Преодолев бесчисленное число заторов и пробок на городских магистралях, машина, наконец, вырвалась за черту города и, словно птица, обрадовавшись тому, что наконец оказалась на воле после долгого заточения в клетке, быстро полетела по шоссе.
Надин договорилась с Патрицией, что машину они будут вести по очереди. Пока они пробирались по запруженным улицам, за рулем сидела Надин, но сейчас они поменялись местами. Надин немного волновалась; хотя у Патриции был свой автомобиль, который она подарила ей два года назад в честь шестнадцатилетия, дочь не часто управляла им, предпочитала кататься на транспорте своих многочисленных приятелей, или пользоваться услугами такси. Но сейчас она справлялась со своей задачей вполне уверенно, и это немного успокаивало Надин.
День был отличный, солнечный и почти безветренный, и Надин, высунувшись в окошко, с удовольствием обозревала окрестности. Сейчас они ехали мимо каких-то дачных мест, и она не без удивления смотрела на проплывающие перед её взором контрасты, когда роскошные, сложенные почему-то преимущественно из красного кирпича терема и замки, соседствовали с кривобокими и полусгнившими деревянными халупами.
Их путь был длинною в 180 километров. Предварительно вечером они внимательно изучили предстоящий маршрут по карте, измерили расстояние, прикинули время, которое им понадобится для его преодоления, и с учетом всех произведенных расчетов запаслись в буфете гостиницы продуктами и сигаретами.
Надин почему-то немного побаивалась этой поездки; здесь в Москве все было привычно и знакомо, это был просто огромный город, такой же, как и все остальные города, разбросанные на разных континентах, в которых она побывала, с привычным набором услуг, позволяющим везде одинаково чувствовать себя уютно и комфортно. Теперь же она ехала практически по чужой стране, которую почти не знала, хотя когда-то в ней и жила, но о которой и так не слишком многочисленные воспоминания почти стерлись за годы ее отсутствия на Родине. Сейчас же они постепенно начинали воскрешать, и она вдруг ясно вспомнила раннее детство и свою деревенскую со стороны матери бабушку, у которой проводила лето. Еще недавно она была твердо уверенна, что эта ее ранние эпизоды детства навсегда стерлась из памяти, что связь времен давно порвалась и никакие усилия не способны уже ее восстановить. Но оказалось, что все далеко не так, что на самом деле связь времен никогда не разрывается полностью, она лишь уходит куда-то, где-то до определенного момента затаивается. Но стоило ей лишь покинуть привычную среду обитания, и прошлое стало стремительно врываться в ее настоящую жизнь. Она вдруг почувствовала себя глубоко взволнованной; она была уверена, что навсегда научилась подавлять в себе, словно первые признаки простуды, любые проявления сентиментальности, что годы жестокой борьбы за существование научили её полностью подчинять себя поставленной задачи. Но теперь в ней вдруг возникли колебания и вызваны они были только тем, что вокруг простирались родные, но когда-то покинутые ею поля и леса, и этот однообразный и не яркий ландшафт нежданно рождал в ней сильное чувство своей вины.
- Мне хочется, чтобы ты лучше узнала бы эту страну? - сказала Надин, поворачивая голову к дочери.
- Почему именно эту, мама? - тоже на мгновение повернулась Патриция к ней. - Чем она лучше любой другой?
- Потому что эта страна - твоя Родина.
- Но ты всегда уверяла меня, что родила меня во Франции. Или я что-то путаю? - насмешливо произнесла Патриция.
- Ты ничего не путаешь, но я родилась здесь. И значит, эта земля тебе тоже не чужая.
- А мне всегда казалось, что для тебя не существует родной земли. Ты мне всегда говорила, что ты везде чувствуешь себя, как дома.
- Так и есть. Мне, в самом деле, все равно, где жить - в Париже или Нью-Йорке, но это вовсе не означает, что я не должна помнить, где родилась. Просто с этой землей у меня особенная связь.
- И когда ты это почувствовала? Прямо сейчас?
Надин вдруг подумала, что если она скажет правду, что эти ощущения и в самом деле пришли к ней именно во время этой поездки, то ее ответ прозвучит для Патриции и глупо и неискренне. Но дело в том, что именно так все оно и есть.
- Я это чувствовала всегда, просто сейчас мои чувства обострились. И я хочу тебе сказать, моя дорогая дочь, что если у тебя не будет ощущение Родины, то и весь мир тебе будет всегда казаться чужим. Ты будешь в нем лишь гостем, равнодушным к дому хозяев, которые тебя принимают. И однажды ты вдруг ощутишь внутри себя какую-то незаполненность, как будто ты потеряла нечто очень ценное для себя.
- Я так понимаю, ты делишься со мною некоторой частью своего богатого жизненного опыта.
Надин незаметно вздохнула про себя, она не очень верила в цинизм дочери, считая его исключительно наносным и временным явлением, одной из неизбежных болезней молодости. И все же, когда сталкивались с ним, всегда испытывала некоторую растерянность, ибо не знала, как себя вести в этом случае. Хотя сейчас она понимала, что получила то, что заслужила; не стоило вообще начинать этого разговора, все равно Патриции не понять того, что она испытывает. Ностальгия, как особое состояние души, возникает только в определенном возрасте, когда человек начинает грустить об утраченной молодости, и тоска по Родине становится спутником и еще одним проявлением этого чувства.
- Ты права, - сказала Надин, - это, в самом деле, мой опыт, а тебе нужен свой.
- Какой же вывод, - насмешливо скривила губы Патриция, - будем ждать двадцать лет. И однажды я приду к тебе; ты будешь сидеть в кресле, на глазах твоих будут толстые очки, ты будешь одним глазом вязать кофточку, а одним смотреть телевизор, я же брошусь тебе на грудь с рыданием и сквозь слезы признаюсь, что тоскую по Родине. И попрошу немедленно свезти меня туда.
- Если я тебе скажу, что я отнюдь не исключаю, что когда-нибудь произойдет похожая сцена, то рискую, что на меня обрушится холодный ливень твоего сарказма. Но давай подождем, осталось же ждать всего ничего, каких-нибудь жалких двадцать лет.
Несколько раз они проскакивали нужные повороты, но какой-то внутренний сигнал предупреждения вдруг срабатывало в Надин, подсказывая ей, что они сбились с пути. Она просила Патрицию остановить машину, они склонялись над картой и возвращались назад, чтобы выбраться на нужную им дорогу. Поэтому хотя они и выехали рано утром, но на место подъехали с опозданием, только к обеду.
Они остановили машину в большом селе, которое раскинулось на берегу озера. Им еще предстояло преодолеть последний участок пути и попасть на остров, который соединял с берегом паром. Но до его прихода оставалось полчаса, и это время они решили посвятить святому делу принятия пищи.
Они неторопливо шагали вдоль старых монастырских стен. Когда-то мощные и сильные укрепления теперь зияли многочисленные провалами и прорехами, которые были лишь ради формальности заложены деревянными досками. Правда, кое-где были разбросаны строительные материалы, что свидетельствовало о том, что монастырский комплекс все же пытаются реставрировать. Но следов этой реставрации найти было нелегко.
Надин плохо представляла монастырские порядки и не знала, можно ли свободно встречаться с проживающими здесь добровольными затворниками. Они постучали в ворота, тяжелая дверь не спеша поползла в сторону, и из нее выглянул молодой мужчина, как и положено монаху, в черном длинном одеянии.
- Скажите, могу ли я видеть Александра Анина, он здесь послушник. Мы приехали издалека, нам нужно поговорить с ним по важному делу, - добавила Надин, дабы её просьбы выглядела более убедительней.
- Проходите, - сказал монах.
Оказавшись на территории монастыря, Надин внимательно осмотрелась вокруг. Везде царило мерзость запустения, практически все постройки пребывали в полуразрушенном состоянии. Прямо перед ней высилась громада большого собора; когда-то это было величественное сооружение, сейчас же штукатурка целиком обсыпалась, обнажив старый выцветший кирпич, крыша представляла собой покрытую растительностью лужайку вплоть до небольших деревцев. Железный крест венчал только главный купол, остальные же купола не были даже покрыты жестью.
Монах привел их в какую-то комнату и посадил на единственно стоящую тут скамейку.
- Я пойду за ним, - сказал монах, прежде чем удалиться.
Даже, если Саше вдруг приспичило стать монахом, почему он избрал этот нищий, полуразрушенный монастырь, думала Надин. В этом, безусловно, тоже есть какой-то свой смысл. Хотя это похоже на него; если уж уничижаться, то по полной программе. Он сам наложил на себя это суровое наказание. Что ж, ему видней.
Протяжно, словно жалуясь на судьбу, скрипнула дверь, и на пороге появился высокий статный мужчина с небольшой, аккуратно подстриженной бородой. И в ту же секунду перед мысленным взором Надин возник юноша: красивый, высокий, сильный, всегда щегольски одетый, смотрящий слегка иронично на собеседника. Между этими двумя образами казалось почти не было абсолютно ничего связующего, и все же это были ипостаси одного и того же человека.
Анин приблизился к ней, спокойно, без всякого удивления, посмотрел на нее, затем взял ее руку и сжал в своей ладони. И Надин ощутила шершавое прикосновение его кожи.
- Здравствуй, Надюша, - ровным, почти без всякой интонации голосом произнес он.
- Здравствуй, Саша. Ты не удивлен моим приездом.
- Я ждал тебя.
- Ждал?
- Да, ждал. Я знал, что ты должна скоро появится.
- Но откуда ты мог об этом знать здесь. - Она провела свой взгляд
по голым стенам.
- Мне сообщил об этом Бог. Да я и сам помнил о нашем уговоре.
- Но прошло столько лет. Многие о нем забыли.
- Я помнил все время.
- Тогда ты знаешь, зачем я сюда приехала.
- Знаю, ты здесь для того, чтобы позвать меня снова оказаться там, где я был двадцать лет назад.
- Ты прав. А ты можешь поехать.
- Я не принял постриг, я - только послушник и могу уйти отсюда в любую минуту. Я уже договорился, что буду недолго отсутствовать. Так что, как видишь, с моей стороны проблем нет. - Впервые за весь их разговор на лице Анина показалось нечто похожее на улыбку. Он сел рядом с ней на скамейку. - Тебе хочется, наверное, о многом спросить. Спрашивай.
- Хочется, но я, если честно сказать, даже не знаю, какой тебе вопрос задать первым. Это так неожиданно встретить тебя именно здесь. Должно очень многое случится, чтобы ты принял такое решение.
- Да, это так. В двух словах не объяснишь, а долго разговаривать я не могу. Я работаю. У нас тут небольшая столярная мастерская, мы делаем мебель. Самую простую. Скамейки, табуретки, иногда гробы. Вот эту скамейку, на которой мы сидим, делал лично я. Мы получили сейчас срочный заказ. Если его не выполним, то монастырю не на что будет жить.
Невольно Надин взглянула на его сильные грубые руки. Анин поймал ее взгляд и тоже посмотрел на них.
- Пока я сюда не попал, я даже не представлял, что оказывается могу быть неплохим столяром.
- А разве тебе не жалко твоей прежней профессии.
- Представь себе, не жалко. Поверь, быть столяром ничуть не хуже, чем хирургом.
- Но ты же был не просто хирургом, ты был знаменитым хирургом, асом.
- А какое это имеет значение, сейчас я послушник и столяр, И, надеюсь, скоро приму постриг. Тебе повезло, если бы ты приехала через месяц другой, то я бы уже не принял твоего приглашения.
- Мне всегда в жизни везет, Саша. Как ты думаешь, почему?
- Это значит, что ты еще не прогневила Бога.
- А есть такая опасность?
- Она есть всегда. - Анин внимательно посмотрел на неё. - Я не знаю, зачем ты приехала к нам, зачем хочешь нас собрать, но я надеюсь, что твои намерения чисты.
- А если, предположим, не совсем чисты. Тогда ты не приедешь?
- Приеду. Мой приезд не зависит от твоих намерений. Но ты примешь грех на свою душу. Не делай это, Надя. Никогда не играй с грехом, как бы ни был силен соблазн. Одолей соблазн греха, не дай ему завладеть твоей душой. И затем, как пройдет искушение, ты будешь безмерно благодарна самой себе и Господу Богу.
- Ты прямо говоришь, как священник.
- Но я, надеюсь, им скоро стану. Хотя на самом деле я говорю с тобой, как друг.
- Да, я знаю, спасибо тебе. Но у каждого свой путь. Разве не так?
- Путь у всех один. Тропинки разные.
- А это не одно и то же?
- Нет, не одно и то же. Бог всех ведет к единой цели, но каждый выбирает к ней дорогу в силу своего разумения.
Надин вдруг почувствовала укол враждебности к Анину. Даже если человек становится монахом, это еще не повод для того, чтобы читать проповеди всем подряд. И особенно тем, кто его об этом не просит. Нет ничего проще, чем учить других, но практика свидетельствует о том, что те, кто это делают, сами нечасто следуют путем собственных увещеваний.
- Кстати, познакомься, это моя дочь, Патриция. - Надин взглянула на Патрицию, и увидела в ее глазах откровенно насмешливые огоньки.
- Я рад нашему знакомству, - сказал Анин, пожимая руку девушки. - Вы очень красивы.
- А хазве монахи имеют права обхащать внимание на женской кхасоту, - спросила Патриция. - Я думала, что при встхеча с женщиной вам надо смотхеть в стохону или вниз.
- Я еще не монах и в сторону смотреть вовсе не обязательно даже монаху. В сторону смотрят те, кто боятся соблазна.
- А вы не боятся соблазна.
- Надеюсь, что уже не боюсь соблазна, - чуть заметно улыбнулся Анин.
- А вы это пховеряли или это у вас теохитические знания?
Надин не без удивления посмотрела на дочь, она не понимала, почему Патриция так нападает на по сути дела совершенно ей незнакомого человека.
- Я готовлю себя к тому, что все мирское скоро для меня перестанет существовать, - очень серьезно, но и спокойно отразил выпад Анин.
- И скохо случится это великое событие? - продолжала допытываться Патриция.
- Думаю, что скоро.
- Саша, - вмешалась Надин, чтобы остановить дочь, - наверное, у тебя серьезные причины для такого поступка, но может быть есть другие решения.
- Конечно, есть, но не для меня, Надя. Я выбрал этот путь не случайно. Его мне подсказал Бог.
- Двадцать лет назад ты не верил в Бога.
- Двадцать лет назад я верил в себя, двадцать лет назад я мечтал встретить женщину, которую полюблю всей своей душой. Но это было двадцать лет назад, неужели бы ты хотела встретить меня совершенно таким же, каким я расстался с тобой? Я же вижу, что и ты сильно изменилась. Прости меня, но мне кажется не в лучшую сторону.
Чтобы скрыть смущение, Надин слегка отвернула голову в сторону. На её беду он чересчур проницателен, с помощью Бога, дьявола или еще кого-то, но он видит и чувствует гораздо больше, чем бы ей хотелось. И ей следует быть с ним особенно осторожной.
- Ты прав, я сильно изменилась, но почему же ты думаешь, что не в лучшую сторону.
- Еще не знаю. Так подсказывает мне мой внутренний голос. Но, думаю, со временем я пойму, что случилось с тобой.
- И все же ты принимаешь мое приглашение, такого нехорошего человека, как я.
- Конечно, ты мой старый друг, и я люблю тебя. Да и скверна одного никогда не пристанет к другому, если сам он чист. А если пристает, то значит, что и он сам носитель скверны.
- Тебе не кажется, что ты очень сурово судишь людей.
- Я не сужу людей, я просто не скрываю того, что я о них думаю. И к себе я отношусь точно так же, как к другим.
- А как же милосердие, о котором постоянно твердит церковь.
- Нет ничего милосерднее, чем говорить правду, и нет большего вреда, чем лгать.
Надин поняла, что в этом споре ей его не победить. И все же она была уверена, что на самом деле не так уж он неуязвим, что его твердая невозмутимость - всего лишь маска, которую он сам сорвет со своего лица, когда попадет в несколько иные условия, чем этот полуразрушенный, пребывающий в запустение и в летаргическом сне монастырь.
- Я хочу внести пожертвование на восстановление твоего монастыря.
- Монастырь не мой, он принадлежит Богу, а за пожертвования спасибо. Я позову настоятеля, и он все оформит надлежащим образом. - Анин встал, и Надин невольно залюбовалась его статной фигурой. Как ни странно, но длинное монашье одеяние не портило ее, а скорее наоборот, подчеркивала стать и рост.
Анин двинулся к выходу.
- Мы больше не увидимся, - остановила его Надин.
- Мне кажется, что пока каждый сказал друг другу все, что хотел. Разве не так, Надя?
- Пожалуй, - в очередной раз испытывая смущение, согласилась она.
- Буду ждать твоего приглашения, - сказал Анин и вышел из комнаты.
В Москву они вернулись поздно ночью. Город уже спал, редкие машины пронзали световыми клинками своих фар густую, словно смола, темноту. Всю заключительную часть дороги Надин боялась, что заснет за рулем; её сейчас даже не радовал тот факт, что она с успехом справилась с первым этапом своего плана. Она сама не ожидала, что все пройдет так легко, гладко и быстро. Теперь начиналось самое трудное и даже в какой-то мере опасное. Но думать о том, что ей вскоре предстоит, было сейчас свыше её сил.
Наконец показалась неоновая вывеска гостиницы. Надин поставила машину на стоянку, и слегка пошатываясь от усталости, выбралась из салона. Следом за ней повторила этот подвиг и Патриция. На обратном пути она почти ни о чем ее не спрашивала, и Надин была благодарна за это дочери. То, что ей не надо было отвлекаться на пререкания с ней, сохранило у Надин немало сил.
Они поднялись в номер. Надин, вопреки своей многолетней привычки, даже не стала умываться перед сном, а сразу же плюхнулась на кровать.
- Я еще никогда так не уставала, - не без труда ворочая языком проговорила она, отвечая на недоуменный взгляд дочери.
- Но мне кажется, ты можешь радоваться, ты добилась всего, чего хотела. Разве не так?
- Настоящий успех приносит не радость, а смертельную усталость, - сказала Надин. - А до неё еще очень далеко, - задумчиво добавила она.