – впрочем, с примесью отторжения. Ничего удивительного: Тильда – друг Горацио. Все друзья Горацио должны быть уверены, что она ему вредит. Как раньше вредила Ди. Нелестный, но ожидаемый титул). – Тебя он послушает. Меня – нет. Психолога или психиатра-нарколога – тоже нет.

– Меня? – (Алиса улыбнулась, сдерживая злость. Она не любила говорить о Горацио, особенно вот так – с утра, без какого-либо повода). – У меня нет на него абсолютно никакого влияния. Да, когда-то он мне доверял, что-то рассказывал – но сейчас… Ничего важного в последние встречи не было. И вообще, во-первых, он давно не ребёнок – пусть сам решает, пить ему или нет. Во-вторых – вдруг это, эм, благородный запой? Вдруг это нужно ему для вдохновения, обновлённого видения чего-то? Мы же не знаем. Да, частота может быть критичной, но…

– Для вдохновения, – задумчиво повторила Тильда, складывая спицы на колени. Её узкое вытянутое лицо теперь было полно какой-то грустной строгости. – Та милая простодушная женщина, да? Ты теперь собираешься вдохновлять угнетённых домохозяек?

Руки, перемазанные жиром и фаршем, – Луиджи не терпит полуфабрикатов, поэтому тефтели должны быть готовы к его приходу. «…И что, что я пьян? Ты недостаточно стараешься – мужчина должен кончать! Женщина может и без этого, а мужчина должен!»

«…Я из-за тебя, сука, не выспался и опоздал на работу, и теперь мне весь день хуёво! Спасибо, дорогая, за твои ёбаные душеспасительные разговоры! Видел тут на улице бомжа в коробке – может, тебе залезть пожить к нему, раз ты так любишь со всеми разговаривать и хочешь всех спасти?!»

– Она не домохозяйка, – сказала Алиса, ещё раз пробегая глазами сообщение. – Смейся, не смейся – но, раз моя книга хоть у кого-то вызвала такие мысли и чувства, это…

– …ничего не значит для тебя, – ледяным тоном закончила Тильда – и вернулась к вязанию. Теперь Алиса снова видела лишь её гладко зачёсанную макушку. – И не надо отрицать – ничего не значит. Мне незачем слушать заученные фразы про то, что теперь ты видишь смысл жизни и своего творчества, или что-то вроде того.

На миг её потянуло – потянуло сильно, отчаянно, – податься вперёд, выпростать руку из-под одеяла и ударить Тильду. Резко, просто, прямолинейно – в красивую скулу или в большеватый нос.

Вот тогда Горацио наверняка от шока вышел бы из любого запоя. А сама Тильда – хоть чуть-чуть бы удивилась. В её вселенной никто не смеет посягнуть на её утончённое носатое совершенство.

Тшш, ну что за примитив? Так нельзя.

– С чего ты взяла, прости? – терпеливо уточнила Алиса. – Очень даже много значит. Я редко получаю отзывы, тем более такие подробные.

– Кто такой «он»? Кто сравнивает самопожертвование с игрой в Иисуса? – ледяным тоном повторила Тильда – цифровым безликим тоном искусственного интеллекта, повторяющего запрос из поисковой строки. Тема роботов и киборгов – ещё одна постоянная тема в последнее время.

«…Надеюсь, в своей книге ты убьёшь меня, потому что я хочу умереть! Или хотя бы напишешь, что я стал машиной. Я бы так хотел быть машиной, роботом, киборгом! Это и мне, и всем окружающим облегчило бы жизнь».

Взволнованное лихорадочное бормотание взахлёб; нервные смешки с блестящими от слёз пёстрыми глазами; рёв панк-рока в стареньких проводных наушниках. Алиса вздохнула. Ей не хотелось доверять своё новое сокровище Тильде. Проклятая жадность дракона, лежащего на груде золота.

– Его зовут Даниэль. Юный, красивый, запутанный. Психопат.

– Человек? – невозмутимо уточнила Тильда.

– Да.

– Понятно. – (Она опять склонилась над вязанием, порождая новые и новые горчичные петли – будто бы стараясь не смотреть на Алису). – Так или иначе, я хочу, чтобы ты поговорила с Горацио. Не знаю, в чём дело, но он сам не свой. Уже неделю не просыхает.

– Но он же не бросил колледж? Не мог бросить. Преподавание – это для него святыня. Святыня с портретами подростков вместо икон, – предупреждая упрёки нахмурившейся Тильды, Алиса добавила: – Если он ходит на работу, не всё так страшно. Я бы с ним поговорила – но мы так давно не виделись. Очень давно.

«…Соскучилась по мне, солнце? Да, ты ругаешься, когда я говорю «солнце», – но ведь соскучилась?! Ты просто не понимаешь фишку, ты самое настоящее солнце! Как это «недавно виделись»?! Мы же не виделись целые сутки!.. Ох, я просто выпил два бокала шампанского на корпоративе, извини».

У Даниэля и у Горацио «очень давно» измеряются очень по-разному.

– Это не имеет значения, – грустно сказала Тильда. – Я знаю, что ты всё ещё можешь на него повлиять.

– Звучит как-то обречённо.

– Возможно. – (Тильда отложила вязание, но посмотрела снова не на Алису, а куда-то выше – на фотокартины с цветами и фруктами, яркими вспышками разбросанные по светло-бежевой стене). – Всё же что особенного в этом Даниэле? Ты вспомнила о нём с ходу, спросонья. Это необычно.

Алиса хихикнула, решив не сдерживаться. На вызов нужно отвечать вызовом – хотя бы этому Гранд-Вавилон её научил.

– Если это разведка, то какая-то слишком прямолинейная и безграмотная. Я не лезу в ваши разборки с демонами, разборки между собой и тому подобную чушь, забыла? Это всего лишь моя личная жизнь.

– Новая муза, да? – (Алиса представила, как вгрызается Тильде в горло – в её хрупкую, как фарфоровая вазочка для конфет, бледную шею. Иногда ей было жаль, что мэр не сделал её вампиром). – А та восторженная домохозяйка из f*******: знает цену твоего вдохновения? Или видит тебя святой мученицей, претерпевшей муки абьюза во имя благодати?

– Это не твоё дело, – процедила она, открывая недочитанное сообщение. – Горацио я напишу или позвоню. Если у тебя всё – хорошего дня.