Магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг стоял на корме когга и нервно наблюдал за бомбардирами, которые перезаряжали пушки.
— Давайте, лентяи, поторапливайтесь! Уйдут от нас еретики — я с вас три шкуры сдеру! — кричал он в бешенстве, одновременно косясь на проплывающую мимо шхуну. — Где ваша сноровка, дармоеды? Вернёмся в крепость — прикажу капитану всех вас до смерти загонять. Научитесь у меня за пару минут пушки перезаряжать!
Яркая молния, разорвав мрак штормового неба, ударила в единственную мачту судна. Раздался глухой треск, она надломилась и начала заваливаться; с громкими хлопками лопались растяжки, с оглушительным треском рвалась на части парусина. В конце концов снасти не выдержали, и мачта рухнула на корму когга. Палубные доски проломились от её удара, а одна из них с треском лопнула прямо под ногами магистра. Доска, словно рычаг, подкинула его вверх, и он с грохотом упал рядом со шлюпкой. Кираса смягчила удар, но и сама впилась прямо ему под рёбра. Магистр взвыл и, превозмогая нестерпимую боль, оглянулся по сторонам в поисках помощи.
Остов повреждённой мачты неуклюже торчал посреди палубы. На ней, на уцелевшей нижней рее, под порывами ветра трепыхались остатки серого паруса с орденским крестом. Буря безжалостно трепала символ ордена и норовила совсем оголить огрызок мачты. Верхняя же часть лежала на корме, а полотнище паруса накрыло её почти полностью. Двое пехотинцев угодили под удар падающей мачты, расставшись с жизнями, а остальные метались под загоревшейся материей, пытаясь выпутаться из неё. Палуба безжалостно раскачивалась под ударами взбушевавшихся морских волн. На когге начинался пожар.
Магистр попытался встать, но его снова швырнуло на палубу. На четвереньках мимо него проползал боцман когга, время от времени оглядываясь на загоревшийся парус. Он явно направлялся к шлюпке, собираясь сбежать с горящего корабля.
— Стой, трус! — прокаркал магистр и потянулся за мечом, но, взвыв от боли в рёбрах, опустил руку и упёрся в палубу, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. — Именем ордена приказываю тебе остановиться!
Крылья острого, как у коршуна, носа магистра нервно подрагивали, а в глазах скакали красные отблески огня разгоравшегося пожара.
— Моё дело было доставить вас до острова, а военные действия — это не по мне, — скороговоркой проговорил боцман. — Если я не вернусь, бургомистр мои деньги присвоит!
Боцман вцепился за борт шлюпки, подтянулся, встал на ноги и теперь имел определённое преимущество перед лежащим на палубе магистром. По крайней мере, он мог смотреть на него свысока. Магистр же, наоборот, чувствовал себя весьма отвратительно. Всё больше давал о себе знать ушибленный бок, а главное — он первый раз в жизни смотрел на плебея снизу вверх, и это его крайне раздражало.
— Спасёшь меня — я тебе дам больше, чем твой бургомистр! Получишь мешок золота! — решил изменить тактику фон Плеттенберг.
Боцман оглянулся по сторонам — не слышит ли кто их разговор — и быстро кивнул в знак согласия.
— Я бы, конечно, и так вас спас, господин магистр, но и вы поймите: у меня же семья, дети — аж семеро. Каково им без меня будет, если я погибну. Работу я и так уже потерял, но терять ещё и свою жизнь мне никак нельзя, — пытался он оправдаться.
— Ничего, вернёшься в Ригу — на новый корабль наймёшься. За одного битого боцмана двух небитых дают! — нравоучительно ответил магистр. — И давай поторапливайся! Скоро весь корабль займётся пламенем.
— Я сейчас, я мигом, — крикнул боцман.
Скрывшись за шлюпкой, он принялся её отвязывать. Пока команда когга в меру своих способностей тушила пожар, боцману удалось не только спустить шлюпку на воду вместе с магистром, но и самому спуститься в неё по верёвочной лестнице. Благо ветер начал немного стихать. Сев напротив фон Плеттенберга, он посмотрел наверх и тут же ухватился за вёсла. Над ними угрожающе накренился кусок пылающей мачты. Искры и горящие обломки летели прямо беглецам на головы, и боцман резво работал вёслами, желая отойти как можно быстрее от охваченного огнём когга. Он держал путь ко второму кораблю их небольшой боевой флотилии, который был едва виден за пеленой проливного дождя. Над флагманским судном из чёрных туч не падало ни капли, и казалось, что само небо не желает помочь его команде потушить пожар.
Магистр поднял голову и взглянул на метавшихся у борта людей. Молча перекрестил их, а затем перекрестился сам. «Спаси нас, Пресвятая Дева Мария!» — пробормотал он и оглянулся. Чуть поодаль он увидел силуэт шхуны пиратов. Её паруса были спущены, но она, повернувшись к противнику кормой, оставалась недосягаема для пушек уцелевшего корабля ливонцев.
Через некоторое время магистра и боцмана уже втягивали на его борт. Едва фон Плеттенберг вступил на палубу, к нему подбежал капитан пехотинцев, который командовал боем на втором корабле.
— Как мы рады, что вам удалось спастись, господин магистр! — подобострастно кланяясь, воскликнул он.
Магистр искоса взглянул на расшаркивающегося перед ним капитана. Болезненно поморщился и приказал:
— Лекаря позови!
Затем снова взглянул на тёмный силуэт шхуны и раздражённо закаркал, словно старый ворон:
— А почему вы не стреляли по пиратам?!
— Простите, господин магистр, но при таком дожде у нас не было никакой возможности вести огонь! — попытался объяснить капитан.
— Это почему ещё? — недовольно фыркнул фон Плеттенберг.
— Большая влажность, господин магистр. Пока заряжаем пушки, порох успевает отсыреть и должным образом не воспламеняется. Один белый дым идёт от него. Я, грешным делом, подумал даже, что купцы подсунули нам некачественный порох!
— А такое возможно?
— Вполне возможно, господин магистр, ведь все хотят получить побольше, а потратить поменьше, — со вздохом произнёс капитан.
— По прибытии в Венден я с этим разберусь! И где, чёрт побери, этот ваш лекарь?! — морщась от боли, раздражённо крикнул фон Плеттенберг.
— Уже бежит, господин магистр! Не угодно ли вам сейчас спуститься в каюту? Там будет гораздо удобнее произвести осмотр, а я по пути вам подробно расскажу все детали боя.
— Веди! — недовольно проворчал магистр.
— А вот и наш лекарь!
Фон Плеттенберг взглянул на пошатывающегося субтильного человечка, которого назвали лекарем. Его внешний вид, торчащие в разные стороны кудри и бегающие глазки не внушали магистру доверия.
— Это и есть ваш врач? — подозрительно спросил магистр у капитана.
— Виноват, господин магистр, но другого нет. Наш-то перед самым отплытием объелся чем-то нехорошим и слёг. Вечно всякую гадость в рот тащит, на себе эксперименты ставит. Учёный, одним словом, вот живот его и подвёл. Пришлось спешно другого лекаря искать. Ну вот и нашли только этого.
Лекарь тем временем, потупив свои бегающие глазки, нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Вы свою кирасу, господин магистр, снимайте-ка, — наконец произнёс он и приблизился к пациенту. — Осмотреть мне вас надобно. Я вам помогу её снять.
Лекарь начал развязывать кожаные ремешки, осторожно снял кирасу с магистра, который морщился от боли и постанывал, затем раздел его, особенно не обращая внимания на страдания пациента, а больше разглядывая тщательно прорисованный фамильный герб рода фон Плеттенберга на нагрудной части кирасы. Ему показалось, что на него смотрит странный двухцветный кролик в рыцарской маске. Лекарь взглянул на владельца герба, затем на герб, и ему почему-то ужасно захотелось тут же перекреститься. Магистр заметил эти странные взгляды и раздражённо прокаркал:
— Ты чего это там разглядываешь?! Если ты действительно лекарь, то тебе на раны смотреть надо, а не на доспехи. Лечи меня поскорее, а то мочи нет эту боль терпеть!
Врач быстро взглянул на посиневшие от ушиба тощие рёбра магистра и тут же отвернулся.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил магистр.
— Не беспокойтесь, господин магистр, обычный ушиб. Так что медовую повязочку наложу — и через неделю всё само пройдёт, — быстро ответил лекарь и нетерпеливо покосился на дверь.
— Ты что, спешишь куда-то? — грозно вопросил фон Плеттенберг.
— Беспокоюсь о команде. Вдруг ранен кто серьёзно, а я здесь, — жалобным голосом стал оправдываться лекарь.
— Ты что, хочешь мне сказать, что раны магистра менее достойны внимания, чем раны какого-то там пехотинца?! — взревел магистр.
— Что вы, что вы, — в страхе упав на колени, залепетал лекарь. — Я только хотел сказать, что там тоже люди и им тоже надобно помочь!
— А я, по-твоему, кто?! Мне что, помочь не надо?! — возмущённо заорал фон Плеттенберг.
Его лицо от злости приобрело синюшный оттенок, а кисти рук стали подрагивать. Увидев над своей головой гневное лицо магистра, лекарь начал в ужасе отползать в угол каюты.
— Выбрось этого лекаря на корм рыбам, капитан, они более достойны продолжения жизни, чем этот никчёмный докторишка! — со злостью приказал магистр.
— Слушаюсь! — рявкнул капитан и, выглянув из каюты, крикнул двух пехотинцев.
Подбежали два рослых, мускулистых пушкаря, привыкших тягать тяжёлые ядра. Поклонились магистру и, выпятив вперёд грудь в начищенных до блеска кирасах, вопросительно посмотрели на капитана.
— Возьмите этого недокормыша и киньте его за борт! — приказал он. — Всё равно от него на борту проку никакого, а мы скоро в Ригу придём.
— Слушаемся! — в один голос ответили бомбардиры и подхватили под мышки ошалевшего от страха, визжащего и брыкающего лекаря.
Они несли его, словно пушинку, не обращая никакого внимания на крики обречённого. Тучи уже разошлись, ветер стих, и выглянуло солнце. В наступившей тишине, нарушаемой только равномерным шумом моря да поскрипыванием оснастки корабля, хорошо были слышны отчаянные вопли лекаря. Затем раздался громкий всплеск, и крики обезумевшего от страха человека оборвались.
— Вот так-то оно и лучше, — удовлетворённо произнёс магистр и растянулся в подвешенном к низкому потолку каюты гамаке.
Пару раз качнувшись в нём, магистр посмотрел на капитана. Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, что ему дальше делать. Паузу нарушили вернувшиеся бомбардиры, которые доложили об исполнении приказа.
— Ну что там наш лекарь? Плавает ещё? — усмехнулся фон Плеттенберг.
— Да нет, господин магистр, он же плавать не умел. Нам и на корабль-то его силой затаскивать пришлось, — ответил капитан.
— Ах, вот оно даже как, — удовлетворённо потёр ладошки глава ордена. — Ну что ж, на всё воля нашего Господа! — Он вздохнул и лёжа перекрестился.
— Воистину так, господин магистр, — поддакнул капитан. — Разрешите идти? Надо навести на судне порядок, за командой приглядеть.
— Иди, капитан, иди... За людьми всегда надо строго приглядывать. Распустятся без должного внимания — тогда гораздо сложнее порядок восстановить. И не забудь прислать мне мёда для перевязки! — уже более благодушным тоном произнёс магистр.
Сегодня фон Плеттенбергу не удалось покарать ненавистных еретиков, хотя, по его расчётам, всё было для этого готово. Исполнению планов помешала стихия, и люди оказались против неё бессильны. Теперь буря бушевала у магистра внутри, и уязвлённое самолюбие требовало хоть малой толики отмщения за очередную неудачу. Сгубив безвинную душу простого лекаря, случайно подвернувшегося ему под горячую руку, глава ордена немного успокоился.
Шхуна пиратов ушла. Она легко набирала ход, и тяжёлому, неповоротливому коггу было не по плечу тягаться с ней на широких морских просторах. Тем более что после шторма снасти когга требовали ремонта. Осознавая бессмысленность погони за ускользающим врагом, магистр приказал идти к острову Муху, неподалёку от которого и разыгралось сегодняшнее сражение. Ему не терпелось лично проверить, осталось ли что-нибудь от его клада. Поэтому мимо тлеющего когга они прошли, не сделав даже попытки спасти, возможно, ещё оставшихся в живых людей. Магистр торопился убедиться в сохранности главной реликвии ордена.
Впрочем, высадившись на берег, фон Плеттенберг всё же подумал, что негоже так разбрасываться собственными солдатами, и распорядился отправить корабль обратно — проверить, не осталось ли выживших на борту первого когга или в воде рядом с ним, а сам в сопровождении пятерых пехотинцев направился к пещере, где были спрятаны сокровища. Держать место тайника в секрете уже не было никакого смысла.
Поднявшись по крутому склону на пригорок, магистр и пехотинцы быстро дошли до пещеры. Там, в её глубине, они и обнаружили бывшего сторожа острова. Батрак магистра двадцать пять лет безвылазно жил на Муху, охраняя сокровища хозяина. И теперь скрюченное тело этого человека лежало на земле, а его правая рука до самого локтя была черна, как уголь. Она словно указывала магистру на открытый люк. Тот заглянул в подпол в надежде, что его главное сокровище всё же осталось нетронутым, но увы. Там было пусто.
— Эти пираты, эти проклятые варвары всё-таки добрались до моих сокровищ! И мой собственный батрак помогал им в этом! — в бешенстве завизжал магистр и гневно пнул островитянина кованым сапогом; безжизненное тело вздрогнуло, получив последнюю благодарность от своего бывшего хозяина. — Но Всевышний сурово покарал его за измену! Никто не смеет предавать меня! Подобная кара постигнет всякого, кто посмеет притронуться к моим сокровищам! Только я один по воле нашего Господа имею право прикасаться к ним! Только я, и никто более!
Магистр обернулся к сопровождавшим его воинам и с такой злобой посмотрел на них, будто это они виноваты во всех его сегодняшних бедах и злоключениях.