Когда нам принесли еду, Кенай потер ладони и пододвинул тарелку с болоньезе. Я же осталась сидеть неподвижно, смущенная общественной атмосферой и приемом пищи. Последние несколько дней я стала воспринимать еду, как нечто сокральное, и даже под надзором Сары стеснялась есть. Дело было в том, что мое лицо зверски стянуло: оно медленно заживало и становилось невероятно хрупким. Грубо говоря, пока я жевала, моя щека могла лопнуть, или что-то грозилось вывалиться из кривого рта. Наверное, с таким арсеналом я бы неплохо смотрелась в цирке.
В кафе «Сочный помидор» было немного народу, но они заставили меня напрячься. Неуверенно взяв вилку, я оглядела компанию байкеров, посматривающую на меня, затем обратила взор на старушку, которая не страшилась показаться невежливой. Она открыто корчилась, скользя морщинистыми глазами по моим ожогам, и нашептывала что-то недоброе, потеряв аппетит к стейку.
Здесь я всем портила аппетит, кроме Кеная.
Сдерживая слезы, я опустила взгляд на полную тарелку пасты. Врачи рекомендовали есть небольшими порциями и обходиться без вредных добавок, поэтому я гадала, стоит ли подключаться к трапезе.
— Кажется, я дурак. — Знакомый спешно вытер рот салфеткой и с извинением улыбнулся. — Тебе, наверное, нельзя такое… Может, поменяем на салат?
— Я все же попробую, — решительно заявила я, подцепляя спагетти. За мной продолжали следить, словно я была диковинным экспонатом в музее. — Или нет. На меня все пялятся, Кенай.
Увлеченный едой, парень не заметил, что посетители вели себя столь нагло. Выпрямившись, он буквально изменился в лице. От доброжелательного аниматора остались лишь слова. Приподнявшись, Кенай громко отрезал, явно обращаясь ко всем зевакам:
— Если вы так увлечены нами, можете присоединиться к столику. А если нет – прекратите таращить глаза, пока я не начал играть с вами в гляделки.
Волна неистового жара прошла по лицу, когда посетители послушно отвернулись. Никто не собирался спорить с Кенаем, даже тучные байкеры, уминавшие ребрышки. Пораженная его действами, я не знала, что сказать, однако нелепо улыбнулась.
— Они пялились на нашу пасту. Голодные ублюдки, — шутливо кинул Кенай, вернувшись к еде. Меня удивляло, что он не произнес реальную причину, почему на нас обратили внимание.
Небольшая улыбка расцвела на моем лице. Заметив ее, знакомый задорно подпрыгнул:
— О, да, эта леди может быть веселой!
— Мне просто свело мускул на лице.
— А еще она может быть врушкой, — парировал шатен, посыпав мои спагетти потертым сыром. — Пробуй. Или хочешь, чтобы я покормил тебя?
— Что за дискриминация? — Я отмахнулась от его руки и быстро намотала спагетти на вилку, попутно охлаждая. — Осталось съесть.
Кенай следом захватил пасту и остановил вилку около рта.
— Давай вместе?
Мы синхронно смахнули с вилок пасту и медленно жевали. Кенай не сводил с меня глаз, наблюдая за каждой эмоцией. Мой язык ощущал феерию вкусов, и в голове тотчас всплыли воспоминания из детства. Папа любил готовить макароны и делал их с похожим соусом. Он также посыпал еду чеддером и изображал итальянский акцент, когда подавал свой шедевр.
— Это очень вкусно…
— Попробуешь съесть немного?
— Да! — радостно сказала я, ощущая от желудка некую благодарность. Я так долго морила себя недоеданием, что была близка к анорексии. Правда, теперь не знала, почему перестала отвергать еду. Наверное, жалость к Саре победила, либо я попросту не придумала, что буду делать со своей жизнью.
Какое-то время мы ели в тишине. Я старалась жевать осторожно и часто пользовалась салфетками, чтобы спрятать рот. Некоторые посетители давно ушли, поэтому я могла немного расслабиться. Пища «обычных американцев» была для меня родной с малых лет. Родители часто готовили гамбургеры и острые крылышки, но мы не упивались фастфудом. В нашем рационе также была полезная еда.
— Могу задать вопрос? — Кенай пригубил свою порцию и отодвинул тарелку.
Неприятное предчувствие проползло по спине, ведь я понимала, к чему все идет.
— Хочешь поговорить о моем суициде?
— Да. Это нужно обсуждать, Селия. Я не хочу быть твоим голосом разума, но хочу услышать, что думаешь сейчас? Ты стала есть, а это большой шаг к моральному исцелению.
У Кеная были две суперспособности: заставить меня есть и отбить какой-либо аппетит в одну секунду. Дожевав спагетти, я опустила взгляд на скрещенные ноги. Отныне, я считала себя потерянным человеком, которого принуждают к жизни.
— Я не знаю, что делать с собой. И не хотела бы обсуждать это с кем-то.
— До трагедии у тебя были какие-нибудь цели, мечты? — не сдавался знакомый, положив подбородок на кулаки.
— О чем ты? — я горько завертела головой, вспоминая, как складировала наркоту под кроватью. — Я лишь думала о парнях и травке. Жила одним днем и постоянно влипала в неприятности.
— Ты ведь не всегда была такой. — Кенай смотрел на меня взором прорицателя. — Когда-то же случился переломный момент, который направил тебя на гнусавую дорогу?
— Я связалась с плохой компанией.
— А раньше? Раньше что было, Селия? Кем ты была?
В потаенных уголках сознания материализовался образ дисциплинированной девчушки, которую наделяли гиперопекой. В какой-то момент ее нервы сдали, и она перешла на «сторону зла».
— Заучкой. И врединой.
Парень поправил густую челку и выдохнул.
— Тебя не устраивало это?
— Я хотела свободы. От родителей. Они были слишком строги в воспитании.
— Раз были строги, почему не предотвратили все?
— Я сплела свою жизнь с Кристофером. — Мне не хотелось рассказывать подробности, но Кенай уже знал слишком много. — Он стал моим парнем, и после уроков мы зависали у него, накуриваясь до чертиков. С ним я чувствовала свободу, к какой стремилась очень давно. Самое страшное, я стала принимать наши абьюзивные отношения, как нечто нормальное. А позже он стал творить дичь: пару раз грабил людей и чуть ли не изнасиловал пьяную девушку в клубе. Конечно же, на все я закрывала глаза, но не сейчас.
Кенай слушал молча, вычленяя для себя какую-то информацию. Я до сих пор не верила, что ему есть дело до пожеванной жизнью девушке. Однако принимала во внимание, что он близок мне по несчастной судьбе.
— Это был плохой опыт, и ты получила урок.
— Но он стоил жизни двум людям…
— Ты до последнего собираешься винить себя в той трагедии?
— Не знаю. У меня даже не было шанса попрощаться с ними.
Ощутив неприятные спазмы в животе, я оставила Кеная, чтобы отлучиться в уборную. Виной моих болевых ощущений, по всей видимости, были спагетти. Я слишком рано примкнула к запретному, не успев ощутить всю «прелесть» правильного питания.
Когда я оказалась у потертой раковины, меня отпустило. Я уперлась в бортики и умыла лицо, стараясь не содрать образовавшуюся корку. Избежать контакта с зеркалом не удалось: выпрямившись, я столкнулась с чудовищем, уродство которого пропадало в плохом освещении. Вспоминая слова Кеная, я задалась вопросом, хочу ли жить, но так и не получила ответ. Внутри меня, будто сорняк, сидела всепоглощающая пустота. Я не имела ни целей на жизнь. Н и ч е г о. Простое существование, какое я продлевала посредством пищи и сна.
Неведомая сила понесла меня к унитазу. Когда я опомнилась, пальцы были глубоко в горле, вызывая рвоту. Рыдая, я опустошала содержимое желудка и унижалась собственной никчемностью. Я жила одними человеческими потребностями, постоянно подстегивая свое прошлое. Если рассуждать честно, кому нужен лишний рот, нагнетающий тоску и бессмысленность?
Вытирая губы, я сползла по стене кабинки и запрокинула голову.
Это не должно продолжаться.
Не должно.