Однажды ночью я вдруг проснулась. Что-то разбудило меня, кто-то был в моей комнате! Дверцы шкафа… Дверцы шкафа были открыты. Я обнаружила это, включив свет дрожащей рукой, а ведь с вечера я плотно закрыла дверцы и даже подперла стулом. Эта привычка сохранилась у меня с детства. Переодевшись в домашнюю одежду, я всегда плотно затворяю створки, и подпираю дверь. Сейчас же стул был отброшен, и дверцы были открыты. Не задумываясь ни на минуту, я встала и потянула за собой кровать. Дедушка еще в детстве приделал к ней колесики. Я втащила ее в комнату, где спала до четырнадцати лет, в комнату дедушки и бабушки, и поставила ее между их кроватями. А в моей комнате нарастала вакханалия звуков, но сексуально-садистский бред, который доводил меня в юности до умопомрачения, сейчас на меня не действовал. Я спокойно заснула. Утром, в просоночном состоянии, мне в голову пришла мысль, а вдруг действительно вся проблема во мне? Вдруг, по ночам, сама того не осознавая, я пишу сама себе см-с с неведомого телефона? Но тут же отмела эту мысль. Успокоившись, я поняла, что, наконец, пришло время для того, чтобы заняться укладкой вещей в комнате дедушки и бабушки. За работой тревожные мысли отступили в сторону и вскоре моя голова прояснилась настолько, что я смогла посмотреть на ситуацию глазами Чжан Ли и испугалась. Что я буду делать, если в один прекрасный момент терпение у Чжан Ли кончится, и он уйдет навсегда? Однако в то время, когда голова работала, руки продолжали делать свое дело. Вскоре почти все вещи были бережно и любовно упакованы. Оставалось самое главное, сложить постели бабушки и дедушки. Сегодня ночью, как только я легла между этими двумя пустыми кроватями, мои страхи отступили, и я заснула спокойно. Что же говорить о том времени, когда я спала сном младенца, зная, что защищена с двух сторон самыми близкими людьми. Сначала я собрала постели, одеяла и матрасы, и попыталась их упаковать. Однако представив грядущую ночь, которую придется провести, постоянно натыкаясь взглядом на голые сетки кроватей, я передумала, и, перестелив постели, вернула все на место. Кровати — это будет самым последним делом, которое я завершу перед самым отъездом. Укладывая любимую бабушкину подушку на место, я сделала неловкое движение и с подушки соскользнула наволочка. Вернее, вначале я подумала, что это наволочка. Соскользнув с подушки, наволочка сжалась до размера нарукавника. Подняв странную вещь с пола, я пощупала то, что приняла за наволочку и обнаружила, что она сделана не из ткани. То, что я держала сейчас в руках, было похоже на браслет-нарукавник, состоящий из квадратных монет, плотно подогнанных друг к другу. В середине каждой монеты был вырезан иероглиф. Натянув браслет на руку, я почувствовала неудобство. Нарукавник плохо сгибался. Вещество, из которого был сделан браслет, было мне не знакомо. Металл не металл, но что-то очень напоминающее какой-то вид тонкого железа. Хотя… Браслет был изготовлен из материала очень толстого, но легкого. И еще, материал был на ощупь теплый, что к железу, конечно же, не имеет никакого отношения. А еще, браслет очень легко растягивался. Сколько себя помню эта… Не знаю даже, как назвать, ткань или материал, всегда покрывал бабушкину подушку, а сейчас соскользнул как кожа змеи или обертка. Я стояла в растерянности. Но, чем больше проходило времени, тем неприятнее были ощущения от браслета-нарукавника. Потянув за края браслета, я уже хотела его стянуть, как вдруг одна из ближайших монет, за которую я только что потянула, засветилась странным светом. Луч света указывал в определенную точку. Она находилась на стыке двух стен. Мною овладело странное чувство. Засмеявшись, я вдруг решила поиграть с лучом. Повернувшись в противоположную сторону, я хотела направить луч туда же. Но у браслета была задача, от которой он не собирался отступать. Вместо того, чтобы подчиниться моему желанию, луч прошел через мою руку и тело, и опять указал на то же место. Казалось, что луч начинает злиться, он горел все с большей и большей интенсивностью. Наконец я развернулась и подошла к стене вплотную. Как только это произошло, луч нарисовал на стене контур иероглифа, и кусочек стены вывалился на пол. Сделав свою работу, луч тут же погас. Отверстия в стене хватило ровно настолько, чтобы просунуть руку и достать то, что лежало в тайнике. Вытащив что-то свернутое в тугую трубку, я села в кресло и положив неведомый предмет на колени, задумалась. Я понимала, что после того, как разверну неведомый сверток, жизнь моя изменится. Бабушка учила меня: «У человека девятьсот девяносто девять путей. Ты можешь пойти по любому. Но помни, обратного пути уже не будет, и вся ответственность будет лежать только на тебе!». Развернув сверток, я увидела, что это дневник. Дневник был сделан из того же материала, из которого был сделан нарукавник.
Вот что было в нем написано.
«То, что написано в этом дневнике откроется только потомку рода Хуан-ди. Только потомок великого желтого императора сможет развернуть это свиток. Только ему откроют свое значение тайные иероглифы, созданные императором, Хуан-ди. Иным же не стоит и разворачивать этот свиток. Благородный материал, из которого сделан свиток, рассыплется в пыль. Вдохнувший эту пыль начнет чахнуть и быстро уйдет туда, откуда нет возвращения».
Прочитав эти строки, я со страхом отложила дневник и стала ждать страшной кары, ибо никто и никогда не говорил мне, что я являюсь потомком легендарного рода. Однако время шло, а дневник лежал на том же месте, куда я его отложила. Правда, опять свернулся в трубку. Глубоко вздохнув, я решилась и стала читать дальше
«Есть три вещи, которые никогда не должны оказаться вместе. Это рукав от платья императрицы Лей-цзы, жены императора Хуан-ди, нефритовая печать самого императора и лист из тетради сына Хуан-ди. То, что ты сейчас читаешь, написано на этом самом листе.
Случилось так, что сын императора пожаловался отцу на усталость от учения. Мальчик был прилежным, и весь год учился не покладая рук. Посоветовавшись со своей второй женой — матерью сына, Хуан-ди решил, что сын заслужил право на отдых. А причем же тут листок из его тетради спросишь ты? И будешь прав. После окончания года учебы, прилежные драконы разнесли по всей поднебесной все то, что узнал сын императора за год. Все, до листочка, было отдано людям. Но вот беда, в тетради остался один неиспользованный лист. Что делать? Не выбрасывать же лист из драгоценного материала на ветер? Поразмыслив, император велел отдать этот лист мне. Я — приемыш, молочная сестра сына императора, его невеста и будущая жена. Этот лист — рукав платья моей молочной матери — будущей свекрови, и печать свекра, никогда не должны находиться в одном помещение. Иначе случится страшное!»
Устав читать, я оглянулась вокруг. Стрелка, как и полчаса, назад все стояла на одном и том же месте, но я побоялась отложить дневник и подойти к часам. Задумавшись, я вспомнила, что по крайне мере раза три смотрела на часы во время чтения, и за все это время стрелки не сдвинулись ни на минуту. Еще я обратила внимание на то, что вокруг было очень тихо. Что было совсем не характерно для нашего двора ранним вечером. Пожав плечами, я решила читать дальше, а все таинственное оставить на потом.
«Допускается хранение одним человеком двух вещей сразу, но заклинаю того, кто держит этот лист в руках, не берите в руки третью вещь, если две уже лежат рядом. Вот уже месяц как я, то рассыпаюсь в пепел, то превращаюсь вновь в человека, а все, потому что не послушалась великого императора Хуан-ди. Дворец Хуан-ди и Лей-цзы огромен. Никто и никогда не мог похвастаться, что обошел его весь. Люди, которые выбирались из дворца, говорили, что он все время изменяется, то становиться маленьким, примерно, как хижина самого последнего бедняка, то разрастается так, что занимает всю площадь горы Куньлунь. Правда, я сама ни разу не видела тех смельчаков, что рискнули выйти из дворца и вернуться обратно. Молочная мать предупреждала меня о том, чтобы, гуляя по дворцу, я не вздумала приближаться к желтой комнате. Пока я не стану женой ее сына, мне это запрещено. Но я…»
Одурев от прочитанного, я перевернула лист на другую сторону, но там ничего не было. Рассказ или предупреждение оборвался на самом интересном месте. Более того, как только я отложила лист, он сам по себе свернулся в трубку. Листы склеились между собой, и скоро передо мной лежал цилиндр из неизвестного материала. О дневнике напоминали только беспорядочно разбросанные по всей окружности цилиндра иероглифы. Вот так. На ощупь цилиндр по-прежнему был теплый и легкий и стал похож на браслет. Однако если верить дневнику, то это никакой не браслет, а рукав от платья легендарной императрицы. У меня заурчало в животе — очень захотелось есть, хотя если верить часам, я ела всего час назад. Оставив цилиндр, я двинулась к выходу из комнаты, как вдруг то, что было надето на мою руку, напомнило о себе.
Мою руку охватило сияние. Теплый воздух, шедший от рукава императрицы, приятно грел руку. Вдруг рука помимо моей воли поднялась и вытянулась по струнке. Пальцы смотрели в потолок. Рукав стал вращаться на руке сначала медленно, потом все быстрее и быстрее! Он испускал режущие глаза лучи. Вдруг движение прекратилось, и я увидела светящиеся надписи на все четырех стенах комнаты. Иероглифы были все те же, что и в дневнике, но я отлично их разбирала. На стенах было написано: Сиань, Лоянь, Пекин, Нанкин. Это было название китайских городов. Ноги понесли меня в комнату родителей, на четырех стенах их спальни отразились другие четыре города, вернее их название. Кайфын, Ханчжоу, Аньян и Чженжоу. Браслет обжигал. Момент, когда от него шло приятное тепло, давно прошел. Превозмогая боль, я двинулась в свою комнату. Однако войдя в нее, я почувствовала такой нестерпимый жар, охвативший руку, что не выдержала и сорвала нарукавник. На стене только начали проявляться иероглифы, обозначающие вероятно названия еще какого-то города, однако у меня уже больше не осталось терпения. Сорванный с руки браслет тут же превратился в цилиндр, наподобие того, что лежал в комнате дедушки.
Однако мне было уже все равно, бросив его на пол, я кинулась в комнату родителей в поисках аптечки. Я знала, что у мамы есть аэрозоль от ожогов, потому что полгода назад сама покупала его для нее, когда она ошпарилась, перевернув на себя горячую воду. В этот момент в кармане кофты завибрировал мобильный. Смс гласила. «Слабаков уничтожают. Надень браслет и вернись в детскую».
Я рассмеялась, ничто на свете не могло заставить меня вернуться сейчас в детскую. Бросив телефон на пол, я встала на стул и полезла за аптечкой. Вероятно, это меня спасло от более опасных ран, чем ожог. Захлебываясь идущими, друг за другом сообщениями, телефон вдруг издал какой-то визжащий звук и взорвался. Один из маленьких осколков впился мне в ногу. Боль была такой, что на какое-то мгновение я забыла про ожог и, перестав контролировать себя, закричала. Тут же раздался топот. Кто-то метался по дому, а потом в комнату влетел Чжан Ли.
— Сладчайший Будда, да что это с тобой такое? Я три дня не мог к тебе дозвониться и на стук ты не отвечала. Соседи говорили, что к тебе несколько раз приходили с фабрики. Где ты была? И что это с тобой?
Я попыталась что-то объяснить, но потом замолчала, боль была столь невыносима, что я просто не смогла собраться с силами и объясниться. Вынув осколок из ноги, Чжан Ли аккуратно обработал рану, благо аптечка была рядом, а вот с рукой дело обстояло гораздо хуже. Рука была багровой и красной, а волоски на ней обуглились и отвалились. Ли вызвал врача, однако, когда доктор, наконец, приехал, оказалось, что моя левая рука приобрела нормальный цвет и перестала чем- либо отличаться от правой. Когда врач ушел, я со страхом посмотрела на Чжан Ли. Помня нашу последнюю размолвку, я ожидала от него чего угодно, но лицо моего друга выражало лишь участие и желание помочь. На следующий день я вышла на работу. Коленки мои тряслись, когда я заходила в здание цеха, однако день прошел спокойно. Меня не вызвали к администратору, да и косых взглядов я не заметила. Все было, как всегда. Может Чжан Ли ошибся? Однако, когда я задала ему этот вопрос, Чжан Ли отвел меня к тетушке Хай, соседке, с которой изредка общалась моя мама, и та подтвердила, что приходили люди, и не один раз, а три. Однако Чжан Ли все-таки ошибся. Неизвестные люди не спрашивали, где я, а расспрашивали обо мне. Пусть так, однако, все же любопытно, почему на фабрике не хватились меня. На что Чжан Ли, в свойственной ему ироничной манере, посоветовал мне подойти к мастеру или начальнику и поинтересоваться ответом на этот вопрос. Прошла еще неделя. Без телефона было неуютно, и я купила новый сотовый телефон и сим-карту. Это был уже третий телефон, и я совсем не удивилась, когда тут же получила см-с. «Если хочешь все узнать, зайди в интернет и жди сообщение на электронную почту». У меня не было дома компьютера, но не потому, что я избегала нового или не умела работать на нем, дело было в том, что живу я в хутуне. Так как всеобщая компьютеризация постепенно охватывала весь город, то я надеялась, что скоро очередь дойдет и до моего хутуна. А пока я, в случае крайней нужды, пользовалась интернет кафе. Вот и сейчас, я уныло сидела, дожидаясь письма на свой электронный адрес и думала только об одном. Когда все это кончится? Когда, наконец, неведомый мучитель оставит меня в покое? Наконец, появилось извещение, что письмо, которого я, в общем, и не ждала, пришло.
В письме был приказ: «Введи в поисковик название городов, которые видела на стене!». Я тут же написала название городов. Однако информация, которая тут же лавиной посыпалась в ответ на мой запрос, заставила меня ахнуть и замереть. Все восемь городов, в разное время, были столицами императоров разных династий. Послышалось негромкое треньканье. На мой адрес вновь пришло письмо. «Еще чуть-чуть и я бы узнал все! Ты слабая! Ты понесешь за это наказание…».
И безумный аноним вновь взялся за старое, только теперь в интернете. Письма с угрозами сыпались и сыпались, не давая мне возможности осмыслить прочитанное и прийти к какому-то выводу. Экран компьютера стал опасно мигать. Испугавшись того, что компьютер повторит судьбу телефона и вот-вот взорвется, я быстро вышла из системы и, расплатившись с оператором, выскочила на улицу. Небо над Пекином было голубым. Обычная дымка, которая месяцами висела над городом и давила духотой и тяжестью, сегодня куда-то улетучилась. Я поверила, что все будет хорошо и выбросив в урну только что купленный телефон, который опять захлестнул поток см-с, счастливая и свободная двинулась к парку, где меня ждал Чжан Ли.
Парк встретил нас свежестью и покоем. Это все, что нужно было сейчас моим измученным нервам. Размолвка с Чжан Ли была забыта. Рассказав Чжан Ли о событиях сегодняшнего дня, я упомянула о купленном и выброшенном телефоне. Что-то мелькнуло в глазах моего друга, он даже хотел что-то сказать, но удержался и лишь обиженно вздохнул. Но обижаться Ли долго не умел, поэтому не прошло и пяти минут, как на мою голову водопадом посыпались версии о том, зачем телефонному психопату понадобилось мое присутствие в интернет кафе. День начался отвратительно, но зато закончился чудесно. Мы долго стояли у ворот хутуна, не в силах расстаться, пока, наконец, не стемнело окончательно. Утро началось с шума. Староста хутуна шел от дома к дому и стучал во все двери. Выглянув в дверь, я долго пыталась хоть что-то понять из шума и гама, поднявшегося во дворе, пока, наконец, не сообразила, что речь идет о переезде. Староста говорил о том, что вечером нам всем надо будет собраться в районной управе, там будет окончательно решен вопрос о нашем переселении. На следующий день, я уже точно знала, где буду жить, в каком районе, на каком этаже и даже номер квартиры знала. Правда, квартиру еще не видела. Однако знала, что в ней, как и в моем родном домике, будет три комнаты. Мои родные считались без вести пропавшими и пока не появится официальное уведомление о том, что расследование закончено, никто не посмеет заявить мне, что они вычеркнуты из домовой книги. Так как с квартирой все было ясно, нам, жителям хутуна, предложили освободить дома в недельный срок. Вечер следующего дня застал нас с Ли в новой квартире. Квартира была чудесной, но безликой. В общем, это была не моя квартира. Поохав и поахав, я закрыла дверь квартиры новеньким ключом, и мы поехали домой. Ли предложил помочь сложить и перевезти вещи. Я согласилась, хотя червячок подозрения опять начал точить меня. Ну что я могла с собой поделать? Обделенная любовью родителей, угрюмая, сторонящаяся вся и всех, девочка, никак не могла поверить, что кто-то готов любить и заботиться о ней. Собственно, не собранными вещи остались только в комнате родителей и на кухне. Кухню я взяла на себя, а Чжан Ли отправила в комнату родителей. Я понимала, что это не правильно, что я сама должна все собрать и распорядиться о том, что надо оставить, а что выбросить, но я просто не могла заставить себя дотронуться до вещей родителей. С самого детства на комнате родителей лежало табу. Сейчас, когда их не было со мной, ничего не изменилось. Я уже почти закончила свою работу в кухне, когда вдруг услышала восклицание Чжан Ли. Бросив все, я влетела в комнату. Чжан Ли держал в руках какой-то документ и растерянно смотрел на меня. Сбылись мои худшие подозрения. Чжан Ли даже не приступал к укладке вещей, а копался в бумагах моих родителей. Впрочем, как Ли объяснил позже, он решил начать с документов, а потом перейти к тряпкам и мебели, но увлекся и обо всем забыл. Взглянув на документ, я застыла от неожиданности. Это был официальный документ, и внизу стояла подпись, знакомая и дорогая каждому китайцу. Это была подпись Мао Цзэдуна. Сев на диван, мы вместе читали и перечитывали документ. Помните, рассказ матушки Ши, в котором она рассказывала о лаборатории в Пинфане, о страшных опытах над людьми? Бабушке и дедушке тогда было всего двадцать лет. В это невозможно было поверить, они были младше меня, когда одним недобрым утром их похитили прямо с улицы и увезли в неизвестном направлении! Дедушку и бабушку поместили в подземную лабораторию. На двери лаборатории стояло число девять. Это число имеет очень большое значение для китайцев. Не иначе как боги держали свои руки над головами бабушки и дедушки в те страшные несколько месяцев. Но скорее всего, им просто повезло, в Харбин вошла Красная Армия и пленники лаборатории №9 были спасены. Дедушка и бабушка вышли живыми из этих страшных стен, но, как гласил документ, который я сейчас держала в руках, через десять лет они вернулись в Пинфан и провели там неделю. Насколько я знаю, там, в этих подземных казематах, до сих пор таиться опасность. Можно войти внутрь живым и здоровым, а унесут тебя оттуда на носилках. Имея на руках девятилетнего сына, дед с бабкой все же рискнули, и, заручившись документом с подписью, открывающей все двери, поехали. Судя по документам, они поехали не сами по себе, а в качестве сотрудников лаборатории, занимающейся космическими разработками. Вот уж не знала, что в лаборатории, где работали мой отец и мать, чуть раньше трудились дед и бабушка. Впрочем, любопытный документ не пролил свет ни на одну тайну. Он являлся просто разрешением. Было не понятно, что хотели найти старшие представители семьи Лин в Пинфане через десять лет после окончания оккупации японцев, и почему этот документ оказался затерянным среди бумаг отца. По логике вещей ему самое место было в архиве дедушки, но… Перерыв был окончен, и мы опять приступили к укладке. Чтобы не дразнить Ли, голова, которого все время была повернута в направлении секретера с папками, я просто выгребла все документы и не глядя, сложила их в чемодан. Настал вечер. Все было уложено. Эхо наших голосов отражалось от стен и вгоняло в тоску. Переезд был запланирован на среду. В два часа дня должны были приехать грузовики. Я не знала, что делать. Лишь несколько дней назад мне удалось закрыть брешь, которую я проделала своим отсутствием на работе, и теперь я просто не могла подойти к начальнику цеха с просьбой отпустить меня на половину дня. Как всегда, спасение пришло в лице Чжан Ли. Утром, уходя на работу, я попрощалась с комнатами и самим домиком. Отдав ключи Ли, который, как всегда, ждал меня у ворот, я попросила его не провожать меня. Я не хотела, чтобы он видел, как я плачу. Вечером я вернулась уже в другую квартиру. До двенадцати ночи мы раскладывали с Ли вещи и, конечно, не успели все расставить по местам. Было уже очень поздно, и поэтому я предложила Чжан Ли переночевать в одной из комнат. Однако он мягко отклонил мое предложение и уехал. Я уже не раз задумывалась о том, где живет Чжан Ли, и на какие деньги. Но когда я спрашивала его о месте работы, он отшучивался или говорил, что работает на национальную безопасность. И вот сегодня, проводя час за часом без сна, я задумалась о Чжан Ли всерьез. Он не нуждался в средствах. Это было видно с первого взгляда. Гостиница, которую он снимал, была из разряда пятизвездочных и жил он в ней уже больше месяца. Впрочем, если он агент национальной безопасности… Последнюю мысль я додумать не успела, так как меня, наконец, сморил сон.