Тайяна 2. Влюбиться в небо

2

***

Шетаран тоже думал о своей беглой невесте. Правда, весьма и весьма нелестно.

Нархи-ро отвратительно переносил море.

Его тошнило, рвало, выворачивало буквально наизнанку, голова болела, в глазах плыли круги... И самое обидное — что это происходило только с ним!

Где справедливость?!

Ни старший группы, ни остальные ничего не ощущали, а он от борта отойти не мог. И ведь не успокаивалось, не утихало мерзкое ощущение!

Моряки поглядывали с издевкой, нархи-ро посматривали презрительно... Одним словом — весь мир обратился против Шетарана, и ему это резко не нравилось!

А все из-за Тайяны!

Глупая девчонка!

Вот что ей стоило остаться в Лесу?! Чего ей не хватало?!

Он обязательно ее об этом спросит! И не только об этом! Ей-ей, она не стоит таких мучений! Ни одна из женщин не стоит....

Желудок стиснуло очередным спазмом, и Шетаран сплюнул горькой желчью за борт.

Попадешься ты мне еще, мерзавка! Ответишь за мои мучения!

***

Думал про Яну и лойрио Ланист Каррер.

Он уже успел прогуляться с нархи-ро по ярмарке, выслушал поздравления друзей со знатной добычей — и улыбался в ответ с непринужденностью истинного бабника.

Подумаешь, пока у них ничего не было?

Так будет!

Он молод, хорош собой, умен, обаятелен, к тому же лойрио... Как с таким не закрутить?

Жениться на нархи-ро, конечно, не женятся, это извращение, но в малых дозах — почему бы нет?

Пусть извращение, но в жизни ведь надо всего попробовать? А вдруг у нархи-ро там... иначе устроено? Или они дают как-то по-другому?

Узнать хотелось.

Впрочем, как истинный бабник, Ланист не собирался обижать или принуждать девушку. Вот уж это — точно удел убогих!

Нет, у них все будет красиво.

Ухаживания, цветы, конфеты, прогулки и даже стихи — потому что сам процесс захватывает настоящего ценителя никак не меньше, чем результат.

А потом...

Потом они побудут вместе какое-то время, может, месяц, может, год — и разойдутся ко всеобщему удовольствию.

Отношения надо уметь не только начинать, но и заканчивать красиво — и настоящий ценитель прекрасного пола сделает так, что женщина уйдет сама. Еще и хвастаться этим поступком будет.

Вот, я его бросила, и правильно сделала. Ненадежный он человек для семейной жизни...

Ланист так и собирался поступить.

А что тут скажешь?

Да, ненадежный, да шалопутный и не нагулявшийся. Вот и дайте погулять, в том числе и с нархи-ро. Она будет довольна, уж это он гарантирует. Пока еще его способностями в постели, да и вне ее, недовольных не было.

Ланист прижмурился разомлевшим котом, вспоминая невысокую, почти мальчишескую фигурку нархи-ро. Спору нет, обычно он предпочитает женщин... пообъемнее. Таких, у которых есть за что подержаться. Но это же нархи-ро!

Экзотика!

Как тут не попробовать?

Вот прогулялись они последний раз, теперь надо чуть подождать, чтобы женщина думала о новой встрече — и опять к ней. Нанести укол — и опять отпрянуть, чтобы она сама тебя атаковала, охотилась, чтобы думала, будто она — охотница, а никак не дичь, на которую расставлены капканы. Это так забавно....

Ланист улыбнулся своим мыслям.

Да, скоро, уже через пару дней, состоится следующая встреча.

***

Переезд осуществился в три дня. Да и что там было собирать у Яны? Все пожитки вместились в небольшой заплечный мешок, Ааша пометила на прощание угол дома — и переехали. Просто перешли из одного квартала в другой.

Авельены должны были вернуться через пару дней, а это время и Гарт за домом присмотрит. Он, кстати, это решение одобрил и даже предложил помощь. Яна отказываться не стала.

Да, с садом она могла разобраться сама, это было в удовольствие для нархи-ро. Поговорить с растениями, кого-то уговорить расти получше, кого-то выставить из своего сада — это в Лесу умели все, и никакой магии тут не требовалось было.

Лес — это ведь живое существо. Те, кто в нем живут, понимают это особенно отчетливо. И деревья, трава, кусты — это его часть. Тоже живая, дышащая, мыслящая...

А двое живущих всегда могут договориться. Так или иначе.

Яна готова была договариваться с садом, но во имя всего самого святого — уборка?!

Уборка — для нее была разновидностью пытки.

Она Нархи-ро неплохо готовила, могла шить и при необходимости вязать, хотя ей это и не нравилось. Но убираться в доме?

О-ох...

Не дано. Под угрозой смерти Яна могла попробовать прибраться, но получалось отвратительно. Даже в своей комнате она находила одну и ту же вещь в трех разных местах, которые вовсе для нее не подходили. Вот бывают такие счастливые женщины — они еще в комнату не вошли, а там уже занавески погладились, цветы расправились и всякие уютные мелочи стоят.

А бывают и такие, как Яна.

В принципе, даже если по ее дому змеи бы ползали, она бы и ухом не повела. Лишь бы на книги не покушались.

Ужас?

А ничего ужасного, как есть — так и есть. Тяжелое наследство рода Риккэр, в котором были имелись книгочеи, архивариусы и знатоки языков, но не замечено было ни одного уборщика. Не дано.

Для Яны уют был там, где было много книг. А вот для всех остальных...

По счастью, она это понимала, а потому, когда Гарт предложил ей помощь...

 — Нужен кто-то, кто поможет мне.

 — Яна, говори честно. — Рошер был полностью в курсе проблем нархи-ро. — Гарт, нужен кто-то, кто отскребет ей дом сейчас и не даст зарасти грязью потом. Потому что наша подруга протрет стол и стул, а потом сядет, зачитается и обо всем забудет.

Яна скорчила рожу, хотя нарисованная Рошером картина была идеально близка к действительности.

Гарт задумался.

 — Ну, отскрести дом — это я могу и своих служанок послать.

 — Вот еще!

 — Заплатишь им сверхурочные. — Лойрио знал, что гордость не позволит нархи-ро принять помощь просто так. — И им служанкам приработок деньги, и тебе польза. А я им на этот день дам выходной. Авось, не умру голодный и холодный.

 — Спасибо.

 — А поддерживать чистоту... а ты Приглядись к ним. Договоришься — так одна из них будет к тебе приходить раз в десятинку. Наведет порядок да уйдет. Стирать белье можно у прачек, готовить...

 — Я умею.

 — Правда?

 — И даже угощу вас на новоселье. Обещаю.

 — По рецептам нархи-ро?

 — Если захотите.

Естественно, мужчины захотели. И старый дом ожил.

Взорвался шумом голосов, девятым валом пыли, взмахнул крыльями отчищаемых окон и запел открываемыми дверями.

При уборке присутствовал и Славерус. А вдруг?

Были Есть же памятные вещи, с которыми расставаться не хотелось! Просто не все их можно собрать и унести сразу, а бросать — тоже неправильно. И никто не распознает ценности такой вещи кроме ее хозяина… А тот поднимет старую игрушку, прижмет к щеке — и вспомнит, как светились детские глаза, когда ты принес ее домой.

Некоторые вещи могут хранить моменты нашего счастья — и возвращать, если понадобится.

Яна не наблюдала за уборкой, все равно она не заметит огрехов. А вот покопаться в саду — это запросто.

Она нашла там мяту, базилик, укроп, красную смородину и шиповник. Правда, задушенные сорной травой и забитые крапивой. Но они — были. И Яна взялась расчищать, разговаривать, объяснять, что хозяев долго не было, а теперь вот они вернулись — и все будет хорошо.

Растения прислушивались и тянулись к свету.

Параллельно Яна уговаривала крапиву поменять место обитания, а найденный можжевельник — переселиться поближе к забору. Отродясь нархи-ро не нужны были изгороди, сколоченные из мертвого дерева! Да поставь кто-то в Лесу такое извращение — его бы к жрецам отвели! А тут — стоит, хоть и покосился.

Нет уж...

У нее будет естественный забор, из жгучего и колючего. И если кто-то думает, что это не преграда — очень зря. Главное, чтобы растения поняли, что нархи-ро от них нужно.

А они поймут, обязательно поймут.

Одного дня, шести служанок с ведрами и щетками и громадного количества едкого щелока хватило, чтобы отчистить домик до блеска. А на следующий день Яна взяла вещи и переехала окончательно.

И принялась закупаться для праздничного обеда или ужина.

***

 — Лойрио, к вам лайри Риккэр.

Ланист даже чуть удивился. По его представлениям, нархи-ро стоило бы помариновать еще денька два. Неужели соскучилась?

Ан нет.

Стоящая внизу Яна ничем не напоминала грустную и тоскливую. Скука?

Кажется, она и слова-то такого не вспоминала.

 — Ланист, я рада тебя видеть!

 — Яна, ты словно солнышко озаряешь мой дом своим присутствием!

 — Льстец, — нархи-ро улыбнулась.

В теории она знала все эти приемы, но так то — в теории! А на практике, столкнувшись с опытным ловеласом, — многие ли вспомнят про осторожность?

 — У меня новоселье, так что ты приглашен на ужин.

 — Новоселье?

 — Ну да! Рошер нашел мне дом, так что я переехала. Завтра вечером жду.

 — А куда?

Выслушав объяснения, Ланист даже чуть повеселел. Намного удобнее, когда у женщины своя территория и на ней не водятся непрошенные советчики! А Аэлена Авельен к таким и относилась — с его точки зрения. И кстати — что он такого предложил-то?

Да ничего, просто прогуляться по саду! Может, и не позарился бы, но ведь художница, и известная… Ну и решил добавить бусину в свое ожерелье. А эта грубиянка мало того, что посмотрела как солдат на вошь, так еще и фыркнула. Она, мол, не пьет из источника, в котором каждая вторая девка умыться не брезгует.

Тоже мне, нашлась королева!

Ланист усилием воли задавил не слишком приятные мысли. Бывают ведь идиотки, отказываются от собственного счастья! И улыбнулся Яне.

 — Разумеется, я буду.

Стоит ли говорить, что ужин удался на славу?

Приглашенные — Гарт, Рошер, Ланист, Славерус с женой и даже заглянувшие на огонек соседи были накормлены, напоены и выставлены по домам, хотя Ланист и предлагал остаться. Мало ли...

Но Яна отказалась.

Эта ночь принадлежала только ей.

Первая ночь под крышей ее нового дома.

***

Если бы кто-то увидел — точно пошли бы слухи о чернокнижниках. Но никто не смотрел. А Яна уже заполночь разожгла огонь в камине.

Языки пламени танцевали перед глазами нархи-ро, но видела она другое. Видела она Храм и  две статуи, выполненные из белого и черного камня. Богов, которые снисходят до глупых своих детей, и все понимающую улыбку женщины.

 — Ш´аари, ш´аалесс...

Их имен Яна так и не знает, но лица встают перед ней словно живые, и она понимает — ее услышат. Извлеченный из-за пояса нож легко вспарывает кожу, в огонь камина льется кровь девушки.

Языки пламени жадно потрескивают, хватая добычу и на долю секунды окрашиваясь в алый цвет.

 — Спасибо вам, что пригрели, что помогли... Благодаря вам сейчас живут несколько хороших людей. И я обязана вам своей жизнью, которая, кажется, начинает... налаживаться? Нет, не так. Сейчас моя жизнь становится правильной, настоящей, какой и должна была... Спасибо!

Там у камина, Яна и засыпает. Она долго сидит, глядя в огонь, вслушиваясь в звуки, запахи, шорохи своего нового дома, но потом засыпает там же, сворачиваясь клубочком на медвежьей шкуре и подложив под голову локоть. Ааша приходит и вытягивается рядом с бестолковой хозяйкой. Огонь прогорит и погаснет, но вместе они не замерзнут.

И Яне снится тот Храм.

Снятся боги. Мужчина и женщина улыбаются, поднимая руки в благословляющем жесте. Откуда-то Яна знает — им это пришлось по душе. То, что она не стала ждать год, то, что искренне благодарна...

А зла от них не будет.

Ни ей, ни другим нархи-ро, ни даже людям. Им просто хочется жить

Стоит ли говорить, что утром на руке нархи-ро и шрама не осталось? Забытые боги умеют быть благодарными.

***

Проблемы и неприятности начались на следующее утро.

 — Уберите собаку!!!

Визг был таким истошным и дурным, что Яна только головой помотала. И даже не подумала, что это — про Аашу.

Ну какая же она собака?

Во-первых, это волк. Во-вторых, Ааша первая никогда не проявляла агрессии. И зачем так орать — непонятно.

Но визг повторился, так что Яне пришлось оторваться от грядки — и пройти хотя бы посмотреть. Мало ли...

Ааша действительно не проявляла агрессии. Она просто стояла и улыбалась. И стояла, облокотившись передними лапами на калитку, которая угрожающе потрескивала. А вопил совершенно незнакомый Яне тип. Среднего роста, худой, подлысоватый, с лицом записного сутяги и склочника и явной болезнью печени. А иначе с чего у него такая кожа желтая? Ансамбль удачно дополнялся полуседыми волосами и длинным носом.

 — Уберите... это!!!

 — «Это» — что?

Яна убедилась, что странный тип имеет в виду Аашу, но убирать волчицу не спешила. Вот еще!

 — Вот это! — тип тыкал пальцем в сторону волчицы. — Что эта тварь делает в моем доме?!

Яна прищурилась. Кажется, она поняла, с кем имеет дело.

 — Тенсор Атион?

 — Я... да! — На миг мужчина смутился — и тут же перешел в наступление. — А вы кто такая?!

 — А я — лайри Риккэр. Новая владелица этого дома.

 — Что?!

 — Славерус Атион подарил мне это жилье, точнее, свою долю. Вашу я выкуплю. Сколько вы за нее хотите?

Мужчина вдруг успокоился. Да уж, великое волшебное заклинание — деньги!

Стоит только произнести волшебное слово — и умные глупеют, склочные смирнеют, а слабые крепчают духом.

 — Пригласите меня в дом, лайри, и побеседуем.

Яна подумала.

Одна бы она побоялась. Но с Аашей?

Этот тип волчице на один зуб. Если не побрезгует.

Что ж, не стоит развлекать новых соседей зрелищем торга.

 — Проходите, сар.

Ааша послушно освободила калитку, и мужчина вступил на территорию с видом короля в изгнании. Ткнул в волчицу пальцем, малым его не лишившись: на пол-локтя поближе, и Ааша отхватила бы ему кисть. Хамства волчица не терпела.

 — Это ваша собака?

 — Это мое дело, — поставила наглеца на место Яна. — Итак?

 — В дом не пригласите?

 — Не приглашу. В саду побеседуем. Здесь столик есть, скамеечки...

Гарт расстарался. По его приказу слуги притащили откуда-то кованый столик и к нему — шесть стульев, подарок на новоселье. Яна тут же решила, что вырастит вокруг них беседку. Посадит виноград, пару яблонь для опор — и через пару лет все будет готово.

Тенсор развалился на одном из стульев и, прищурившись, уставился на Яну. Но если он хотел смутить нархи-ро — зря.

Все было Бесполезно. Яна была абсолютно спокойна. И молчала, ероша густую шерсть волчицы, пока Тенсор не сдался и не заговорил первым.

 — Вы, милая лайри, человек здесь чужой...

Яна поморщилась. Так по-разному это обращение звучало в устах Славеруса и Тенсора, что становилось неприятно. Славерус произносил эти слова с высоты возраста, с легкой иронией, но в то же время и уважительно. А Тенсор... Как-то у него получалось это масляно-издевательски. Яна и сама не могла объяснить, почему так, но — было неприятно.

А может, если бы они встретились в другой обстановке, или Яна не знала о нем того, что рассказал Славерус... Может быть и такое? Отнеслась бы она более доброжелательно к этому человеку? Может быть и такое?

Яна не знала. Богам виднее. Пока же Тенсор вызывал у нее только неприязнь.

Не дождавшись реакции, Тенсор вздохнул и продолжил. Выходило так, что Яна явилась Четырехликий весть откуда, втерлась в доверие к выжившему из ума старику, лишила Тенсора родового гнезда, а ведь он тут каждую досочку, каждую щепочку, все сам прилаживал, своими руками.

 А она, бессовестная...

Угрызения совести и верно боялись Ааши, а потому и не подступали слишком близко. Тенсор говорил и говорил, укоряя, вздыхая и трагически возводя глаза к небу.

С его слов история выходила совсем иной.

Он был совсем малышом, когда его мать по уши влюбилась. И сказала сыну, что тот временно поживет у бабушки, мол, ее новый муж против ребенка. Но потом она обязательно заберет сына домой.

Уж лучше бы не забирала.

Славерус оказался отвратительным человеком.

Он пил, бил Тенсора и его несчастную мать, ничего не приносил в дом... Стоит ли удивляться, что пасынок не испытывал любви к отцу? Чтобы не видеть всего этого кошмара, Тенсор начала убегать из дома, по глупости связался с дурной компанией...

Правда, сейчас он взялся за ум.

Работает палубным матросом на судне, они ходят вдоль побережья, на жизнь хватает. Но этот дом — он же принадлежал его матери!

 — Да разве? — искренне удивилась Яна.

Ааша под рукой нархи-ро пофыркивала, давая понять, что не верит как минимум половине речи. Но Тенсор в волчьих интонациях не разбирался.

 — Это, милая лайри, семейное, можно сказать, родовое гнездо.

 — Для родового оно слишком молодо, — отрезала Яна. — К чему вы клоните?

— Я готов выкупить у вас этот дом.

Яна фыркнула.

 — И за сколько же?

 — Я надеюсь, лайри, что вы не заломите громадной суммы?

 — Не заломлю. Условие, которое поставил мне сар Атион, гласит, что я не могу ни продать, ни подарить этот дом. Особенно вашей семье.

Тенсор скрипнул зубами.

 — Но это мой дом! Я тут родился, вырос...

 — Да разве? А сар Атион рассказывал иначе?

Мужчина понял, что перегнул палку.

 — Ну хорошо. Не я, но мои дети!

 — Оба?

Тенсор скрипнул зубами еще раз. Яна даже испугалась — не остался б он без них прямо здесь и сейчас. Зубы, кстати, у него были отвратительные. Желтые, прокуренные и с изрядными дырами. Фу!

 — Я Вижу, мой отчим уже успел наговорить обо мне небылиц?

 — Это неважно, — Яна пожала плечами. — Дом не продается. Что еще?

 — Тогда вы можете выкупить у меня мою часть.

 — Могу. Сколько?

 — Пятьсот золотых!

Яну разобрал дикий хохот, который она даже и не пыталась сдержать.

Пятьсот золотых?!

Это при том, что весь домик стоил не больше двухсот?

Ну-ну...

Тенсор побагровел. При болезненно-желтой коже это выглядело просто ужасно.

 — Что я такого смешного сказал?

Яна кое-как успокоилась и фыркнула.

 — А что — непонятно? Красная цена домику — триста золотых. Делим на пять — получается шестьдесят. Так вот, я готова заплатить пятьдесят монет золотом за вашу долю. А то, что вы зачем-то нолик пририсовали... смешно!

 — Вам смешны мои чувства?

 — Нет, ваша глупость. — Яна уже поняла, что разговора не выйдет, и решила не церемониться. — Вы являетесь сюда, заламываете дикие цены, что-то смеете требовать... Так вот. Пятьдесят золотых — мое последнее слово. Идите, поговорите с семьей. В противном случае мы решим этот вопрос в официальном порядке, через канцелярию градоправителя.

 — Думаете, он пойдет вам навстречу и лишит детей крова?

 — Детей не лишил бы. Но Славерус сказал, что вашим детям уже не требуется родительская помощь. Они вполне взрослые.

 — Родители обязаны всегда должны помогать детям!

Яна была на этот счет иного мнения. В Лесу говорили, что ребенок должен получить от родителей корни и крылья, а всего остального достигать сам. Впрочем, чего можно достигнуть в Лесу?

 — Это ваше право. При чем тут я?

Оказалось, при том, что Валайра-младшая недавно вышла замуж и родила сына. И ребенку требовалось ну очень много всего.

 При чем тут Яна?

При том, что этот домик идеален для молодой семьи. Вот и продала б его, да убралась куда подальше. Или выплатила за пятую часть дома такую сумму, чтобы Тенсор смог купить дочке дом в хорошем районе. Она ж лайри, да к тому же и нархи-ро! Понятное дело, что с нее надо драть по максимуму! И пусть только попробует не раскошелиться!

Яна только головой покачала.

 — Не пойдет.

 — Но...

Тенсор было завелся, но взгляд зеленых волчьих глаз мигом поубавил ему храбрости.

 — Подумайте дома, в кругу семьи, и приходите. Предложите что-то приемлемое — обсудим. Но я цену выше пятидесяти золотых не подниму, говорю сразу.

 Тенсор приподнялся, оперся руками на стол, набычился.

 — Ах ты ж...

 — Ааша, проводи.

Выслушивать подробности о своей родословной Яна не стала. Вот еще! Всяк дурак тут браниться будет!

На запястье Тенсора вежливо сомкнулись здоровущие клыки.

Мужчина взвизгнул вовсе уж по-бабьи, дернулся, но Ааша добычу не выпустила. Честь честью проводила до калитки и даже рыкнула вслед. Мол, не забывайте, мимо похаживайте!

Тенсор продолжил бы браниться и за калиткой, но Ааша очень многозначительно облизывалась, и даже почти улыбалась. А жить хотелось...

Так что мужчина развернулся и отправился восвояси. Даже спина его выражала оскорбленное достоинство.

Яна вздохнула.

Подумала.

И направилась в сад.

Думаете, так просто границы Леса оставались неприступными десятки и сотни лет?

Э, нет. Были, были у нархи-ро свои хитрости. И Яна, как книжная девочка, отлично о них знала. Вот применять раньше не доводилось, но лиха беда начало?

***

Зачем Рошера занесло в управу — он и сам не знал. По Эмине соскучился? Скорее, по тому ощущению нужности, которое у него было раньше. А сейчас... Ну а что бы не посплетничать? Вдруг что и промелькнет?

Эмина была рада приятелю.

 — Рошер! А у меня пирожки с малиной! И ягодный взвар есть!

 — А я тут сахарных фигурок принес к взвару, — Рошер широко улыбнулся. — Как дела?

 — Ох, не спрашивай, — Эмина поднесла пальцы к вискам жестом профессиональной сплетницы. — Это ужасно!

 — Где ужасно? Что ужасно? — Рошер широко улыбался.

 — Синта опять пропала!

 — Ох, Раш...

Рошер только головой покачал.

Ну да, Синта, дочь лойрио Эрена, была притчей во языцех, иначе и не скажешь. Рано загуляла, подсела на вино, потом на смолку...

Почему ничего не мог сделать лойрио?

Ну, нельзя сказать, что он не пытался.

Что делают родители в такой ситуации? Не дай Четырехликий кому-нибудь это узнать на своем опыте. Сначала они просто не верят. Потому что это же их ребенок! Ну, кто поверит в такое про свое родное и любимое чадушко?

Да никто!

Потом начинают осознавать, потом… Когда увидят деточку в состоянии нестояния. Но часто уже слишком поздно, непоправимо и слишком поздно. И то, они могут находить ребенку оправдания.

Тяжелая учеба, трагедия в личной жизни, переутомление... ем только не пытаются оправдать такие вещи? И зря. Потому что от оправдания трагедия не отменится. Такое надо пресекать быстро и решительно, но — как?!

Если ребенку пятнадцать лет и женилка у него уже отросла, а мозг — еще нет? Зато гонора и спеси на троих хватит! Ведь родители — они ничего не понимают и только мешают чадушку вести правильный образ жизни и получать удовольствие!

И когда ребенку что-то запрещают, он начинает сопротивляться. И разрушает себя, свою жизнь, жизнь своих родителей...

Лойрио Эрен не оказался исключением из печального правила. Сначала он долго не мог поверить, что Синта, любимая доченька...

Потом принялся запрещать ей. Бесполезно.

Лечить — с тем же результатом. Даже для магии требуется искреннее и осознанное желание пациента вылечиться, избавиться от пагубной зависимости, а у Синты такого не наблюдалось. Маги были бессильны, бессильны были и травники, ибо смолка вызываетла привыкание чуть ли не с первого раза, а муки у лишенных ее были страшными. И не снимаютсялись травами.

А снимать сглаживать последствия магией? Чтобы Синта опять накурилась? И смысл?

Были Имелись и жесткие варианты. Но запереть девушку в Храме означало просто у***ь — на этой стадии привыкания означало просто у***ь. Да и...

С хитростью, достойной лучшего применения, Синта удирала из-под замка, находила тех, кто мог снабдить ее зельем, делала заначки... Лойрио боролся с продавцами смолки аки лев, но... Далинар — это портовый город! Сегодня одного выловишь — завтра десять на кораблях приплывут. Все пути не перекроешь, просто торговать стали с опаской и оглядкой. А Синта по-прежнему губила себя.

— Интересно, не знают ли таких рецептов нархи-ро, — задумался Рошер.

 — А и верно, стоит спросить. Если что — лойрио Эрен ее просто озолотит, — подхватила Эмина.

 — Обязательно поговорю с Яной.

 — Поговори. Глядишь, к моменту, когда Синта найдется, она чего и придумает?

Девушка пропадала уже четвертый день. Стража стояла на ушах, трясла притоны, но все было бесполезно. Синта как сквозь землю провалилась. Лойрио Эрен ходил чернее ночи, срываясь на всех и каждого, жена присылала слуг с записочками чуть ли не раз в  каждые пятнадцать минут, а старшие сыновья лойрио принимали участие в поисках.

Безрезультатно.

 — Да уж, не позавидуешь лойрио...

Впоследствии Рошер часто думал, что судьба любит пошутить, потому что ничем иным он не мог объяснить появление в этот миг бумажно-белого стражника.

Эмина ахнула, вскочила и захлопотала вокруг бедолаги. Чуть ли не силком усадила на стул, сунула в руку кружку, тот выхлебал огненный взвар что воду, чудом не сварив себе язык, и выпалил:

 — Лайри Синту нашли!

 — Где?!

 — За городом. Мертвую!

Эмина медленно опустилась на стул. Рошер прикусил от неожиданности язык вместе с пирожком и зашипел от боли.

 — А градоправитель?..

 — Он уже знает. Наверное....

 — Где за городом? — уточнил Рошер.

 — В овраге. Где старые сараи...

Пояснений не требовалось. Знал Рошер это место. Овраг был всего один, — за городом. и когда-то Далинар расстраивался в том направлении. Потом появились ручейки, стало ясно, что каверна будет расти — и люди забросили то место. Зачем его осваивать и бороться с трудностями, если есть где построиться ровно и гладко? Остались старые дома, ну и несколько сараев. Впрочем, там давно никто не жил, разве что изредка бродяги заходили...

 — А кто нашел тело?

 — Да там двое...

После коротких расспросов выяснилось, что лойрио Ланист Каррер (да-да, тот самый!) решил покататься верхом на утренней зорьке. Зорьку, правда, проспал, но прогулку не отменил. Вот и наткнулся.

Второй же оказался самым обычным приказчиком в лавке. Как он там оказался?

Ну... выпил он с вечера. Выпил — и хорошо так выпил. А вот как оказался... Хорошо хоть — там. Решил, что жена домой пьяным не пустит, еще и скандал устроит, а в заброшенных сараях можно и переночевать.

Переночевал. Вышел из сарая, кое-как волосы пригладил, домой пошел, а тут тело. И лойрио Каррер!

Вот ужас-то!

Лойрио Эрен туда помчался, а что, как...

Да откуда ж простому стражнику такое знать?

Рошер задумался.

 — Сходить, что ли, поглядеть, что и как?

Эмина закивала. Она бы и сама бы, но место не оставишь, а то так можно и с работы вылететь.

 — Сходи, Рош, сходи! Потом мне все расскажешь?

 — Схожу.

 — Да выгонит тебя лойрио, — фыркнул стражник.

 — А я не к нему, я к лойрио Карреру.

После вечера у Яны мужчины не то чтобы сдружились, этого не было, но, в отличие от Гарта, Рошер считал, что Ланист будет полезен нархи-ро. Это ведь тоже опыт отношений с людьми! Пусть не идеальный, но какой есть! Да и не созрела девочка для любви, это ж сразу видно! А вот погулять, за ручки подержаться, сено помять — в Лесу ж нравы свободнее, это можно. А и стоит иногда...

Рошер отмел в сторону ненужные мысли.

 — Схожу, посмотрю, что у него и как. Погонят — так тому и быть. Рассказывай — как туда точно добраться? Овраг немаленький, да и сараи там в двух местах?

И стражник послушно принялся объяснять, как дойти до места, где сегодня обнаружили тело. И — да, его еще не увезли оттуда. Пока мага вызовут, проверить на наличие сглаза или порчи, пока то-се, он ведь сразу сюда, а его напарник к начальнику стражи, потом тот к градоправителю....

Рошеру того и надо было.

Он поцеловал руку Эмине, схватил со стула плащ — и был таков.

***

Дойти было недолго, а вот подумать по дороге...

А что его-то туда несет? Его это касается? Он стражник? Он вообще — кто?

Поймав себя на этой мысли, Рошер даже с шага сбился. А ведь и верно — кто? Что? Зачем?!

Но назад не повернул.

Он и сам не смог бы внятно ответить на эти вопросы, разве что Тайяна бы помогла. Ей-то все было понятно.

Рошер Вайст был рожден ищейкой. Охотничьей собакой, если хотите. Только в качестве дичи обречены были выступать воры, убийцы и подонки. Стража для него была самым главным, он вкладывал всю душу в свою работу.

Лишившись руки и с ней — смысла жизни (на что годна гончая без лапы?) он Вайст потерял себя и принялся спиваться. Так собака лежит у конуры, отказываясь от воды и пищи и мечтая скорее сдохнуть, чтобы вновь прийти в мир молодым и здоровым щенком.

Рошеру сдохнуть не дали.

Вытащили, привели в чувство, помогли — и сатро Вайст опять встал на след. И это оказалось еще интереснее.

Ну что он видел в страже?

Мелкие кражи, поджоги, семейные склоки, пьяные драки? И где тут развернуться таланту? Где тут искать, собирать доказательства, размышлять, вычислять?

В истории с Аэленой он получил это сполна все эти возможности — и затянуло. Хуже вина, хуже смолки, хуже чего угодно. Так, видимо, чувствуют себя разломщики, не в силах отказаться от своего опасного промысла.

И что ему было нужно теперь?

Да то же самое.

Потому и встрепенулся Рошер на слове «убийство», потому и полетел, понимая, что делать ему там нечего, что выставят его оттуда не глядя, что...

А остановиться все равно не мог.

А вдруг?..

Его и не выставили, полагая, что если идет — то знает зачем. И Рошер спокойно прошел через цепочку стражи к оврагу.

Там было хорошо, спокойно, уютно, зеленая трава вымахала до пояса, в такой приятно поваляться днем, задумчиво глядя на небо и пожевывая былинку. Или спрятаться с любовником.

Но здесь и сейчас речь шла не о любви.

Мирно гудели пчелы, качались какие-то цветочки — и от этого контраста становилось еще страшнее. И по спине бежал морозец.

Смерти нет? Философы могут говорить, что угодно, но в этом овраге ее присутствие ощущалось особенно отчетливо.