Сергей
На ее худом лице лихорадочно сменялись одно воспоминание другим, и я все не мог поверить, что юная девица в силах вынести такой груз. Услышанная в рацию история бедолаги заставила меня иначе взглянуть на ее жизнь, и да, я убедился в том, что не простую девчонку вынес из больницы. Ей мстили болью и мучительной смертью, но за что? Она расплатилась сполна, отдав собственноручно изготовленный продукт. Ни разу не поверю, что такой хитрожопый жмых как Касаде не предпринял мер копирования и иной подстраховки. Его разрабатывал кто-то из столичных СБэшников, да только тот жил и творил беспредел вполне себе спокойно. Не старались мужики, что и говорить. Но одно дело, переправлять баб для развлекухи богатых туземцев, желающих того с присвистом, а другое – обмануть почти ребенка, молоденькую малышку со светлой головой. Да ее ни при каких раскладах нельзя было трахать, если уж был задел на длительную работу! И нестыковки в полученной информации пуще привычных задачек, и жалость к девчонке разрывала на части. Что ж за разгул такой абьюзеров? Откуда они только берутся?
Она билась в моих руках раненой птицей, обезумевшей от предательства, боли, вновь и вновь проживая те жуткие дни, когда на них с Касаде устроили облаву, когда ее, беременную, привезли в провинциальную больничку и располосовали, когда оставили умирать лишь за то, что она посмела… Возможно, я не прав на ее счет, и она действительно посмела? По досье она где только не училась и даже в приличной гимназии, где талантливых подростков что называется видно, ей ставили отметку «перспектива/электроника/информатика». Почти как я, с той лишь разницей, что меня поддерживали родители, а вот девчонка, словно выброшенный из букета цветок, не желающий увядать, моталась по свету, покорно терпя ухищрения судьбы и не сдаваясь. Сдалась лишь раз, теперь, и то «передумала». Жажда жизни всегда сильней.
Спустя час все же унялась, выбившись из сил. Я глажу ее по голове, спине, пытаясь дать хоть немного тепла и участия. С того самого момента, когда я взглянул на нее, обернувшись у окна, и толком не разглядел, совпали некие тонкие частоты, настроив нас на одну энергетическую волну. Я чувствую, как ей плохо, и оттого мое мужское желание, хоть и подпирает ткань спортивных брюк, но все еще под контролем. Так не было ни с одной женщиной, не воспринимал их равными и достойными понимания. Она должна выжить и справиться со всем дерьмом, а я должен ей в этом помочь, хотя бы только потому, что девчонка засела в моей голове и заняла все время. Мне некем больше заниматься, кроме нее, в лесной глуши. И собственный эмоциональный отклик удивляет, словно нечто инопланетное, хотя правильное и приятное. Невозможно отключить этот софт, невозможно перепрошить!
Неимоверным усилием воли отпускаю мирно усевшуюся девчонку, разрывая кольцо рук и задыхаясь от слабеющего притяжения. Ей нужно регулярно питаться и еще принять «успокоительное». Помню, как приятно плыл по первости, когда закурил, и бессовестно предлагаю тот же инструмент. Перекусив и посмаковав чай со свежими листьями малины, мы оба посидели на крыльце, перебирая взглядом рваные лиловые облака над верхушками сосен, думая каждый о своем. Молчали… слова ущербны в нашей с ней ситуации. И если по большому счету, то именно в нашей. Пригляни нас вдвоем, то вслед отправят армию небольшого государства… Мы исполнены информацией и возможностями, так что неизвестно еще, кому пригодятся наши головы…
Дни побежали один за другим с такими вот умиротворяющими вечерами и тихими днями, когда мы были заняты подготовкой к выезду. Я показал ей, где растет дикая малина, чтобы собирать листья для чая, и девчонка с удовольствием гуляла одна по лесу. В ней остался страх, но совсем иной, скорее к людям, темноте или диким зверям. В неудобных галошах на два носка она ступала словно не своими ногами, и в который раз я отметил, что ее придется нормально одеть для «прогулки» под камерами. Волосы отросли, и теперь на ее маленькой головке красовались буйные кудри, внешне как чертополох, но на ощупь мягкие. Не знаю, кого она видела в зеркальном отражении, но мне заходил ее спокойный нрав, молчаливость, хотя это и было следствием глубокой депрессии.
Убегая на километры от лесного дома, я выходил на связь с Резо, узнавая новости, готовность документов и легенд.
- Иди ко мне. Сядь. – зову Итану, хлопнув по сиденью дивана возле себя.
Она послушно садится рядом, окуная меня в свои огромные глаза, полные интереса.
- Запомни свое новое имя. Мы будем парочкой, отъезжающей в отпуск. Он – богатенький раздолбай, ты – его девица. – протягиваю паспорт, изучая ее реакцию.
- Уу-х, она старше…
- Не проблема, накрасишь лицо.
- А… чем?
- Все сделаем по пути.
- Когда? – поднимает на меня взгляд, полный разочарования. Почему?
- Рано утром, эта легенда должна быть свежей. – и читая стопятьсот вопросов, продолжаю, - Они погибли, разбились на частном самолете, но тела не опознаны, паспорта «живые», понимаешь? Несколько часов так будет, потом все, ждать следующего прилива…
- Поняла… - вздохнув, она поднимается. – Собираться?
- Да. До рассвета придет машина, а нам еще выбраться отсюда. Прими душ или что там требуется еще… Пара часов у нас есть. – пауза. – Ты готова?
- Нн-не знаю, Сережа. Прости… Я не знаю, правда! - ее почему-то затрясло на ровном, что называется месте. Принимается заламывать пальцы, испуганно глядя по углам.
- Нет, так не пойдет, девочка.
Вырастаю рядом, обхватывая хрупкие плечи и заставляю посмотреть мне прямо в глаза.
- Ты же готова… Ну?
- Что я там буду делать? Я никто! Я не узнаю свое лицо, ничего не понимаю, не хочу!
- Ты хочешь жить, этого достаточно. Я помогу…
- Правда?
Киваю, прижимая ее к себе, и моей груди касается нежное личико. Кулачки ерзают под подбородком, она вся сжимается, словно воробей под застрехой, пытаясь укрыться за мной от всего мира, который так жестоко с ней обошелся.
Глажу непослушные волосы, задорно поднимающиеся следом за ладонью. А вот и доказательство! Непокорная, смелая, х**н сломаешь! Все будет хорошо, малышка, просто должно быть! Касаюсь губами макушки, вдыхая аромат волос, сладковатого шампуня и леса. Внутри меня будто рыбешка, выброшенная на берег, что-то трепыхается, ощущая физическое удовольствие от присутствия этой маленькой отважной женщины. С ней стало иначе, с ней меня начало держать у земли…
- Все… Давай… в темпе, девочка… - нехотя отрываю ее от себя и согреваясь в мягких теплых серых глазах. Когда-то льдинках, пустых и прозрачных, теперь же цвет стал насыщенней, живей.
Спустя пару часов мы действительно покидаем дом, отправляясь вниз по склону, ковыляя по полметра в секунду, потому что девчонка еле идет. От волнения или упасть боится, но с ней я понимаю, мы едва успеем… Лес неохотно расстается с нами, допуская до отвесных отрогов, за которыми кроется забытая дорога. Еловые лапы то и дело преграждают путь, но я упорно отвожу их, чтобы не хлестнуть Итану. Она так и ковыляет в неудобной обуви и мешковатой одежде, перетянутой дополнительными резинками от белья, от чего фигура кажется неопределенной. Сейчас она как никогда похожа на странного подростка, одетого с чужого плеча, и здорово заплутавшего…
В пути почти всю ночь. Рассвет едва заметен, поскольку лес рослый. Однако, ей не надо повторять… Едва сжав ладонь, которую крепко держу в своей, замирает на полушаге. Невнятным жестом указываю, что меня тревожит картинка слева, и она тут же отводит туда глаза, пытаясь увидеть то же, что и я. Велю пригнуться, слушается. Велю остаться за огромным валуном, застывает на коленях, едва дыша. Не высовывается, не ноет, но добравшись до места, вижу как исцарапаны мелкими уколами от иголок ее запястья.
- Черт… Это залет, - возмущенно разглядываю тонкие руки. – А… ноги? – приходит в голову шальная мысль, вспоминая. Как она неуверенно ставит ногу.
Послушно вытаскивает ноги из галош, зажмуриваясь от смущения. Поверх носков на фалангах больших пальцев и подъемах проступили пятнышки натертых и лопнувших волдырей. Еще хуже… Как знал! О чем только думал, веля прикупить девчонке такую обувь?! А где бы взять другую? Вот, дьявол!
- Терпи. Должны быть нормальная одежда и обувь. – киваю ей, терпя жгучую смесь собственного стыда и жалости к ней.
Не проронив ни слова, она остается сидеть, привалившись спиной к стволу сосны, беззвучно отпивая из маленькой бутылочки.
- Ты здесь. Жди и очень тихо.
Кивает. Оставляю ее, двигаясь к дороге. Раздвигая заросли, припадаю к земле, стараясь уловить хоть небольшую вибрацию. Тихо. Только шум леса, потрескивание сухостоя, бесконечные щелчки насекомых и тонкие писки комарья, с удовольствием облепившего меня во влажных зарослях. Наконец, появляется движение впереди, на самом освещенном участке, и спустя минуту прямо напротив меня останавливается джип, глуша двигатель.
Мужчина в накинутом капюшоне, выходит, закуривая. Из-за листвы не могу разобрать, и риск здесь не уместен. Жду, напрягшись всем телом. Наконец, до Резо доходит, почему вокруг гробовая тишина, и он спускает капюшон с головы. Поднимаюсь и выхожу из зарослей.
- Долго думал? – недовольно ворчу, хлопая по протянутой ладони своей. Подтягиваю, обняв старинного друга целиком. Он ниже меня, но шире. Годы…
- Извини, брат… Не подумал. Ты ж и пальнуть мог? – раскатисто хохочет, будоража лесную тишину.
- Не мог бы, но пальнуть дело предохранительное. Сейчас приведу. – киваю, вновь взбираясь по откосу.
С удивлением отмечаю, что Итана сменила позицию, укрывшись в кустах, но завидев меня, она поднимается и идет навстречу, пытаясь закинуть на плечо рюкзак. В нем только лекарства, но ей удается лишь согнуться под его весом.
- Идем, - снисходительно говорю, забирая ношу и цепляя девчонку за руку. Пряди выбились из-под капюшона и прилипли к розовым щекам. Она кажется мне еще моложе в эти минуты, растрепанная, взмокшая и тревожная. Интересно, когда-нибудь будет по-другому?