Питомец

Эйса четвертая, в которой рассказывается о рурговых невестах

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Дни летели за днями. Не успел ваш покорный слуга глазом моргнуть, как дубок, выбранный для календаря, обзавелся тридцатью глубокими царапинами, а потом еще одной. И вскоре счет подошел к середине третьего месяца. Что сказать — таки прижился я на озерном бережку, пришелся ко двору и занял свое место в экологической нише.

Крылья зажили к исходу второй недели добровольной робинзонады. С той поры житуха подросшего дракончика приобрела другой коленкор. Да-да, вы не ослышались, к исходу первого месяца затворничества Дэсус бы сто раз наперед подумал, прежде чем шикнуть в мою сторону. Неудивительно, ведь отражение в озере стало в два раза больше, да и поправился я на местных харчах. Свежатинка с пылу с жару — это вам не сублимированная говядина. Зайцы, суслики, мыши, древесные крысы, птицы, змеи порядочно разнообразили рацион лесного скитальца. Бывало, конечно, что денек-другой приходилось выслушивать музыкальные трели пустого желудка, но фортуна не забывала подопечного надолго, подкидывая добычу.

Получив небо в распоряжение, я озаботился скитом. Должен же я где-то жить? А то все на дереве да на дереве. Не комильфо, однако, тем паче на семнадцатый день от прибытия к благословенным берегам «Робинзон Крузо» нос к носу столкнулся с большой полосатой киской. На глаз, весу в кошечке было больше центнера, что нисколько не мешало ей лазать по деревьям и ловко перепрыгивать с ветки на ветку. Эдакая помесь тигра и ягуара гимнастического пошиба. Не знаю, как его или ее кличут, пусть будет тигруяром. Прилетаю я, понимаешь, с охоты... удачно так слетал, да и крылья размял, а то они после крючков и заусенец несколько атрофировались... э-э-э, это я о маховых мышцах, если кто не понял. Так, что я говорил-то? А, прилетаю я, значит, с охоты, в лапах тащу добычу — помесь кролика и суслика. Нечто среднее, эндемического названия опять не ведаю, то есть не знаю. Назовем его крусликом. Тащу я, значит, этого круслика на любимую ветку любимого дерева, представляя, как буду раздирать упитанное тельце еще живого грызуна… Мм, теплая кровь, парное мясцо. Амброзия! Опускаюсь на посадочную площадку без буквы «Т», все-таки я не истребитель, дерево мало напоминает авианосец или аэродром, хотя мысль намалевать жженной головешкой посадочные знаки меня посещала. А что? По приколу! То-то аборигены удивятся, если найдут. Опять я отвлекся. Только-только я уцепился за кору задними лапами, как ветви передо мной разъехались, явив взору ошарашенную морду тигруяра. Кошак припух от радости, обрадовавшись внезапному перекусу. Я от неожиданности прирос к дереву. Ничего себе встреча! И почему я не почувствовал гостя? Круслик, которого я обнимал передними лапами и который, как я думал, вроде бы смирился со своей печальной участью, углядев довольную морду хищника, прерывисто заверещал, прощаясь с жизнью. Полосатая тварь рыкнула во всю глотку. От страха я выпустил еще живой харч и на полном автомате зарядил в наглую морду россыпью шаров концентрированного страха. Вот так — от страха долбанул страхом. Тигруяр захлебнулся рыком, подался назад и сверзился с ветки. Я было размечтался о том, чтобы он расшиб себе башку, но, пролетев десять метров, полосатик упал на четыре лапы и задал стрекача. Только я его и видел.

Не прекращая истошно верещать, круслик обделался и сбился в дрожащий комок. Пахло от грызуна немилосердно, аж глаза резало. Есть это моментально перехотелось. Брезгливость победила инстинкты. Заткнув нос и плюнув на обгадившуюся зверюшку, я перелетел на другое дерево. Нет, это же надо суметь так испортить аппетит! Пусть сам спускается, гаденыш. Через час желудок напомнил о себе звонкой трелью, но «американская вонючка» к тому времени уже удачно сделала ноги. Спустилась как-то. Пришлось довольствоваться ящерицей, пойманной на каменистых кручах утеса. Жуя отбросившую (в прямом смысле слова) хвост мелочь, я углядел летучих мышей, вылетевших на промысел. Мыши кружили над широким уступом, примыкающим к отвесной стене. Неспроста это, решил я и проверил догадку.

Сухопутных подходов к мышиному жилищу не было. Квартирантов пришлось уговаривать покинуть «помещение». Небольшая колония летучих мышей поначалу не хотела оставлять обжитой поколениями предков угол, но с помощью небольшой волны страха я популярно объяснил, кто нынче в доме хозяин. В конечном итоге бывшие домовладельцы и я отпраздновали новоселье. Личная пещера куда как надежней базы на дереве. Впрочем, рукокрылые недалеко ушли, перебравшись в соседние апартаменты. В десяти метрах ниже был еще один отнорок, промытый водой, — пещерка немного поменьше, чем переданная мне во владение. Вот туда они и свалили.

Общеизвестно, что труд из обезьяны сделал человека. Повезло ей. Жаль, не получилось из дракона антропоморфной личности, а ведь я гораздо умнее макаки. Уф, устал я пахать, как папа Карло! Два дня угрохал на чистку гуано, еще неделя ушла на обустройство «квартирки» и очага, благо спички мне и даром не нужны. Для лежанки пришлось нагрызть множество веток, из которых я сплел подобие корзины, дно которой устилала солома, а также перья и пух пойманных и сожранных птиц. Уф, хорошо бобрам, а я чуть зубы не сточил и десны в кровь расцарапал. Кто же не любит комфорт? Многие потакают своим мелким слабостям, вот и я решил посибаритствовать на «гагачьем» пуху.

В порыве вдохновения грезилось о золоте. Настоящие драконы просто обязаны возлежать на груде сокровищ, но раз некто черный беднее церковной мыши, придется ему повременить с мечтами о презренном металле. Не все сразу. В углу пещерки нашли приют дровишки для очага. Оставался открытым вопрос с входной дверью или занавесью, да еще бы неплохо подошли кадки с фикусами и телевизор на стену. Вы не знаете, где в Средневековье можно раздобыть телевизор? Не знаете? Печально. Паршиво без телевизора. Я ведь «Доктора Кто» в прошлой жизни не досмотрел и «Игру престолов». Обидно.

Через несколько дней бессмысленного созерцания голых стен меня посетила идея…

Пять раз дневное светило выпрыгивало из вод на востоке и ныряло за скалы и макушки вековых деревьев западного берега, который за прошедшее время нисколько не изменился. Паруса рыбацких лодок мелькали вдали, но, по недомыслию богов или, наоборот, по домыслию, ни один из них не отразился в водах заливчика, где завершился жизненный путь рыбы-неудачницы. Может, оно и к лучшему, мне ведь ничего не известно о путях миграции этой породы рыб вдруг сюда целые косяки заходят в определенные сезоны? Почему я так беспокоюсь о рыбе и тех, кто ее добывает? Ответ прост, как пять копеек — километрах в семнадцати — двадцати на восток от моего прибежища на берегу впадающей в озеро полноводной реки (вполне возможно, что именно по ней приплыл сюда мой непотопляемый авианосец) примостилась приличная деревня за сотню дворов. Место обжитое, через сопки к поселению весело сбегает наезженная дорога. Летая на разведку, чернокрылый разведчик порой замечал не только рыбацких фелюги, но и гребные купеческие галеры, идущие вверх по течению. К пустому месту толстобрюхие торгаши путь держать не будут. Значит, если следовать вдоль реки, то стопроцентно набредешь на другие поселки, а то и вовсе города.

Стены моей пещерки украсились портретами трех девочек. Особенно удачно вышли дочки. Поразительно, сам от себя не ожидал подобных художественных талантов. Третий портрет смотрелся немного корявенько, у Лилины чуть смазалась левая бровь, и губы вышли несколько кривоватыми, но тут уже неровности стены виноваты. Ничего не попишешь.

Лучше бы ничего не рисовал... потом стереть рисунки не поднималась лапа, а душу грызла тоска… Я, наивный, думал, что пережил переселение в новое тело, оставив ностальгию в прошлом. На деле оказалось, что это не совсем верно, точнее, совсем неверно. Ладно, к черту, не будем о делах давно минувших дней, предлагаю остановиться на днях, минувших недавно.

Обустроив гнездышко и наладив какой-никакой быт, я занялся тем, чем боялся заниматься в поместье барона. Правильно, догады вы мои, пришло время взять под контроль полученные при рождении магические и ментальные дары. Действовать пришлось методом трех «П». Расшифровываю — пол, палец, потолок. Испытывать на добыче. Не на себе же, право дело. Алгоритм и последовательность действий были такими — выслеживаешь табунок коз, оленей или диких свиней. Долбаешь их зелеными или розовыми шариками, фаерболами драконовского разлива. Зверье приходит в благодушное игривое настроение с нарушенным восприятием действительности и не ломится через непроходимую чащобу при первых же признаках опасности. На втором этапе выбираем жертву, желательно молоденького поросеночка, козленка или олененка, накидываем на него ментальную петлю. Жертва отвлекается на видимую только ей сочную травку или особо крупный желудь. Метр, другой, третий. Минута, вторая — и обед уже отбился от стада или табуна. Родители, пребывая в эйфории, не видят опасности для младшего поколения и сквозь копыта смотрят на убежавшего. На третьем этапе жертва погружается в здоровый сон, а стадо отгоняется «веером» страха. Теперь им можно, даже нужно ломиться через чащобу, непроходимый чапыжник и густой подлесок. Последнее действо обязательно для исполнения.

Как-то раз, когда тактика охоты только апробировалась, у реки я выследил небольшое стадо свиней. Загрузив свинок хорошим настроением и отделив от пребывающей в нирване мамки полосатого поросеночка, я, как та ворона, поужинать уж было собрался, но тут откуда не возьмись появился… секач. Свин был меньше того великана, который запугал меня до нервной дрожи после побега от мага, но тоже не хил. Где-то метра полтора в холке и два с копейками от пятачка до завитого в три кольца хвоста. Кабан негативно отнесся к тому, что возле повизгивающего во сне отпрыска нарисовался некий субъект с самыми недобрыми намерениями.

Вы когда-нибудь видели, как танк срывается с места? Взрыкнув двигателем, выпустив клубы сизого солярного выхлопа, газуя, он вышвыривает из-под гусениц комья земли и всем корпусом дергается вперед. Кабаняра у орешника двигателем не взрыкивал, он даже не хрюкнул, но комья из-под коротких ножек полетели. Не успел я опомниться, как его налитые кровью глазки нарисовались в непосредственной близости от чернокрылой жертвы, не оставив ей ни секунды на колдовство. И быть бы мне затоптанным, не примени ваш покорный слуга сто первый прием пограничника — изматывание противника бегом. В нашем случае это было тактическое бегство в виде прыжка вверх и частого взмаха крыльями. Взбешенный свин ярился внизу, роя пятаком дерн и срезая клыками молодую поросль. Стадо к тому времени скрылось в противоположном от охотника направлении. Хрюкающая морда нацелилась закусить мною, не иначе. Фиг тебе, а не дракона на завтрак! Не на того напал, морда свинская! Ничего, я тебя запомнил. Сочтемся как-нибудь.

У секача была характерная примета —V-образное правое ухо, центр которого или выгрыз хищник, или выдрал другой самец в драке за самок. По ушку я тебя и найду, дай только срок.

Сидючи в пещере и слушая подвывающий желудок, я придумывал способы мести, один изощреннее другого. Внутренний голос злобно шикал на ступившее сознание. Вот спросите, что мне мешало обработать поганого свина магией? Тупанул, согласен, обидно. Фортуна в тот день отвернулась от неудачного охотника, даже ящерицы разбегались от одной только тени, появившейся на камнях, а сезон ягод закончился.

Долго ли, коротко ли, на исходе второго месяца ваш покорный слуга вымахал до двадцати килограммов (ну, весов у меня, конечно, не было, но навскидку — точно двадцать, не меньше). Есть чем гордиться. Меня не оставляла уверенность, что я и дальше буду расти. Перебирая различные теории, я склонялся к тому, что причиной взрывного набора веса и увеличения размаха крыльев стал алхимический коктейль. Помимо прочего, у меня изменились передние конечности, в частности постановка большого пальца, который «съехал» в сторону, теперь передние лапы напоминали человеческие кисти, приспособленные хватать и выполнять различные операции. Интересно, это тоже действие зелий? Летая на водопой и приглядываясь к качающемуся в воде отражению, я заметил появившиеся на чешуе и крыльях красные полосы. Все бы ничего, но с каждым днем они становились ярче и насыщенней, превратив чешую в замысловатый доспех, а крылья — в настоящее произведение искусства с замысловатой кровавой татуировкой. Красным цветом окрасились рога и надбровные дуги, а в груди поселилось томление. Наверное, мое тело взрослело, приобретая дополнительные отличительные черты. Чего-то хотелось, но непонятно чего. Знаете как бывает, когда чего-нибудь бы съел или сделал, такого-эдакого. Мост построил, к примеру, хрустальный через все озеро, и чтобы купцы со всего мира там торговали.

С каждым днем грудь сжимало сильнее. Красные полосы на теле и узоры на крыльях уже чуть ли не светились. Не зная, куда себя деть, я второй день бесцельно носился над сопками. Охота и дичь не привлекали, хотелось чего-то другого, но чего? Инстинкты совсем меня достали. Расчертив когтями на календарном дубе сорок пятую полоску и с трудом поборов томление, я решил перекусить. Недавно мимо утеса, где располагалась моя «квартирка», прошло большое стадо пятнистых оленей. Пора бы взять с рогатых дорожное мыто. Денег у них нет, но я не гордый, беру натурой. Взлетев, я взобрался повыше и начал нарезать круги над лесом в поисках добычи. Типа андский (хорошо, что не адский, а то похож, очень даже) кондор на выезде. На глаз, от кончика до кончика размах крыльев у меня был метра четыре.

Олешки оказались быстроходней, чем думали некоторых умники. За пару часов, пока я раскачивался, они успели утопать к скалам в десяти километрах от моего гнезда. Ладно. Не проблема. Для бешеной собаки сто километров не крюк. Обнаружив искомое, я лег на курс. Уже возле цели, когда рот наполнился слюной от предвкушения скорой добычи, моих ноздрей коснулся соблазнительный запах. Он... он манил к себе, звал, обещая небывалое наслаждение. Проснувшиеся инстинкты завопили: «Туда! Лети туда!» Рогатые уклонисты от оплаты налогов сразу отодвинулись даже не на второй, а на третий план. Плюнув на них, я полетел навстречу чудному аромату. Противиться обольстительному зову не было никаких сил. Хотелось наконец погасить огонь, сжирающий меня изнутри.

Ближние скалы вскоре оказались позади. Через пару минут показалась макушка четвертой каменной глыбы. Вот оно! На самом краю плоской вершины, на большом валуне восседала крупная золотая самка, немногим меньше меня в размерах. Как она прекрасна! Мое сознание поплыло от мощного гормонального пинка по мозгам.

Куда поплыло? А фиг его знает, куда. Помнится мне, я боялся, что наступит время, когда инстинкты продолжения рода возьмут верх над разумом и схватят кое-кого за горло. Не думал, что это время наступит так скоро. Тиски звериной натуры прочно зажали разум. Я не мог отвести взор от сверкающей чешуи самки, ее крылья переливались, словно лакированные, а какой у нее запах! Он сводил с ума, заставляя, хе-хе, чувствовать себя мужиком и требуя показать себя во всей красе.

В трех метрах от золотой дракошки дрались два крупных зеленых самца, еще семерка разноцветных бойцов ожидала своей очереди вступить в бой за право обладать королевой бала. Три золотых, зеленый и три синих чешуйчатых петуха. Драконы оказались мельче меня чуть ли не в половину. Примечательно: среди них не оказалось ни одного черного. Плюхнувшись посреди площадки, я за несколько секунд разогнал конкурентов. Прочь! Прочь, пошли все вон! Парочка очумевших драчунов получила по пинку и полетела лить слезы и зализывать раны. Моя! Золотая будет моей! Королева на камне-троне, выбрав партнера, поднялась на ноги и призывно курлыкнула. Человеческое «я» отключилось окончательно, отдав бразды правления крылатому хищнику…

Это… Это было феерично…

Кто сказал, что звери не могут любить? Еще как могут. Любви не только все возрасты покорны (что характерно для людей). Как оказалось, ей все живое покорно. Не исключением оказалась и черночешуйчатая божья тварь. Это чистое, светлое, искреннее чувство захватило меня с головой. Мне такое и не снилось. Пожалуй, не каждый человек способен испытать подобное. Знаю, скептики скажут: мол, инстинкты в чистом виде, и будут по-своему правы, но что такое любовь? Пусть дадут определение, найдут время, не поленятся. Любить можно по-разному. Маньяки любят убивать, к примеру. А что? Такое вот специфическое чувство, странно, что его не воспевают поэты всех мастей. Не нравится определение или приведенный образец? Не хочется думать, что мною овладели животная страсть и похоть. Не хочу и не буду. Пусть будет любовь, пожалейте остатки моего человеческого «я», погребенного под завалами из чешуи, крыльев и хвостов.

Мне нравилось прикасаться к ее золотой, переливающейся в свете луны чешуе, накрывать ее крыльями и слушать стук ее сердца, пока она мирно спит. Всякий раз, когда наши взгляды встречались, меня словно простреливало, я попросту терял голову, утопая в глубине омутов ее глаз. А она? Она нагло этим пользовалась, изображая искреннее смущение, отводила взгляд и старалась удрать, тем самым провоцируя меня. И я, конечно же, срывался с места, чтобы в который раз догнать золотую соблазнительницу и заключить в крепкие объятия.

Ее взгляды обжигали, и если бы не встречный поток воздуха, то я давно превратился бы в дымящуюся головешку. Мы кружили в небе, переплетаясь хвостами, цепляясь лапами. Иногда легонько кусали друг друга. В такие моменты нас ничто не могло отвлечь друг от друга. Начнись внезапно государственный переворот или ядерная война с нашествием инопланетян, мы бы и глазом, наверное, не моргнули. Мы выпали из реальности, целиком и полностью посвящая себя друг другу.

Месяц канул в бесконечную реку времени с тех пор, как для меня закончился период размножения. Месяц! И слава богу! Каюсь, сорвался. Напоследок еще раз прошу не осуждать и не подходить к проблеме взаимоотношения полов с человеческими мерками. Прежде чем начинать хулу, внимательно, со всех сторон посмотрите на объект критики, потом подумайте, взвесьте ваши аргументы, посмотрите еще раз и промолчите. Самому тошно. Убью первого, кто рот откроет. И второго шлепну, и третьего. Лучше молчите, по-хорошему прошу. Всех убью, один останусь! Тошно мне, братцы… С ней тошно и без нее худо. Сломайте, порвите себя по живому, тогда мы, наверное, начнем понимать друг друга.

Из сладкой патоки гона и безумных парных кульбитов в небе, прерывающихся на «уединения» с золотой дракошкой, меня вытянул страх. На все про все ему потребовалось немногим более суток. Да-да, я ничего не путаю — именно это чувство позволило человеческому разуму вырваться из омута инстинктов. Сутки ваш покорный слуга был потерян для мира. Пугающий факт.

Чего мне бояться? Много чего — охотников, хищников, самого себя, наконец. Себя больше всего, ведь слаб человек, слаб. Очень бы не хотелось насовсем превратиться в животное, а все к тому шло. Это по-людски жить тяжело — мораль, общество и прочее. Различные нормы и ограничения сковывают нас почище стальных цепей. А вот обретаться животным или в животном состоянии — запросто. Иди, бомжуй, помои жуй. Впрочем, прошу прощения, не все бомжи опускаются до скотского состояния, хотя некоторые из них хуже животных и бродячих псов.

Хорошо быть зверем. По большому счету, ни прав, ни обязанностей, ни привязанностей, кроме определяемых инстинктом продолжения рода, да и тот берет за глотку лишь время от времени. Лепота! Чем не рай? Бытие определяет сознание. Черт подери, я хотел научиться выживать без людей и сам не заметил подмены целей, причин и понятий. День за днем прямоходящие аборигены постепенно превращались в забавных существ, которые копошатся в грязи и от которых стоит держаться подальше. Офигительно, у меня нет слов. То, что я чувствую, можно выразить в грубой матерной форме, где нецензурными будут даже предлоги. В общем, дожил!

Сознаю свою вину и сую голову под град из угольев и пепельный снегопад. Хотя, если рассматривать проблему с другой точки зрения, то у меня на груди уже должен быть неподъемный иконостас. Несмотря на различные, в том числе отягчающие обстоятельства, я постоянно почем зря занимаюсь самобичеванием. Сохранить себя, пусть и в урезанной форме, дорогого стоит. Остаться человеком в зверином обличии не каждый сможет. Звериные и человеческие начала настолько сильно переплелись и срослись во мне, что от прежнего весельчака Сергея Сергеева совсем ничего не осталось. Можно сколько угодно удивляться пластичности человеческой психики, безболезненно адаптировавшейся к хвосту, крыльям и смене рациона, но с фактами не поспоришь.

Многие ли из вас отдают предпочтение сырому, а не прожаренному мясу? Будучи человеком, я бы ни в жизнь не притронулся к саранче или ящерицам, а тут как-то легко сменил кулинарные привычки, полюбив кузнечиков и свежину с теплой кровью. Подозреваю, что большинство моих охотничьих повадок не отличается от повадок диких собратьев. Выбрав жизнь на свободе, я невольно принял и примерил на себя шкуру крылатого хищника.

За напяливанием звериной маски не стоит забывать и о магических способах добывания пищи. Я не берусь утверждать, что древние драконы не использовали якобы мои примочки и наработанные приемы. Может, это я топаю по их следам? Хотя что мне известно о древних предках современных чешуйчатых летунов? Шиш да маленько. Базиле, покойничек (сковороду ему погорячее), баял о двухтонных монстрах с южного континента. Вряд ли они поднимались в небо, а если и летали, то магия заменяла им пропеллеры.

Интересно, когда ваш покорный слуга спустится с небес на землю? По самым скромным оценкам, во мне нонеча больше полтинника, и взлетать с места становится несколько напряжно. Для полетов и приземлений приходится выбирать полянки пошире. Какая маневренность в лесу может быть при без малого пятиметровом размахе крыльев? Хорошо, уболтали — пять метров с гаком. С большим гаком. По идее, я и летать-то не должен, но как-то летаю. Птеранодон в миниатюре, «Боинг-747». Возьмем для примера странствующего альбатроса. Небесный обитатель Южного полушария отъедается до шестидесяти килограммов и по праву считаются самой крупной летающей птицей Земли, но в классическом понимании альбатросы не летают, а парят. Я же, при сравнимых весовых и крыльевых габаритах, активно летаю и машу крыльями, маневрируя в лесу между деревьев.

Опять магия? Боюсь думать, что будет дальше. Я продолжаю расти, пусть и медленней прежнего, но конца и края сему в ближайшей перспективе не видно. Действие зелий сказалось на генных модификациях, которые состряпали маги канувшей в Лету империи. Ни дна им ни покрышки. Ладно, поживем — увидим.

Так вот, возвращаясь к брачному периоду… Я испугался. Как можно настолько опуститься? За несколько месяцев маска дикого рурга успешно приросла к лицу или морде, если хотите. Не скрою, мне нравилась жизнь без рамок и ограничений, но гон напомнил об остроте и узости грани, по которой приходилось вышагивать. В краткий момент просветления рациональное человеческое «я» удивилось беспечности второй половины и рвануло наружу. Действительно, самое страшное — это потерять себя.

Итак, выбив из мозгов вязкую пелену розовых облаков и на корню задавив позывы к продолжению ухаживаний, я осмотрел окрестности, простирающиеся километром ниже. Золотая дракошка, зависнув немногим выше, вопросительно курлыкнула. На ментальном фоне всплыла картинка полета, приправленная удивлением, мол, почему я не хочу больше летать вместе с ней? Это что, она пыталась со мной ментально-эмоционально общаться? Чуток поразмыслив, я сформировал мысль-картинку о родной пещере и послал ее золотой невестушке. Ответом было категорическое несогласие. Ага, Баба-яга против. Перед внутренним взором мелькнули виды с утеса, на вершине которого я навалял конкурентам, и картинка могучего дуба с большим дуплом, зеленая крона которого украшала подножье скалы. «Невеста» информировала незадачливого ухажера, что она обеспечена жилплощадью и может вполне обойтись без моей квартирки. Причем, что характерно, в гости не приглашала. Дракоша сложила крылья и спикировала вниз, наградив жениха напоследок образом оскорбленной невинности и обиды, типа, она такая-растакая, а я козел горный, чурбан бесчувственный. Видеть она меня не желает и просит держаться подальше от дуба. Было бы сказано. Желание дамы — закон.

Проводив взглядом быстро удаляющуюся золотую точку, я полетел к родной пещере. Внизу мелькали разноцветные стайки возбужденных дракончиков, которые слетались на запах готовых к спариванию самок. Отсекая позывы лететь вниз на праздник жизни, я упорно держал курс к родным пенатам. Мне одной самки хватило за глаза, тем паче, в голове бились десятки мыслей, которые нужно было обмозговать в спокойной обстановке, а не под прессом бьющих по разуму гормонов. Дважды на одну и ту же удочку я не попадаюсь. Свят-свят-свят…

Прав был Базиле, и я с ним согласен: предки современных рургов, на зависть всем говорунам, отличались умом и сообразительностью. На ум приходит предположение, что селекционеры, работавшие с первоначальным «материалом», стремились в первую очередь превратить рургов в тварей бессловесных. Они прекрасно понимали опасность появления разума у невольников. Боюсь ошибиться, но, как мне кажется, одним из путей решения проблемы оказалось уменьшение размера головного мозга у подопытных экземпляров. А там, где убавляется мозг, уменьшаются размеры. Все взаимосвязано. Усох мозг, исчез разум, но не совсем, видимо, отцы-основатели где-то недоработали.

Ладно, поутихнут свадебные страсти, копну перспективную тему со всей основательностью. Если я смогу общаться с разноцветной мелочью… В зобу аж дыхание сперло от открывающихся возможностей. В предвкушении я потер передние лапы друг о дружку. Ха-ха-ха, между пальцев заклубилась темная дымка. Да с такой силой мир сам падет передо мной на колени! А пока он не пал, неплохо было бы перекусить. Сутки маковой росинки во рту не было. Заложив вираж, я опустился на дерево, росшее на краю широкой поляны, которую вытаптывало стадо пятнистых оленей. Наступила пора стребовать дорожное мыто.

Месяц пролетел быстро. Отшумели дожди, отгрохотали тропические грозы. С юга задул теплый ветер, за неделю высушивший непроходимые топи, захватившие подлесок. Короткий сезон дождей ознаменовался тем, что ваш покорный слуга умудрился еще подрасти. Раза так в два. За месяц бордовая раскраска чешуйчатых доспехов поблекла, превратившись в едва видимые полоски и узоры. Грудные пластины стали шире, а передние кромки крыльев обзавелись костяными наростами. В полете кость не мешала, лишь тонко посвистывала во время отвесного пикирования. Зато от приобретения был несомненный плюс — мелкая живность и подрастающие олешки от удара крылом шлепались наземь с раскроенными черепами. Передние лапы вытянулись, и передний плечевой пояс стал выше задницы. Большой палец как отъехал в сторону, так больше и не думал возвращаться на место. Если бы не жесткие подушечки, трехсантиметровые когти в подушечках и толстенная чешуя, превращавшая лапы в подобие металлических латных перчаток, я бы сравнил их с человеческими руками. Не удивляйтесь, имею полное право на заявление. Ими я ловко управлялся со всеми работами и операциями, свойственными человеческим рукам. Ни на какие мысли не наводит? Извините, что повторяюсь. Мелкая моторика тоже оказалась на высоте. Плоский камешек-голыш скользил по костяшкам пальцев, словно монетка в руках фокусника. Ради тренировки моторики куча вымоченной бересты была исписана местными буквами.

Вместо стило использовалось шило, сворованное в деревенской кузне. Там же я разжился неплохим ножом. Хорошо-хорошо, шила в мешке не утаить, вор-домушник свистнул оказией у кузнеца топор, пилу (правда, она оказалась тупой, как валенок), на дно холщовой котомки улеглись скребки, молоток и… подкова. Сам не знаю, зачем я ее прихватил. Ну не отдавать же ее обратно. Повешу над входом в пещеру. Ах да, совсем забыл про чугунок и пятилитровый котел.

Что еще добавить? Темной ночью неизвестные жулики наведались на купеческий склад. В процессе дерзкого налета купчина лишился четверти пуда крупной сероватой соли, отреза плотной ткани, вороха ремней и пары отличных кинжалов. Народ потом долго гадал, зачем татям такой разношерстный товар. А я, работая крыльями, на все лады клял внутреннего хомяка, между делом призывая кары небесные на голову прижимистой жабы. Вот они на мне оторвались по полной программе. Умаялся, пока хабар дотащил до хаты. А как же сторожа да псы цепные? Спали сии голуби сизокрылые, аки сурки беспробудные. Где стояли, там и попадали. Что я, зверь какой, головы им отшибать, это ж не волки, которые не по понятиям живут. Кстати, один из серых беспредельщиков прописался у меня в виде мохнатого коврика у порога, только шкура начала пованивать. Выкину наверно.

Дело было как в басне Крылова.

В летний жаркий день одна коза воды восхотела. До водопоя меж сопок она добралась. На ту беду чудище черное по небу летело. Чудище видит сыр, и сыр его пленил… Ой, это из другой басни. И видит рург козу, и думает: «Щаз-з-з загрызу!». Коза не дура, вздумала скакать, то бишь от рурга убегать. Не рассчитала, рогатая, момент, из-за кустов появился хвостатый серый элемент.

Серый лесной санитар прибыл по звонку «ноль три», желая провести эвтаназию истекающей кровью «больной», которая умудрилась увернуться от доктора, пытавшегося отправить ее в морг. Тактически отступление было проведено не совсем грамотно, доктор в моем лице успел располосовать левый бок несчастному животному встроенными в лапу скальпелями. Истошно блея, в поисках убежища жертва скакнула в мрачные дебри подлеска прибрежной чащобы. Только вместо спасения там ее ждала засада, и, как барон Мюнхгаузен, угодивший между львом и крокодилом, обед с копытцами оказался между волком и рургом.

Распахнув объятия и обрадовавшись добыче, очумевший хищник прикончил беглянку, но тут откуда ни возьмись нарисовался я. Тупой волчара не привык думать о последствиях. Оскалив зубы, он перескочил через тушку. Делать нечего, пришлось показать, кто в доме хозяин. Откровенного говоря, серого было жаль, но после трехдневной голодовки, спровоцированной проливным дождем, я очень хотел есть. Утолив голод, ваш покорный слуга, подхватив козью грудинку и шею, наведался к «невестушке». Как обычно, на порог меня не пустили, но мясо забрали. Дракошка напоминала мне жену. Моя благоверная тоже не отличалась кротостью и мягкостью характера. Деньги давай, а сам можешь не приходить. Женщины и там и тут одинаковы, и обличье их не играет никакой роли.

Козьи объедки достались зеленой и синей мелочи, которая рыбами-прилипалами следовала за здоровенным рургом. Да-да, я нашел общий язык с дракончиками. Общение «картинками» оказалось плодотворным. «Зеленушки» с окрестных скал охотно подчинялись приказам, шастая по близлежащим деревням, взамен им доставались остатки трапез «большого» и «страшного» вожака. Синие были не так полезны, как «разведчики», но будьте покойны, найдется и им применение. Зря, что ли, я их подкармливаю. Золотые и красные опасались идти на контакт, да и мало их в округе.

О, вспомнил, что хотел сказать! Помните секача с рваным ухом? Помяните горемычного. Пятого дня как преставился, до сих пор отрыгиваю… Или это бражка в животе бродит и наружу просится? Хорошая брагулька, скажу я вам, неплохо вставляет. Как-нибудь отблагодарю мужиков…

Смахнув грязной тряпкой рыбью чешую на пол, Зиф подхватил со стола опустевший кувшин бормотухи, заменив его глиняным собратом с залитым сургучом горлышком. Клиент должен видеть, что пойло не разбавлено. У Зифа приличное заведение с пристойной репутацией. Порог харчевни частенько пересекают респектабельные купцы за компанию с мелкими рассыльными чиновниками, рыбаками и мастеровыми. Нередко в зале устраивают загул и спускают деньги наемничьи отряды и охранники караванов и судов. Пьяные воины щепетильно относятся к целостности сургуча на бутылках и кувшинах. Этих зверюг в человечьих обличьях лучше не злить понапрасну. Себе дороже.

— Ринко, коз-за безрогая, ты хде запропастилась, бестолочь! Таш-шы сюда печеную рульку. Быстро! Каму я казал?! — заглянув на кухню, рявкнул хозяин харчевни.  

Чуть не зарядив Зифу дверью по носу, из кухни выскочила справная ширококостная дивчина с деревянным подносом наперевес. Про таких говорят — девка в самом соку, кровь с молоком. Толстенная коса до пояса с вплетенной синей лентой, задорный румянец на щеках, покатые плечи, большая грудь, грозящая вот-вот выскочить из тесного выреза потертого платья, и оттопыренная попка, на которой тут же скрестились взгляды нескольких посетителей и завсегдатаев харчевни.

— Опять лясы точишь?! — навис над работницей Зиф.

— Как можно? — с видом возмущенной невинности возмутилась Ринко. — Курей щипала, вы же сами казали Дине подсобить.

— Я казал подсобить, а не языком прорости, балаболка, трепло, прости мя Пресветлая! Курей она щипала! Эт тебя за бесстыжий зад щиплют. Живо неси снедь к угловому столику. И за шо я тя, охальницу, терплю, вдругоряд наподдам отсель метлой поганой!

Грозно бурча, Зиф зашел за стойку и принялся протирать грязным полотенцем пивные кружки.

Показав спине хозяина язык, Ринко, ловко лавируя по залу, с шутками и прибаутками уворачиваясь от шлепков по пятой точке, проскользнула к угловому столику. Сгрузив заказ, она состроила глазки посетителю. А что, видный молодой мужчина в кожаном костюме с нашивкой гильдии охотников был совсем недурен собой, и деньги у него явно водятся, снаряжение вон какое справное. Стало быть, не бедствует.

Ринко совсем не отказалась бы подработать в его номере и постели ночью, но все ее попытки прельстить охотника телесами пропали втуне. Фыркнув, девушка отвернулась и благосклонно улыбнулась рослому широкоплечему наемнику, который скучал в одиночестве неподалеку.