Перелетная птица.

Глава 19.

Четыре долгих месяца Том вел с Викторией интенсивную борьбу за право увидеть свою дочь. Долгие часы разговоров, бесконечные телефонные счета за звонки в Эмираты, в которых работала Викки, но все было тщетно: женщина была непреклонна.

Ви ничего и слышать не хотела о том, чтобы Гвендолин узнала, кто приходится ей настоящим отцом. Престон сыпала упреками, давила на чувство вины Хиддлстона и весьма явственно давала ему понять, что малышке не нужен отец, бросивший ее еще до рождения. К тому же, по мнению Ви, у Гвен уже был отец – Ромео – и другой ей не нужен.

Безрезультатные разговоры с Викторией приводили Тома в уныние, расшатывали его хрупкую душу. С каждым днем он становился все молчаливее и задумчивее, сон частенько обходил его стороной, мысли и тревоги сжирали изнутри – актер стал выглядеть изнеможенным и усталым. Поклонницы со всего мира заваливали «Twitter» своего любимца сотнями обеспокоенных сообщении по поводу его здоровья и худобы. На снимках светской хроники его глаза больше не сияли, улыбка была вымученной и безрадостной, движения скованными и напряженными – от прежнего Тома не осталось и следа.

Лишь несколько коротких секунд по утрам, когда его глаза только-только раскрывались, он чувствовал себя счастливым: во сне он был рядом с любимой женщиной и дочкой. Это мгновение дарило надежду, вселяло уверенность в будущем, но внезапно хрупкая завеса сна растворялась, и Том оказывался один на один с реальным миром, в котором был по-прежнему одинок. Каждый вечер он ложился в постель лишь для того, чтобы обрести семью и покой хотя бы во сне.

Однако скоро сладостная греза превратилась в муку, а утра стали ненавистны: счастье приходило к актеру только во сне, наяву же оно не спешило переступить порог его дома. Мало того, что Виктория не спешила сменить гнев на милость, так на Хиддлстона свалилась еще одна напасть – роли, которые актеру предлагали сыграть в кино, абсолютно ему не нравились. Тому хотелось сыграть героя с серьезными жизненными убеждениями, борющегося за любовь, право слова, независимость, свободу – за что угодно, лишь бы борьба эта была обоснована и шла от чистого сердца. Но как назло ему предлагали сценарии, не блещущие здравым смыслом и логикой. Ему хотелось возвышенных диалогов о прекрасном, наполненных метафорами и аллегориями, хотелось отдавать свет и дарить человечеству истину, но нет. Слова предложенных героев были скупы, лживы и так противны актеру, что ему хотелось бросить фальшивый мир кинематографа и вернуться в театр.

От столь опрометчивого поступка мужчину останавливали лишь слова Люка, настаивавшего на том, что эти трудности временные и очень скоро подопечный сможет найти для себя подходящую роль и Хиддлстону очень хотелось на это надеяться. А пока его внимание было направлено на будущие социальные проекты, в частности на помощь детям в Африке.

Но забота о других детях не могла принести ему облегчения. Только не теперь, когда у Тома есть маленькая четырехлетняя дочурка, так похожая на него самого. Только не теперь.

Утром нового дня Том широко распахнул глаза и встал с постели. Этот зимний день кажется ничем не отличался от предыдущих: серое небо все также низко висело над городом, западный ветер бродил по улицам, солнце блекло сверкало за облаками. Но почему-то актер был уверен, что третье декабря в корне изменит его жизнь.

А между тем и Виктория стояла на пороге судьбоносных изменений. Ви, вернувшись вместе с дочкой из Эмиратов, разглядывала квартиру, которая как ни странно казалась ей чужой и необжитой. Пока малышка отдыхала в кроватке после перелета, ее мать, опустившись на диван, просматривала скопившуюся за время отсутствия почту. Большую часть посланий составляли счета, коммерческие предложения и рекламные проспекты, но попадались и приглашения на всевозможные праздники и вечеринки, но одно письмо особенно привлекло внимание женщины.

Этот белоснежный конверт не имел адреса и отправителя, но по строгой подписи «Для Виктории» она сразу узнала приславшего письмо – отец. Женщина тут же разорвала упаковочную бумагу и взглянула на содержимое: еще один конверт, посланный на ее старый адрес, и короткая записка от отца.

- Не нужно меня ненавидеть: я хотел, как лучше, - вслух прочитала она.

Престон насторожилась: отец никогда и ни за что не просил прощения, считая извинения уделом слабых духом и виноватых. А эти слова (хоть и косвенно) просили о прощении – что бы ни гласило письмо, тема его была более чем серьезна.

Во втором конверте лежало письмо, написанное неизвестным женским почерком, и какие-то машинописные документы.

Свидетельство о смерти? Викки не могла поверить своим глазам. Перед ее глазами действительно было свидетельство о смерти на имя Гри Амбург Эккерсберг, датированное тринадцатым октября. Ее мать умерла, но это событие ни капли не тронуло ее душу. По словам отца, Гри Эккерсберг бросила свою новорожденную дочку и больше никогда не появлялась в ее жизни. Так стоит ли печалиться о смерти человека, который был так холоден и безразличен к собственному ребенку? Для Виктории ответ был однозначен – нет.

Маленькая Викки долгие годы ждала, что ее мать когда-то вернется и больше никогда-никогда не уйдет, но время шло, а мама не возвращалась. От глубокой обиды девочка часто плакала и винила себя за то, что она попросту не смогла понравиться собственной матери. И пусть Ви никогда не была обделена любовью и вниманием отца и бабушки, ей всегда хотелось, чтобы после школы ее, как и остальных девочек в классе, встречала мама, роль которой в ее жизни играла бабушка. Роуз Престон научила внучку читать, рисовать, готовить и даже кататься на велосипеде, именно Роуз была с девочкой, когда та была огорчена или больна, именно с бабушкой Викки делилась своими секретами и радостью. Но едва девочке стукнуло девять, как ее бабушка умерла, - теперь воспитанием Ви занимались многочисленные няни, которые сменялись так быстро, что она не успевала запомнить их имен.

Со временем Виктория выросла из маленькой девочки в озлобленного подростка. Ви больше не надеялась на то, что мать вернется и у семьи Престон все будет хорошо, вместо этого она винила исчезнувшую родительницу во всех своих бедах. Будучи тинэйджером, Престон надеялась разыскать Гри Эккерсберг и сказать ей все наболевшее, а главное спросить, почему та бросила свою дочь. Долгие месяцы она горела этой идей, рылась в документах отца в попытках найти хоть что-то, пока Генри Престон не поймал ее за руку. В тот день он впервые накричал на свою дочь и посадил под домашний арест на три месяца, в течение которых мужчина безвылазно присутствовал в Лондоне. В тот день он сказал, что Гри никогда не любила дочь и бросила Викки, едва та появилась на свет, он сказал, что мать никогда не вспоминала о ней, не писала писем и завела новую семью в Норвегии.

Тогда Ви обозлилась на нее еще больше. Она никак не могла понять, что же толкнуло Эккерсберг бросить одну семью и завести другую. Неужели дело было в отце? Неужели он плохо обращался со своей невестой, а может, даже избивал? Ответ на этот вопрос ей так и не суждено было узнать, как и то, кем была ее мать. О Гри Виктория знала немного – ее мать была норвежкой, жила в городе Ставангер, училась на лингвиста и познакомилась с отцом, когда приехала в Лондон по обмену. Скудные знания, но это все, что у нее было, и их Викки бережно хранила.

С возрастом боль и обида забылись – Виктория даже забыла, что когда-то была одержима мыслью найти свою мать. Вспоминала она о Гри всего лишь раз до этого момента: когда Ви было девятнадцать, она получила письмо из государственного архива, в который посылала запрос полтора года назад, с данными о матери. На куцем листе бумаги значился адрес и телефон фрекен Эккерсберг в Норвегии. Престон пробежала глазами по данным и безжалостно разорвала бумагу. В детстве она больше всего мечтала позвонить матери и услышать ее голос, но в девятнадцать сама эта мысль казалось глупой. Это маленькая Ви чувствовала себя одиноко и нуждалась в поддержке и любви матери, а взрослая Викки не нуждалась в ее советах и сострадании.

Нынешняя же Виктория не знала, что ей чувствовать, и не знала, стоит ли ей читать письмо, завещание и данные медицинской экспертизы. Женщина тяжело вздохнула и прикрыла глаза, обдумывая происходящее. С одной стороны, мать была ей безразлична, как и ее смерть, но с другой, - Викки все еще хотела найти ответы на вопросы, мучавшие ее с детства, и найти их она могла только в этих бумагах.

Дрожащими пальцами женщина аккуратно вскрыла письмо и достала листок бумаги, исписанный мелким витиеватым почерком. Манера письма матери очень походила на стиль написания Викки: такие же маленькие аккуратные буквы, украшенные завитушками, вот только Гри нажимала ручкой на бумагу куда сильнее.

Дорогая Виктория!

Не знаю, имею ли я право обращаться к тебе спустя столько лет, но все же надеюсь, что ты прочтешь это письмо, если нет, - то я пойму и это решение. Я хочу, чтобы ты знала правду, какой бы неприглядной она ни была.

В мае восемьдесят третьего года, будучи девочкой из провинциального городка Норвегии, я приехала учиться в Лондон по обмену. Большой город быстро поглотил меня. Еще бы! Музыка, танцы, рок-концерты на стадионах и дух безграничной свободы. На одном из таких концертов в июле я и познакомилась с твоим отцом в очереди за газировкой. Мы были неразлучны и проводили вместе каждую минуту, мы были счастливы от переполнявшего нас счастья.

В декабре я забеременела тобой - Генри на радостях сделал мне предложение, но я отказалась: мне хотелось быть свободной, вне всяких рамок. Мы с Генри все чаще ссорились и ругались: наши взгляды на жизнь сильно отличались - я хотела бросить все и первым же рейсом отправиться навстречу приключениям, а он хотел осесть и завести семью. Мы были очень разными, но очень упрямыми и темпераментными, поэтому нам было так нелегко вместе.

Второго августа восемьдесят четвертого года ранним утром родилась ты. Когда я впервые увидела тебя, мне хотелось заплакать, такой ты была хорошенькой. Я знаю, каждая мать говорит так, но ты была самым красивым ребенком и ты была так похожа на отца. Уже четвертого числа нас выписали из больницы - в тот день я видела тебя в последний раз.

В двадцать лет я не была готова обрести семью и посвятить себя воспитанию дочери: мне хотелось увидеть и открыть для себя мир. Дух свободы восьмидесятых годов вскружил мне голову - я сделала неправильный выбор, о котором жалела всю свою жизнь.

Когда тебе исполнилось семь, я умоляла Генри о возможности увидеть тебя, но он ничего не хотел слышать и прогнал меня с порога, до того как ты вернулась из школы. Я писала тебе письма, которые ты никогда не получала. Возможно, сейчас твой отец отдаст их тебе, и ты будешь знать, что я никогда не забывала свою девочку.

Я ни в чем не виню твоего отца. Возможно, он был прав, запрещая нам видеться. Я никогда не была хорошей матерью и примером для подражания: я бросила своего ребенка и отправилась колесить по свету вслед за любимой группой - не самое правильное решение.

Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет, но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда любила свою маленькую Викторию.

Викки часто заморгала, пытаясь не расплакаться. Разнообразные эмоции словно душили ее изнутри, пытаясь выбраться наружу и найти отдушину. Гри променяла свою дочь на мировое турне рок-группы? Разве такие истории бывают в реальном мире, разве существуют вне сериалов и ток-шоу?

Как же больно было узнать, что кучка каких-то всклоченных мужчин оказалась дороже ребенка. Как же больно было узнать, что их маленькая семья была обречена с самого начала "духом свободы восьмидесятых". Каждое слово матери причиняло сердцу Виктории нестерпимую боль, каждым словом она лишь оправдывала себя и свою ложь. Викки заплакала и плакала в ней маленькая девочка, брошенная мамой.

Но чем больше слез она проливала, тем очевиднее становилась одна простая истина - выбор сделан, прошлое не вернешь. Глупо винить Гри в поступках давно минувших дней, глупо винить ее в том, чего уже нельзя исправить. Виктория могла лишь попытаться со временем простить мать и молиться за покой ее грешной души.

И пусть Престон было трудно поверить в то, что мать ее хоть немного, но любила, она решила, во что бы то ни стало прочесть все те письма, что прятал Генри. Викки понимала своего отца и его стремление оградить дочурку от тревог и разочарований, но при всем уважении она не понимала, как он мог так безжалостно врать и скрывать подарки и письма бывшей возлюбленной. Неужели он и дома возомнил себя вершителем судеб и все решил за Ви? Имел ли он на это право? Пожалуй, нет, но то, что сделано, уже сделано - Викки остается только принять то, что всю ее жизнь отец скрывал от нее правду, а мать, умершая от рака, бросила ее ради сомнительных удовольствий. Таковы ошибки ее родителей, с которыми сама Виктория ничего не могла поделать.

Она могла лишь одно - не допускать подобных ошибок и дать своей дочери сделать выбор. Только Гвен могла решать хочет ли она общаться с настоящим отцом или нет. Однако Виктория еще до разговора с малышкой прекрасно знала ее ответ: она сама когда-то была маленькой девочкой, мечтавшей узнать о своей матери. Когда-то Гвен подрастет и все равно узнает, что Ромео никогда не был ей настоящим отцом, поэтому лучше сказать ей правду сейчас и никогда не обманывать.

- Привет, Томас. Надеюсь, я не слишком поздно? - на одном дыхании протараторила она, как только услышала мужской голос.

- Привет, - его голос звучал удивленно, - нет, я еще не ложился.

- Если ты все еще хочешь увидеть Гвен, то можешь приехать в эти выходные. Я поговорю с ней.

- В эти выходные? - не веря своему счастью, переспросил актер. - Я могу приехать в субботу? Скажем, в полдень? - он смерился со своим расписанием.

- Можешь, - Ви кивнула. - Предупреждаю, Томас, никаких конфет!

- Хорошо, - Хиддлстон рассмеялся. - Спасибо, Виктория.

- Не нужно меня благодарить: я делаю это ради Гвен.

- Я знаю. Спасибо тебе. Я позвоню в пятницу.

- Пока.

- Пока, Виктория.

Гудки в трубке стихли, Викки, довольная собой, отправилась в спальню. Сегодня было принято много трудных решений, хотелось бы думать, что верных.

Восьмое декабря обещало стать одним из самых счастливых дней в жизни Хиддлстона: сегодня он впервые увидит свою дочь. К этому он готовился всю неделю, проворачивая в голове то, как пройдет их первая встреча. По мере приближения субботы волнение все возрастало, отчего актер все больше нервничал – он даже пару раз отрепетировал приветствие для Гвен и Викки и некоторые общие фразы.

Накануне – в пятницу – во время перерыва на фотосессии актер задался самым что ни на есть важным вопросом – что подарить Гвен?

- Люк? – он обратился к своему агенту.

- Да? – откликнулся тот, не отрываясь от телефона.

- Что нравится четырехлетним девочкам? – на полном серьезе спросил Том.

Уинсдор мгновенно забыл о коммуникаторе и перевел недоуменный взгляд на своего подопечного. Оглядев его, Люк слегка кивнул, будто бы удостоверившись в адекватности актера.

- У тебя новая поклонница? – рассмеялся агент. – Ладно-ладно, - он примирительно похлопал собеседника по плечу, - я никогда не был четырехлетней девочкой, но думаю, они в восторге от пони.

- Пони? – переспросил Хиддлстон. – Где я возьму пони?

Актер мигом представил, как нелегко будет достать пони за один день, но и это казалось ерундой по сравнению с тем, где эта лошадка потом будет жить. Да и интуиция подсказывала Томасу, что Виктория не одобрит столь щедрого подарка.

- Я имел в виду игрушечных пони, Том! – ухмыльнулся публицист. – Я имел в виду Applejack, «Pinkie» Pie, Twilight Sparkle (*) и других волшебных пони.

Хиддлстон недоуменно смотрел на Люка словно тот говорил на иностранном языке. Все сказанное им звучало крайне бессмысленно и непонятно: волшебные плюшевые пони, «Pinkie» Pie, Applejack – что это вообще такое? Хотя не менее важным казался и другой вопрос – откуда Люк, взрослый и серьезный мужчина, знает о каких-то лошадках?

- Не сочти за настырность, но откуда ты знаешь о волшебных пони? – от нелепости ситуации актер рассмеялся.

- Том, - Уинсдор смотрел на подопечного как на неандертальца, - это двадцать первый век – о волшебных пони знают все.

Хиддлстон внимательно оглядел оппонента: тот был спокоен и абсолютно серьезен, а лицо его выражало недоумение – Люк не шутил. Значит, дела плохи. Видимо, волшебные пони – очередной модный продукт масс-медиа, о котором Хиддлстон ничего не знает. В другой раз этот факт не имел бы никакого значения, но сейчас – в свете встречи с дочерью – осведомленность о пони могла бы быть очень полезной.

- Что это за пони? – актер ближе придвинулся к агенту, будто боялся, что их разговор кто-то сможет послушать.

- Предупреждаю: я не специалист, - Уинсдор передал подопечному свой телефон с открытым сайтом, - «My little pony» - мультфильм о дружбе волшебных пони, пегасов и единорогов.

Час от часу не легче. Мультфильм о дружбе мифических лошадей! Кому вообще могло прийти такое в голову?

- Купи «Pinkie» Pie, - посоветовал публицист, - девочки любят розовый цвет.

Девочки любят розовый цвет. Ну, наконец-то! Первый дельный совет! Хотя идея купить любимую всеми девочками пони казалась также весьма правильной.

- Как говоришь, ее зовут? – переспросил Хиддлстон, подготовив iPhone.

- «Pinkie» Pie.

- Спасибо, Люк! Что бы я без тебя делал! – телефон с именем лошадки вернулся в карман.

- Сам не знаю, - запричитал агент. – Хватит разговоров! Съемки ждут!

На следующий день Том, прихватив цветы и розовую лошадку, ехал в метро на встречу с дочерью. Эта самая «Pinkie» Pie оказалась розовым пони с густой малиновой гривой и голубыми глазами – одним словом странное существо.

Позвонив в звонок нужной квартиры, Том в нетерпении закусил нижнюю губу, ожидая, когда даже распахнется заветная дверь. За несколько секунд он успел придумать бесчисленное количество версий, по которым встреча не состоится – звонок сломался, не тот адрес, Виктории нет дома, - но все его сомнения разом рухнули, когда в проеме двери появилась Ви.

- Привет, Томас, - пробормотала женщина, прожевав яблоко, - проходи.

- Привет, Виктория, это тебе, - он протянул ей цветы.

- Не стоило, - Ви приняла белые тюльпаны, - но спасибо, - она, протянув свободную руку, уперлась в стену, преградив ему путь. – Запомни несколько правил, Томас: никаких сладостей до обеда, никаких новостей по телевизору, после еды никаких активных игр, по дому не бегать и в мяч не играть. И главное – запомни, мы с тобой поругались и долго-долго обижались, а потом помирились и сейчас мы друзья. Ты меня понял?

Викки внимательно, но требовательно смотрела на мужчину, дав ему понять, что выполнение этих правил является строго обязательным, ну а если он не согласен, тогда ему нечего делать в этом доме.

- Понял, - Том, мягко улыбнувшись, кивнул, - никаких сладостей до еды, а после никаких подвижных игр, в доме не играть и не кричать. И мы помирились, - в последние слова мужчине и самому очень хотелось бы верить.

Ви кивнула и, опустив руку, направилась к одной из комнат: «Гвен, папа пришел».

Женщина, поставив цветы в воду, вернулась в гостиную, где Том, предоставленный сам себе, бесцельно бродил.

- Она скоро придет, - уверила Ви, сев на диван, - выбирает заколки: хочет тебе понравиться.

Том сконфуженно улыбнулся, тронутый вниманием маленькой дочки.

- Присаживайся, - она кивнула на кресло.

Ожидая, когда младшая Престон соберется, Том осторожно разглядывал старшую представительницу семьи, полулежа расположившуюся на диване. Викки явно не готовилась к сегодняшней встрече также тщательно, как и Том, она выглядела достаточно просто, но приятно в бежевых шортах, яркой голубой футболке и балетках на босу ногу. Женщина, продолжая жевать фрукт, предпочитала не замечать своего гостя, разглядывая соседнее здание и парк из окна.

- Мам! - из комнаты раздался жалобный детский голосок.

- Иду, милая, - мать грациозно поднялась с дивана.

Несколько минут актер находился в гостиной в полном одиночестве, разглядывая дипломы и награды Виктории на одной из стен.

- Вот и мы, - оповестила радостная Ви, появившись из комнаты.

В след за ней неспешно вышла маленькая девочка в голубом платье, жавшаяся к матери. Знакомство с отцом не только воодушевило Гвен на выбор платья и заколок, но и пугало ее. Ви, напротив, выглядела спокойной и веселой. Удивительно, но всего за несколько минут она полностью преобразилась, и теперь казалось, что она была действительно рада встрече с Хиддлстоном.

- Привет, Гвен, - Том опустился, чтобы было удобнее говорить с дочкой.

- Привет, - ответила испуганная малышка.

Актер внимательно наблюдал за мнущейся возле матери девочкой, полировавшей мыском обуви пол. Гвендолин осторожно выглядывала из-за ног матери и не менее тщательно осматривала гостя.

- У тебя красивое платье, - как истинный джентльмен Том сделал маленькой леди комплимент, - и заколки.

Малышка смущенно засмеялась, прикрыв рот ладошкой, в точности, как и мать.

- Я принес тебе подарок, - актер протянул коробку с пони.

Гвендолин, гонимая любопытством, покинула свое убежище и подошла к презенту, разглядывая цветастую упаковку. Получив от матери негласное разрешение, она медленно и аккуратно сняла обертку и внимательно оглядела преподнесенный ей дар.

- Дай-ка помогу, - на колени опустилась Виктория, чтобы раскрыть картонную коробку.

- Это лошадка, - уточнил Хиддлстон.

- Это пони, - поправила Гвен, кинув на отца удивленный взгляд, - Пинкамина.

- Я думал, это "Пинки" пай, - сконфуженно признался новоиспеченный отец.

- Да, - кивнула девочка, доставая из коробки расчески для пони.

Том закусил губу: он никак не мог понять происходящего. Люк ничего не говорил о какой-то там Пинкамине.

- Спасибо, - повинуясь проницательному взгляду матери, поблагодарила девочка, не переставая улыбаться.

- Нравится? - обеспокоенно спросил отец.

Гвендолин лишь энергично закивала, доставая из коробки новые принадлежности по уходу за пони.

- Гвен, покажешь папе комнату? - предложила Викки.

Девочка вновь кивнула и, подхватив пони, быстро побежала к светлой двери, за которой в ту же секунду скрылась.

- Пинкамина и "Пинки" Пай - это одно и то же (**), - скрывая смех, тихо прошептала Викки.

- Буду знать, - без лишнего энтузиазма отозвался Том.

Этот маленький инцидент немного огорчил Хиддлстона: в реальности поладить с ребенком оказалось гораздо труднее, чем он себе представлял.

- Не буду мешать, - Ви, проводив гостя до нужной двери, направилась назад, - я ушла на кухню.

Посреди просторной комнаты залитой солнечном светом стояла крайне гордая собой Гвендолин, ее зеленые глазки быстро оглядывали комнату: девочка, судя по всему, решала с чего именно начать экскурсию.

Начала она с коллекции разноцветных пони, которые оказались не только пони, но и пегасами и единорогами, а некоторые и вовсе были принцессами - да вот только Хиддлстон не видел никакой разницы. Потом Гвен показала своих любимых кукол и вкратце рассказала, чем они любят заниматься, потом малышка показала ящик с мелкими игрушками, книжную полку с детскими сказками и шкафчик с одеждой.

- Это мама рисовала, - девочка кивнула на картины рядом с книжной полкой, - и это, - указательный пальчик обвел весь периметр комнаты.

На стенах помещения красовалось сказочное королевство с замком и волшебными деревьями, в ветвях которых запутались длинные золотистые волосы, принадлежавшие молодой красивой принцессе, державшей на руках хамелеона. Рядом со златовласой девушкой стоял какой-то парень, совсем не походивший на принца, и белая лошадь с гордо поднятой головой. Принцессой явно была Рапунцель, а вот об остальных героях актер ничего сказать не мог. Зато, опираясь на созерцание росписи стен и красивой кроватки с балдахином, актер мог сказать, что его дочь не равнодушна к принцессам.

- Ты любишь рисовать? - обратился он к дочке.

- Угу, - подтвердила Гвен, протягивая листок.

На бумаге были изображены уже известные ему разноцветные пони, парящие над облаками.

- Ты хорошо рисуешь, - подметил гордый отец.

- Мама тоже так говорит, - малышка улыбнулась. - Ты умеешь играть в куклы?

- Не очень, - честно признался он, виновато улыбаясь.

- А в пони? А в принцесс? А в животных?

- Прости, я давно не играл.

Гвендолин разочарованно посмотрела на отца, словно не понимая, как это можно не уметь играть? Все вокруг умеют играть, а папа не умеет. Как это вообще возможно?

- Помогу маме,- девочка попятилась к двери.

Том лишь согласно кивнул и направился за дочерью.

- Уже наигрались? - удивленно спросила Ви, переводя недоуменный взгляд с Гвен на Тома.

- Угу, - ответила девочка. - Буду помогать маме.

- Хорошо, - быстро согласилась Престон, - сложи нарезанные овощи в эту миску. Томас, пообедаешь с нами?

- С удовольствием, - благодарная улыбка появилась на его губах. - Тебе помочь?

Женщина обернулась на его зов и удивленно оглядела, будто бы он сказал что-то неуместное.

- Нет, спасибо, - Ви рассмеялась, - насколько я помню, ты не умеешь готовить!

- Верно, - Хиддлстон рассмеялся вместе с ней, - я могу порезать картофель, - он кивнул на зеленую миску.

- Хорошо, - после недолгого раздумья протянула она, - порежь на четыре части.

Пока Том и Гвен занимались своими поручениями, сама Викки нарезала индейку на мелкие кусочки и заботливо опускала ее в пакет для запекания.

- Я все! Я все! - радостно оповестила Гвен.

- Умница, - Ви похвалила дочь, - посмотри пока телевизор.

Девочке не нужно было повторять дважды - в ту же секунду она сорвалась с места и села на ковер перед телевизором.

На экране тут же появилась одна из американских певиц со своим новым клипом, движения которого малышка небезуспешно пыталась повторить. Следующая песня была хорошо известна Гвен, поэтому она, не стесняясь зрителей, принялась танцевать и петь, как и женщина, на экране. Редкую рекламу она предпочитала передразнивать или же просто игнорировать.

- Это твое влияние, - заявила Викки, - в моей семье никто не пародировал телевизор!

- Хоть что-то ей досталось от меня, - парировал актер.

- Гвен похожа на тебя больше, чем ты думаешь, - неестественно тихо ответила женщина.

Порезав картофель на четвертинки, Том принялся наблюдать за дочерью. Теперь, когда она спокойно смотрела мультфильмы, сделать это было гораздо проще. Гвендолин была в том возрасте, когда можно было с легкостью сказать, чем именно она похожа на каждого из родителей. Светлые кудри, мелкие веснушки и форма носа однозначно достались от отца, а большие зеленые глаза, высокий лоб и черты губ - от матери, улыбалась девочка также смущенно и неохотно, как и Ви, зато смеялась громко и заливисто как Том. Одним словом, малышка взяла от родителей все самое лучшее.

- Она красивая, - улыбаясь, сказал Том.

- Знаю, - мягко отозвалась Ви.

Обед проходил в тишине и спокойствии, пока Гвен, закончив обедать первой, не задала вопрос.

- Почему ты поругался с мамой? - внезапно спросила девочка.

Теперь тишина на кухне не была спокойной, напротив, теперь она была напряженной и очень тревожной.

Том вопрошающе смотрел на Викки, ожидая от нее помощи, но та выглядела столь обескуражено, что ничего не могла сказать.

- Взрослые часто делают глупости, о которых жалеют, - придерживаясь легенды, пояснил Хиддлстон.

- И что ты сделал? - девочка не унималась.

- Я не очень хорошо поступил с твоей мамой когда-то, - он вздохнул, - и я очень об этом жалею.

Гвен, удовлетворенная отцовским ответом, уверенно кивнула и вернулась к салфетке, из которой пыталась сделать птичку. Но все внимание Тома было приковано не к дочке, а к ее матери, понурившей голову. Сегодня спустя несколько долгих месяцев ему удалось высказать Викки свое сожаление, пусть и не самыми удачными и красивыми словами.

Виктория, не поднимая головы, продолжала молчаливо ковыряться в содержимом тарелки. Она прекрасно слышала слова актера и также хорошо она слышала вину, боль и сожаление, наполнившие его голос. До этого дня Ви и слышать не хотела его напыщенных заученных извинений, позаимствованных у Шекспира, но слова, сказанные несколько мгновений назад, сумели достичь ее сердца. Эти слова были искренни и принадлежали Тому Хиддлстону, а не кому бы то ни было.

- Я помогу с посудой, - первым опомнился актер после затянувшегося молчания.

- Отлично! – тут же отозвалась Ви, - подавай мне посуду, а я буду ее загружать.

Загрузка посудомоечной машины проходила без сбоев и без эксцессов, мужчина и женщина слаженно передавали друг другу посуду и мирно помалкивали.

- Передай полотенце, пожалуйста, - попросила Ви, наживая кнопки на панели машинки.

- Держи.

Актер возник перед женщиной так неожиданно, что она испуганно подскочила и поскользнулась бы, если бы Том не удержал ее.

- Ты меня напугал, - Викки подняла на него испуганные глаза.

- Прости, - он, не ослабляя хватки, заворожено смотрел на нее.

- Просто больше так не делай, - сбивчиво попросила она, выпутавшись из кольца его рук.

- Хорошо, - обещал актер.

Они, немного сконфуженные происходящим, пытались разойтись, но в узком проходе между столом и кухонным гарнитуром это было сделать не так-то просто. Едва кто-то двигался в одну сторону, другой следовал за ним и так несколько раз.

- Ты вправо, а я – влево, - командовала Ви, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, - нет, в другое лево.

- Как скажешь, - повиновался Хиддлстон, совсем не сдерживающий себя.

- Так-то лучше! – Ви, вырвавшись из узкого прохода, достала из холодильника канистру с соком.

- Хочу спать, - пролепетала Гвен, наблюдавшая за злоключениями родителей.

- Хорошо, - тут же отозвалась ее мать, - сейчас уложу. Попрощайся с папой.

- Пока, - девочка мягко улыбнулась и помахала рукой.

- Пока, - Том опустился перед ней, - я могу прийти еще раз?

Малышка, посмотрев на мать, тут же утвердительно кивнула и зевнула.

- Я сейчас вернусь, - кинула Ви, уходя с дочкой в ее комнату, - подожди меня.

Через десять минут Виктория, как и обещала, вернулась в комнату.

- Я провожу тебя.

- Спасибо, Виктория, - тихо сказал он, - встреча с Гвен много значит для меня.

- Я не для тебя старалась, - устало сказала женщина, - я сделала это ради Гвен.

- Я знаю, - согласился он. – Спасибо тебе, ты дала мне шанс.

- Постарайся использовать его с умом, Томас, - Ви перешла на шепот, - у тебя нет права на ошибку: я не позволю тебе обидеть Гвен.

- Не обижу, - уверил он. – Спасибо за обед. До встречи.

- Всегда пожалуйста, - Ви распахнула дверь. – Пока.

После столь ответственного дня оба родителя свободно выдохнули. Виктория была рада тому, что еще какое-то время Хиддлстон не появится в ее жизни – и ей не придется разыгрывать перед дочерью спектакль всеобщего благополучия. Этот короткий день полностью вымотал ее: постоянно контролировать свои слова и поведение было жутко нелегко, хоть и необходимо, а поводов сорваться было достаточно. Ви несколько десятков раз хотела попросить Хиддлстона перестать быть таким идеальным, правильным и возвышенным рядом с дочерью, которая никак не могла оценить такой вежливой, но сложной манеры общения. Том так и не научился быть собой и женщину это удручало.

Для актера этот день так же был важен: встреча с дочерью указала ему на то, что он был совершенно не готов к роли папы, зато был готов учиться быть хорошим отцом для своей дочери. Хиддлстон был готов пересмотреть хоть все серии мультфильма о пони, научиться их различать, посмотреть все мультфильмы последних лет, прочесть все детские книги и заново научиться играть – все это лишь для того, чтобы Гвендолин была счастлива. Также Том же испытал немалое облегчение, почувствовав, что до Викки можно достучаться.