Девять бусин ужаса.Девятая столица

ХОТАН

ХОТАН

Хотан расположен на юге Синьцзяна, площадь его больше Англии. Большинство населения пользуется уйгурским и китайским языком.

На севере от Хотана расположена пустыня Такламакан считающей второй пустыней земного шара. Горы Каракорум и Куньлунь окружают Хотан.

Расположенный у подножия горы Куньлунь город Хотан является центром округа.

Климат округа относится к теплому, пустынному, континентальному характеру. Летом очень жарко, очень мало дождя, но зимой не бывает сурового холода.

Я очень боялась, что и этот подъем в горы не принесет никакого результата и поэтому не торопилась. Сам город, несмотря на славную историю, не отличался обилием исторических реликвий, а я уже привыкла за время своего месячного путешествия познавать новое. И поэтому, чтобы собраться внутренне и в то же время отвлечься от предстоящего путешествия, я отправилась в музей Хотана. Бродя из зала в зал, я погружалась все глубже и глубже в историю Хотанского царства.

Когда мои верные ножки не выдержали и послали мне сигнал об усталости, я посмотрела на часы. О, сладчайший Будда, время пролетело так незаметно! Я бродила по музею три часа и только сейчас почувствовала боль в ногах. Отдохнув, я уже повернулась к стрелкам, указывающим на выход, как вдруг мой взгляд упал на мумию. Каким-то образом я проглядела этот экспонат и ушла бы, так и не увидев его, если бы… Подойдя к мумии я вдруг с изумлением услышала музыку. Скорее всего, это была погребальная музыка, впрочем, долго на этой мысли я задержаться не успела, потому что вокруг все потемнело. Такое уже со мной было. Однако вспомнить подробности мне не дали. Вдруг совершенно отчетливо я услышала щелчок затвора фотоаппарата. Оглянувшись, я увидела сотовый телефон, который загородил мне проход, так как был выше трех метров. Кинувшись в сторону, я увидела, что проход был закрыт другим телефоном. Я была окружена. То вместе, то поодиночке телефоны вспыхивали и щелкали затворами. Адская фотосессия была организована лишь для одной несчастной модели — меня. Что это были за фотографии! Кадр за кадром был снят весь процесс моего погребения. Первая фотография показывала момент, когда служанка обнаружила мое бездыханное тело. Кадр за кадром напряжение нарастало. Мои измученные глаза попытались закрыться в тот момент, когда фото стали демонстрировать процесс вскрытия и извлечения органов. Каждый орган помещался в отдельный сосуд. Однако, как я не старалась, глаза не закрывались. Я не понимала смысла дьявольской пытки! Не понимала, кто это проделывает со мной и зачем? Ведь мой враг остался в зале готовой продукции на нефритовой фабрике. Но самое страшное ждало меня впереди. После всех положенных церемоний меня поместили в лодку полную моих умерщвленных подруг и придворных дам. Лодка была огромной, и на ней был только один живой человек-перевозчик. Лодку везла женщина. Вглядевшись в ее лицо, я с удивлением увидела, что лодкой управляет младшая наложница моего мужа. Лодка плыла по подземному озеру. Весь путь занял около трех часов, ведь мы были глубоко под землей моего Хотанского царства. Я думала, что погребальное путешествие вот-вот закончиться, но не тут-то было. Прошло еще около часа, прежде чем лодка уткнулась во что-то твердое. Лодочница согнулась в поклоне. Нас было тридцать шесть женщин, не считая, лодочницы. Тридцать шесть мужских фигур тут же окружили лодку. Тридцать пять моих сестер, по несчастью, тут же исчезли вместе с сопровождающими. Оттолкнув лодку от мрачного берега, младшая наложница захохотала. Тридцать шестой и единственный оставшийся на этом берегу человек бережно опустил меня на берег из черепов, наклонился и вдруг… Разорвал мои погребальные одежды!

Я попыталась оттолкнуть варвара (что довольно тяжело сделать, если ты мумия) и вдруг увидела, что толкаю музейного служителя. Был вечер. Я провела в музее почти целый день. И почти полдня простояла перед мумиями! Оттолкнув служителя музея, я тоже упала на пол. Мои ноги больше не желали служить своей жестокой хозяйке. Посрамленная, я постаралась уйти как можно быстрее и вернулась в гостиницу. Мне было так плохо, что я не смогла заставить себя даже сходить в ресторан. Так голодная и заснула.

Мой сон был долог, потому что я спала почти… Две тысячи лет. Я проснулась в городе Ния, в образе шахматной королевы из нефрита. Кто бы ни был неизвестный мучитель, он не желал оставлять меня в покое ни на день. Оглядевшись, я увидела древний город. Игроки, сидевшие за шахматной доской, базар и весь город, выглядели как-то странно. Постепенно мое зрение стало проясняться, и я увидела, что город и все остальное, нарисованное. Я была в игре, которая управлялась с дисплея сотового телефона. Да, да, моим мучителем снова стал телефон. Когда сеанс игры была закончен, проигравший игрок швырнул меня об землю. Боль была невыносимой. Ворча, игрок поднял меня с земли и небрежно сунул вглубь шахматной доски. Две половинки доски захлопнулись. Перекатываясь внутри доски вместе с остальными фигурками, я просила остановиться. Ведь там, в пыли базарной площади осталась часть моей руки. Но рассерженный хозяин, с доской под мышкой, уходил все дальше и дальше.

В городе Юртурган, где состоялся следующий шахматный турнир, было безумно жарко. Песок, вездесущий и беспощадный, царил везде. Дворец наместника императора давал относительную прохладу. Однако исход игры был для меня предрешен. Как не старался Юсупхан, нынешний хозяин шахмат, счет был не его пользу. И опять виновницей проигрыша была я. После игры все остальные фигурки так и остались на доске, однако мне была уготована другая участь. Разгневанный хозяин велел рабу выточить из нефрита новую королеву, а меня… Меня просто бросили в раскаленный песок. Песок пустыни очень горяч. Я чувствовала это, даже находясь в тесных оковах королевы из нефрита, хотя нефрит легко переносит высокую температуру. Однако часы шли за часами, а пытка горячим песком не прекращалась. К тому же меня подстерегала еще одна беда, пески были зыбучими. Это было страшнее всего, миллиметр за миллиметром, но меня неотвратимо засасывало. Мой ужас не поддавался описанию, но что я могла сделать? Последний взгляд на небо над головой, и все было кончено, песок закрыл собой все.

Маликурватура, город в двадцати пяти километрах к югу от Хотана был таким же раскаленным от солнца, однако же здесь чуть больше было домов и растительности, что создавало определенную тень. Я снова была шахматной фигуркой, и снова у меня был другой хозяин. Однако в этом матче победа была за мной. Но это не добавило мне счастья! Слуга гостя тайком сделал ставку. И проиграл. А расплачиваться, как всегда, пришлось мне.

Очнулась я среди развалин все того же города Маликурвата. Это уже был не сон. Радовало то, что вокруг все было реальным. И песок, и солнце, и руины домов. Однако очень огорчительно было то, что я находилась в самом центре древнего города. Ноги вязли в песке, солнце жгло немилосердно. Иногда я выбиралась на твердую поверхность, но чаще всего брела по щиколотку в песке. Два раза я упала. Наконец обожженная и обессиленная я выбралась на шоссе и вскоре уже ехала в гостиницу. Шоферу я наплела невесть что, так как уже и не знала, кто я и где я. Только вернувшись в гостиницу, я немного пришла в себя и решила, что дальше тянуть невозможно, надо отправляться в горы.

На этот раз все было по-другому. Так же, как и в Турфане, я взяла напрокат палатку, спальник, одежду и еще несколько частей для снаряжения. Даже лыжи взяла, хотя, когда вышла из фирмы проката, никак не могла взять в толк, зачем я это сделала. И вот уже двое суток я в пути. Пошел снег. Началась метель. Вскоре я уже не понимала, где запад, а где восток. И вдруг я увидела тоннель, созданный из снега. Меня стало затягивать туда, однако в последний момент какая-то сила мягко вернула меня на место, а в воронку влетел зеленый смерч. Прошло секунды две-три, и раздался грохот. Казалось, что рушится скала. Голос, полный ненависти, взмыл ввысь и упал, разбившись на миллиарды голосовых осколков. И все стихло. Снег прекратился. Больше ничего не мешало мне идти вперед. Напротив, что-то помогало и дарило силы и энергию. Я поднималась все выше и выше, а усталости не было и в помине. Сон облегчал боль в натруженных мышцах. Однако спала я не более трех часов и снова отправлялась в пути. В какой-то момент я решила попробовать пойти на лыжах. И лыжи понесли меня.

ГОРЫ КУНЬЛУНЬ

ДВОРЕЦ ПОВЕЛИТЕЛЯ ВОСТОКА ДУН ВАНГУНА И БОГИНИ СИВАНМУ

Это произошло не сразу, но к вечеру четвертого дня, я уже довольно сносно двигалась вперед. И вот настал момент, когда нефрит запел. Во время путешествия он лежал в сафьяновом мешочке. Как только нефрит подал голос, мешочек осветился. И я увидела дворец. Стены его испускали свет. Парадные ворота распахнулись, однако никто не вышел меня встретить. Я долго стояла возле ворот, переминаясь с ноги на ногу, ведь нельзя ходить в гости непрошенной. Однако нефрит пел все громче и громче и вот настал момент, когда мешочек потянул меня за собой. Я вошла в ворота и тут же получила все почести, которые полагаются дорогой гостье.

Первый раз за несколько месяцев я почувствовала себя дома. Церемония представления хозяевам дворца произошла лишь на следующий день, а пока что меня отвели в терем Гостеприимства и Радушия. Расположение терема напоминало сихуань в моем хутуне. Хотя, конечно, это сравнение было чудовищным. Но я ведь говорю только о расположении. Я переходила из покоев в покои и не переставала удивляться. Даже в запретном городе я не видела такой роскоши.

На следующий день я была представлена повелителю Востока Дун Вангуну и его жене — богине Сиванму. Церемония была закончена, однако все ждали еще кого-то. И тут вошел он, в платье наследника императора. Его волосы по-прежнему сияли желтым цветом, а осанка и рост поражали благородством. Первым моим желанием было запустить церемониальный кубок Чжан Ли в лицо. Но я сдержалась. Однако Дун Вангун, перед которым все мои мысли были открыты, нахмурился

— Ответствуй, сын! Чем обидел ты девицу Линь из рода Лин?

— Ничем не обидел, о, повелитель Востока, и отец! Напротив, всячески ограждал от козней Подлого Врага Замыслившего Худое.

— Но, почему же мысли ее так темны и мрачны? Почему, не возрадовала ее встреча с тобой?

— Не знаю отец! Я поступал так, как велело мне сердце и честь нашего рода.

Повисла тишина, однако ее тут же нарушил чарующий голос той, которой нет равных. Богиня Сиванму спустилась ко мне и улыбнулась

— А может девица Линь сама нам расскажет обо всем?

Я попыталась что-то сказать, но захлебнулась от подошедших к горлу рыданий. И тут, чтобы успокоить мой дух и сердце, нефрит запел. И так была величава и прекрасна его песня, что слезы сами по себе высохли на моих глазах, а окружающие заулыбались. Позже, когда мы остались вдвоем, я высказала Чжан Ли все свои обиды и недоумения. Однако Чжан Ли лишь покачал головой.

— Я был тебе не нужен, — грустно проговорил он, — и я ушел! Хотя сердце мое отчаянно рвалось к тебе!

— Но ты мог хотя бы сказать, намекнуть, предупредить!

— Нет, нефрит души моей! Мне было велено быть с тобой, пока не проявиться сила твоего духа!

— Но я же ничего не сделала такого! Все время я полагалась на кого-то, а сама не была не способна ни на что!

— Ошибаешься! Помнишь тот день, когда мы вернулись из Харбина?

— Конечно, помню, как только я приняла решение, ты стал темнее тучи! Я тогда еще подумала…

— Я знаю, о чем ты подумала, твои мысли всегда видны на твоем лице! Нет, не самолюбие мое страдало в тот миг, а влюбленное сердце! Как только ты приняла решение, в тот же миг силы матушки земли стали прибывать к тебе, а от меня убывать! Останься я с тобой хотя бы на дня три, случилось бы непоправимое! Ты увидела бы мою сущность и отшатнулась! А хуже всего то, что я начал истаивать, мои руки стали просвечивать, а волосы…

Мое счастье, что нашлись билеты на поезд, и я успел добраться до подножия Куньлунь. Обернувшись в того, кем являюсь на самом деле, я в течение трех часов достиг ворот родного дома, но сил было потрачено так много, что теперь в течение девяти лет я не смогу вернуться в реальный мир.

— А как же я.…Ведь я.…Ведь мы, — договорить я не смогла, обида на судьбу, снова лишившую меня родного человека, захлестнула меня.

— Тсс, — Чжан Ли приложил палец ко рту. — Здесь, в этом дворце, нельзя поддаваться слишком сильным эмоциям! Может, ты не знаешь, но дворец живой и очень чутко реагирует на слезы, смех, восторги и горести! Поэтому будь осторожна! Я могу сказать в оправдание только лишь единственное, уйдя из поля твоего зрения, я все равно все время был незримо с тобой. Конечно, я дал слабину, не уничтожив Такеши У полностью, а просто поместив его в нефрит. Я не учел, что его силы от этого только разрастутся. Он издевался над тобой в Турфане и Хотане, он пытался разделаться с тобой здесь, в горах. Но теперь ты можешь быть спокойна, его больше нет. Нет нигде, даже нефрит, в который он был помещен, перемолот теперь в мелкую пыль, чтобы не одна частичка его сущности не осталась в этом мире! Тебе ничто теперь не угрожает, а здесь, в горах надо просто дышать полной грудью и не думать о суетном.

— Но, — попыталась возразить я, — ведь мы…

— Наша судьба еще не определена! Все зависит только от тебя! Тебе будет дано три дня, чтобы решить дальнейшую судьбу поднебесной. Один день уже прошел.

Чжан Ли кивнул мне и собрался выйти из комнаты, но я остановила его.

— Послушай, мне вот что пришло в голову! Получается, ты все время был со мной, потому что отец велел тебе это? А я-то думала…

— Нет. У меня был выбор. И я сделала его. А приказ моего отца не мог повлиять на исход дела.

— Я ничего не поняла.

— Если бы я захотел, ты никогда бы не увидела меня, я защищал бы тебя, но был бы невидим.

— То есть вел бы себя примерно, так же как Такеши?

— В том то и дело. Я не мог допустить, что бы в твоей жизни добавилось еще что-то, что пугало бы тебя

— Но я так и не поняла…

— Ты обязательно все поймешь! На самом деле все очень просто. Тебе нужно отдохнуть. Более полугода ты в напряжении. Верь мне, ты здесь дома! Тебя здесь ждали, следили за тобой, за твоей безопасностью и никому не позволят тебя обидеть!

Начался и закончился второй день. Я гуляла в крытых садах, купалась в открытых и закрытых водоемах. Я видела картины и статуи, которых на земле больше нет. Все уничтоженные произведения искусства были здесь. Зал с произведениями искусств был очень длинный и уходил в бесконечность. Я смогла увидеть лишь очень маленькую часть того, что здесь было. А еще здесь была библиотека с книгами, которых больше нет на земле. Книги, которые уничтожил император Цинь Ши Хуан-ди, которые горели при пожарах, которые уничтожал Гитлер и другие диктаторы. И опять рядам книг не было ни конца, ни края. Был там концертный зал, в который при желании могли бы поместиться все жители земли. Я уже устала, а ведь это было только начало сокровищниц дворца. Досадуя на себя, я легла спать, и сон мой был легок и беззаботен. Таким он был в раннем детстве до того, как проявились мои способности. Третий день начался с церемониальной музыки. Меня одели, причесали и накрасили подобающим образом. Меня украсили как витрину в ювелирном магазине. Туфельки мои были расшиты килограммами редчайших бус. Девять раз я пыталась сделать шаг, и все девять раз передо мной проходил отряд воинов, одетых в церемониальные одежды.

Наконец все стихло, и ко мне подошел сам Дун Вангун. Взяв меня за руку, он повел меня под стук барабанов и колокола. Позади трона четы хозяев дворца была дверь. В прошлый раз она была закрыта. Сейчас же Дун Вангун вел меня прямо к ней. Дойдя до двери, он попросил дать волосок с моей головы. Я растерялась, но разрешила. Вероятно, в двери было отверстие не различимое глазом. Вставив волосинку в отверстие, император поспешно отошел от двери. Стало тихо. Дверь пошла волнами, но потом опять успокоилась. Тогда повелитель Востока попросил меня приложить нефритовую печать к ладони. Я не видела, что отпечаталось на ладони. Драгоценный оттиск по совету Дун Вангуна был моментально приложен к другой замочной скважине, которая опять-таки была не видна глазу. Знал о ней вероятно только император. На этот раз пространство двери осветилось и из комнаты выкатилось еще одно тронное кресло. Это был трон, созданный специально для меня.

Меня со всеми почестями усадили в кресло, извините трон, и я услышала гул ликующих голосов. А я-то не подозревала что здесь столько народа. Мне даже стало страшно! Наконец Дун Вангун поднял руку, и воцарилась тишина.

— Мои поданные, мой народ, — начал свою речь повелитель Востока, — настал великий день! То, что было предсказано много веков назад, свершилось! Она пришла, и срединное государство будет спасено!

Дифирамбы в мою честь продолжались около часа. Дун Вангун видимо любил поговорить и вот теперь разливался соловьем. Когда он закончил, слово взяла Сиванму. В отличие от своего мужа она говорила мало. Ее речь была короткой. Когда заговорил Чжан Ли, в церемониальном зале стало особенно тихо. Однако наследник божественной четы сказал всего несколько слов. Когда все речи были закончены, взгляды скрестились на мне. Я никогда не умела говорить речи и тем более не могла сделать этого сейчас, в присутствии такого количества народа. Однако во взглядах окруживших меня людей читалась такая любовь и преданность, что мой страх исчез. Но это не изменило ситуацию. Мое горло пересохло, и я не могла издать ни звука. Как всегда, на помощь мне пришел Чжан Ли.

— Наша гостья еще не готова к тому, чтобы забросить мысли о реальном и окунуться в призрачное!

— Однако, — перебил его отец, — сегодня последний день! Она должна сделать выбор!

— Вы испугали бедную девочку, — Сиванму подошла ко мне и обняла, пытаясь защитить от всего того, что ждало меня впереди.

— Хорошо, — вдруг согласился Дун Вангун, — есть другой выход. Уважаемая гостья, — обратился вдруг он ко мне. — Выньте печать из рукава и нащупайте в подлокотнике трона отверстие. Именно туда надо вставить печать. Если она заговорит, вам говорить уже будет не надо. Она сделает за вас все сама.

Церемониальная одежда была довольно неудобной и в какой-то момент я испугалась, обнаружив, что печати не было. Раньше, во времена императоров, функцию карманов выполняли рукава. Вот в таком рукаве и лежала моя печать. Однако взяв себя в руки, я поняла, что ищу в правом рукаве, а печать лежит в левом. Когда я вынула печать, все благоговейно замолчали и опустились на колени. В полной тишине я проделала то, что посоветовал повелитель Востока. Раздалась странная речь. Я никогда не слышала этот язык, но, в то же время, он казался мне очень знакомым. Около двадцати минут шел репортаж на неизвестном языке. Все это время в зале стояла тишина. Наконец диктор неведомого матча закончил свою речь на высоких нотах. И зал заполнил звук гонга. После этого заговорила женщина. Звучала родная речь. Зал зашевелился. Все встали и, глядя на меня, начали аплодировать. Вслушавшись, я с удивлением обнаружила, что печать говорит моим голосом. Впрочем, вступительная речь была довольно короткой.