Я проснулась от звука закрывшейся двери. Еще рано утром Сара поменяла бинты, и я снова легла в кровать, пока она не ушла. Ощущая себя полным ничтожеством, я спустилась в кухню и открыла холодильник, будто бы собиралась что-то съесть. Вчерашний паек от Кеная все еще стоял нетронутым. Вздохнув, я открыла коробочку сока и сделала несколько глотков. Практически, все время после трагедии я пила лишь воду, и даже тогда начала различать ее вкус. Мои рецепторы стали чувствительнее: цитрус сковал полость рта, и я зажмурилась, впитывая давно забытый вкус. Коробочка сока была невелика – я быстро осушила ее, не спуская взгляд с сэндвича. Сара не замечала моей голодовки, потому что я ужинала в своей комнате, и вся еда уходила в мусорное ведро. Временами мне хотелось чего-то крупнее и сытнее яблока, но каждый раз я заглушала эти потребности. Я хотела и******ь себя и превратить в ходячего мертвеца…
Отрезав желание вцепиться в сэндвич, я упала на диван и вперилась в потолок. Моя жизнь протекала бессмысленно. Я не училась и не работала. Больная, требующая постоянного ухода, я висела на шее Сары, который хватало проблем, помимо депрессивного подростка. Я не знала, были ли у нее планы на меня, и что она хотела слепить из обгоревшей души. Однако я знала одно – так продолжаться больше не может.
Я вынула из кармана халата лезвие, припрятанное пару дней назад. Острие поблескивало при утреннем свете и отражало мое пожеванное лицо. На каком-то форуме я прочла, что вены лучше резать вертикально: мол, так выше шанс откинуться. Прогоняя суицидальные рекомендации в голове, я осмотрела просторную гостиную. Где бы я могла покончить с собой? Вероятно, в ванной. Большинство отчаянных так делало, ведь ее проще убрать. И крови будет не так много, если не затыкать сливное отверстие.
Бессонными ночами я тщательно планировала свой суицид и прикидывала, когда могу это сделать. Тем не менее сейчас все шло порознь, ведь я села в голом углу гостиной, закатывая рукава. Здесь тоже неплохо: отсюда видно улицу, и будет не так одиноко уходить на тот свет.
Мам, пап, скоро я буду с вами.
Положив лезвие на запястье, я еще раз проиллюстрировала свое будущее: перспективы небольшие. Я бы могла взять себя в руки, учиться и чего-то достичь, но слишком слаба для этого чертова мира. Ранее из меланхолии меня выводили наркотики: я сразу же ощущала эйфорию, заполняющую каждую клеточку тела. Это меня успокаивало и заставляло просыпаться…
Но не сейчас.
Едва нажав на лезвие, я вспомнила Сару: она бы не хотела, чтобы я снова прибегала к суициду. Прошлая попытка вздернуться вызвала у нее истерику: тетя была на грани нервного срыва. Что же с ней случится, если у меня все получится?
Закрыв глаза, я тихо заплакала. Эгоистка. Я гребанная эгоистка, которая хочет убежать от тягости жизни. Что напишут на моем могильной плите: «помним, любим, скорбим»? Нет. Туда бы идеально подошли строки, описывающие все плохое, что я натворила. Я не сделала ничего хорошего, чтобы заставить кого-то скучать, когда умру.
Без толики жалости я нажала на лезвие. Мое тело ежедневно болело, и я не сразу почувствовала другую боль – острую и всепоглощающую. Распахнув веки, я вела лезвие вверх по руке и наблюдала, как расходится кожа, выплевывая кровь.
Кровь.
Кровь.
Кровь.
Ее было много, отчего острие выскользнуло из моих пальцев, затерявшись в багровой луже. Хлопая глазами, я упала на пол, пытаясь нащупать лезвие. Однако его будто засосало в недра Ада. Тихо похрипывая от боли, я сдалась и перевернулась на спину. Жизнь медленно вытекала из меня, и конечности обуздала конвульсия. Я сделала небольшой, но глубокий надрез, который предвещал скорую кончину. Стоит только подождать.
Наверное, у меня начались галлюцинации, потому что в дверь постучали. Сара была на работе, а гостей я точно не ждала. Обессилив, я слушала настойчивые удары латунным молоточком, пока все не затихло. Какой-то голос прозвучал на улице, и кто-то направился вдоль дома, обходя кустарники. Мое безвольное тело, лежавшее в луже крови, никак не могло среагировать и отползти от окна. Словно парализованная, я лежала вверх головой, хватая ртом воздух и молясь, чтобы незнакомец ушел. Если меня заметят- все кончено.
Безусловно, бог клал на меня все, что только мог, так как в окне промелькнула фигура парня. Он остановился и напугано заглядывал в гостиную, покуда не рванул к двери. Мозг начинал плыть, но я отчетливо слышала все, что делал незнакомец: мощным ударом он выбил дверь, затем подбежал ко мне. В порывах паники и безумия, я посмотрела на него, с трудом веря в происходящее.
Это был Кенай.
Подхватив за подмышки, он поволок меня к выходу, оставляя длинный к******й шлейф. Что-то бормоча, я промежутками теряла сознание и приходила в себя, когда парень хлопал по щекам, затягивая на руке жгут.
— Черт, — нервно шептал Кенай и со скоростью света доставал аптечку из своего рюкзака. Он уложил меня на бежевый диван, попутно вынимая бинты и шприц. Когда знакомый набрал прозрачный раствор, то тотчас ввел его в вену, обеспокоенно наблюдая за моим пульсом. Руки Кеная дрожали, но он делал все, чтобы я не отключалась. — Селия, говори со мной! Селия, слышишь меня?
— Что ты… делаешь тут? — произносила я, пребывая в бреду. Я перестала различать очертания предметов и видела только разноцветные пятна. — Мне плохо…
— Держись, — Кенай похлопал меня по лицу и, кажется, приложил что-то к уху. — Эй, эй, тут девушка! Перерезаны руки. Еще в сознании, но нужна помощь как можно быстрее!
Затем я перестала что-либо слышать, молниеносно провалившись в пустоту. Меня словно проглотила чернота, и я изредка вырывалась из ее щупальцев, пытаясь осознать, где нахожусь. Сирена скорой закладывала уши, и кто-то клал меня на носилки. Я теряла сознание и приходила в себя несколько раз, все так же осматриваясь. Кажется, меня везли в больницу: я видела темный потолок машины, несколько рук медработников и обеспокоенное лицо Кеная. Нежно лаская мою целую щеку, он смотрел в мои мутные глаза и едва слышно бормотал:
— Ты будешь жить, Селия. Только держись, пожалуйста.