1660 год

4298 Words
Раньше Софья думала, что знает о боли — все. Ан нет. Эта боль была какой-то особенно жестокой. Было полное ощущение, что каждую клеточку тела протыкают раскаленной иголкой, а потом еще солью посыпают. Бо-о-о-о-ольно….. Не выдержав, Софья взвыла волчицей. Увы… взвыла бы. Горло пересохло, и из него вырвался то ли писк, то ли хрип.  На лоб легла чья-то ласковая рука.  — Тише, тише, Сонюшка, вот, испей… Губ коснулся краешек какой-то посуды, и Софья сделала пару глотков… чего? На воду это было не похоже. Что-то густое, сладковатое, странного вкуса… Боль чуть-чуть попустила. Теперь все воспринималось иначе. Ощущения были, словно все тело отлежала. Разом. Софья вдохнула. Выдохнула. Потом еще раз и еще… стало чуть спокойнее. Женщина сидела рядом и пока молчала. Вдалеке слышались какие-то шумы — пока Софья не старалась их разобрать. Она вспоминала. Что последнее она помнила? Звезды. Темнота. Боль. Негусто, однако. А предпоследнее? А вот это вспоминалось четко. Компания придурков, церковь, алтарь… наверное, ее спасли. А почему так больно? И кто с ней разговаривает? И откуда были звезды? Хотя ответ прост. Наверняка, она либо чего-то нанюхалась, либо получила галлюциноген иным путем — сейчас такие методы есть, что и не заметишь, а наркоманом станешь. А болевые ощущения… ну а что тут удивительного? Вот, если бы их не было, было бы странно. Вас бы в шестьдесят… ладно, пятьдесят с хвостиком так потрепали — что бы вы ощущали? Явно не восторг. Софья попробовала открыть глаза. Получилось. А в следующий миг она впала в шок. Вот что она могла ожидать? Правильно — палату реанимации, на худой конец, приличную больницу. С беленым потолком, капельницей и медсестрой. Вместо этого… Софья никогда не была во дворце. Даже посещения родными Эрмитажа и Кремля проходили без нее — неинтересно, некогда, неохота. Но сейчас… Она лежала в небольшой комнатке, полутемной и тесноватой. Обитые чем-то красно-золотым стены, расписной потолок, на котором были изображены солнце и что-то еще непонятное, окна забранные цветным стеклом, иконы в углу с лампадкой перед ними, сильный запах ладана… Господи… Софья перевела взгляд поближе. Как называется это… в чем она лежит? Если кровать — то подозрительно маленькая, и качается почему-то? Рядом с кроватью сидит женщина в наряде, который вызывал у Софьи ассоциации с Пушкинскими сказками — там когда-то она видела похожие одежды. И под конец взгляд Софьи опустился до нее самой. Тело под периной определенно принадлежало девочке лет трех-четырех, не больше. Измученный мозг не выдержал слишком крутых поворотов реальности. Софья мягко ушла обратно в глубокий обморок.     ***   Второй раз она очнулась, когда было темно. И теперь уже орать не стала. Лежала, думала, благо, тело хоть и ощущалось не своим, онемелым, но сильно уже не болело, так что можно было стиснуть зубы и перетерпеть. Софья смотрела в темноту и думала. Согласно женской логике, либо она переселилась в другое тело — либо не переселилась. Что говорит в пользу первого предположения? Боль. Это определенно. Если б у нее так в реальности болело… хотя может и болит — в реальности, в реанимации? А тут она просто глюки ловит? Ой ли… Софья себя знала. Она даже исторических романов не читала, предпочитая отвлекаться детективами. А тут вдруг такие подробности из жизни неясно пока кого? Верилось с трудом. Разум человека может выдать только то, что в нем уже было. Если ты в жизни не видел, допустим, Эрмитажа, так тебя ни в каких галлюцинациях на его посещение и не проймет. Ты просто его не знаешь… Логично? Вроде бы логично. Но галлюцинации отметать нельзя. И все же… Можно обмануть зрение и слух. Можно. Но обоняние? Осязание? Вкусовые ощущения? Откуда? Хотя, что она знает о человеческом мозге? Ее собственный разум разрушается опухолью. Вполне допускается гипотеза, что разрушение какой-то группы клеток и вызвало эту картину. Возможно что и так. А как она будет действовать? Глупый вопрос. Жить она будет, просто — жить! И по полной программе получать от этого удовольствие! Что тут можно еще сделать? Просто принять, как аксиому две истины. Если это бред — надо получить побольше радостей, пока не сдохнет. Если реальность — а время в этом убедиться еще будет, тем более надо жить на полную катушку. Если те идиоты подарили ей вторую жизнь, то глупо выбрасывать подарок в унитаз. Что в этой жизни делать, она еще определится. Возможно, в новой жизни она опять станет строителем. Или выйдет замуж? Или найдет себе еще какое-нибудь занятие. Или… да вариантов масса. Судя по внешности, этому телу года три… ну или чуть больше? Может, и так. Вся жизнь впереди, только радуйся. Хм-м… А вот радоваться рановато. Штирлицу определенно было легче, а вот ты, Сонька, пока об этом теле ничего не знаешь. Хотя нет… «Сонюшка, вот, испей»… Тело зовут Софья. Это хорошо, на имени уже не спалимся. А вот что осталось в мозгу после подселения? Если так прикинуть — душа исчезнуть может, а вот память? Человеческий мозг — это ведь как кассета. Могли эту полностью потереть перед ее заселением? А кто ж его знает… Проверить это можно было только опытным путем. Софья лежала и пыталась вспомнить хоть что-то. Получалось откровенно плохо. Нет, свою-то жизнь она помнила, как никогда ярко. Вспоминалось все. Вплоть до школьных уроков ненавистной литературы. Даже стихи, которые она тогда учила, вспоминались объемно и ярко. А вот из воспоминаний девочки Сонюшки… Выплывали лица, имена, шепотки… Когда виски начало не по-детски ломить, Софья плюнула (мысленно) и бросила это гиблое занятие. К чертям свинячьим! Что вы хотите от ребенка до пяти лет? Имя бы свое вспомнил — и то слава богу! Есть, конечно, исключения, вундеркинды и прочие радости жизни, но приютившая ее душу девочка, похоже, к таковым не относилась. Софья лежала и составляла план действий. Первым делом надо узнать, где она, какое у нее положение. Потом все возможное о своих родных. Ну а дальше… Сложно планировать, когда ничего не знаешь. Сначала выздоровеем, а там по обстоятельствам. С этим лозунгом Софья и заснула. И ей снились красивые цветные сны.     ***   Нас утро встречает прохладой, нам свежестью веет река… Песню Софья помнила. Но в реальности все обстояло иначе. Утро ее встретило болью во всем теле, к тому же ей просто захотелось в туалет, и она заворочалась, пискнула...  — Сонюшка… Над Софьей склонилась та же женщина, что и в прошлый раз. Но если тогда было не до удовлетворения любопытства, то сейчас Софья могла здраво рассуждать. Девочка рассматривала ее внимательным серьезным взглядом. Так… одета достаточно богато, хотя пока и неясно, что именно на ней, этакая капуста — сто одежек. Голова покрыта, волос не видно. Лицо умное, живое, темные глаза смотрят ласково… кто бы эта женщина ни была — она явно хорошо относится к девочке. Возраст… от тридцати до сорока пяти. Есть морщины, нету части зубов… хотя хорошие стоматологи и в двадцать первом веке — редкость. А уж раньше-то… Зато лицо набелено чем-то типа известки (мел? белила?) и нарумянено в нужных местах. Брови явно подчернены. А еще… Это было не воспоминание Софьи, нет. Скорее ощущение. Эту женщину хотелось обнять, прижаться, потереться щекой, она ассоциировалась с любовью, заботой, теплом. Мать? Вариантов масса: тетка, нянька, бабушка… а ошибиться и нельзя. Так что никаких обращений… милый Штирлиц, как я тебя понимаю…  — Больно… То есть сказать хотелось именно это слово, а получилось «бо-но…». Невнятно, но главное — дошло. Софья впервые попробовала свой голос и едва не чертыхнулась. Половина букв не выговаривается, во рту словно каша… логопеда мне! И упражнения!  — Опамятовалась, красавица моя? — женщина расплылась в улыбке. — Слава боженьке нашему, а мы-то уж молились, молились за тебя, матушка твоя вечор заходила… Ага. Значит, точно не мать. Уже легче. А кто? Она говорила, а руки тем временем подхватывали девочку, усаживали ее на горшок —  изукрашенный так, что даже обидно было в него дела делать — гладили по волосам… Из мягкого, «окающего» потока речи Софья вылавливала крупицы ценных сведений. Несколько дней назад девочка свалилась с горячкой. Кормилицу позвали за ней ухаживать. Доктора уверяли, что девочка выживет, но позавчера ей стало неожиданно худо. Лежала, как мертвая и даже не пищала… матушка пришла, хотела попрощаться с девочкой, но поскольку она была в тягости, ее к ребенку не пустили. Не дай Бог, на нерожденного перекинется. Тут Софья опустила ресницы, соглашаясь со своими мыслями. Действительно, краснуха была бы не в тему. Дети-то ей болеют, а вот беременным женщинам лучше не… Был батюшка, хотел соборовать и причастить ребенка. Но девочка все дышала и дышала, так что начинать он не решился, а ночью Софья пришла в себя и даже кисельку попила... Одним словом, умирание откладывалось. А сегодня с утра девочка пришла в себя и по этому поводу все очень рады. В радость Софья откровенно не поверила, за отсутствием радующихся. Что-то никто тут с воплями «УРА!!! Она выжила!!!» не бегал и чепчики в воздух не бросал. А и не надо, мы не гордые, но и бедными не будем. Дайте время и знания… Софья закончила свои дела и попросила покушать. Хоть бы и кисельку… Женщина, растрогавшись, унеслась за дверь, а девочка… да-да, именно девочка, кое-как откинула одеяло и оглядела себя. Ребенок и ребенок, что тут скажешь? Косица системы «крысиный хвост» из невыразительно темных волос, ручки-веточки, ножки-палочки. Все. Шрамов, вроде как нет, но под одеялом она лежит в рубашке. Кстати — ткань явно дорогая. И с вышивкой, даже чуть с золотыми нитями. Явно она тут не последняя личность. Или… Мысли упорно не складывались. Она из небедной семьи, но незаметно, чтобы вокруг нее народ суетился. Нет, пока еще рано делать выводы, вот соберет информации побольше… В комнату вошла девушка — и внимание Софьи сосредоточилось уже на ней. Одета… кажется, это рубаха и сверху сарафан. Только красивый, вышитый, коса толстенная, в руку… А в руках поднос с посудой. И если Софье не отказали глаза — никакой нержавейки и никеля. Дерево, серебро… все красивое, с любовью сделанное. Девушка подошла и принялась умело кормить ребенка с ложечки. Кстати — ложка была очень красивая, костяная, но слишком крупная… чайных ложечек тут нету, что ли? К концу кормления вернулась и первая женщина, с богато расшитым полотенцем, которым вытерла девочке рот и лицо. После стакана киселя детское тело потянуло в сон — и Софья свернулась клубочком, отпихнув в сторону мешавшую подушку и неразборчиво пробормотав няньке:  — Скаську… Нянька поняла и принялась нудить что-то из жития святых, про какую-то тетку, которую то ли зарезали, то ли сожгли… Софье было все равно. Главным было другое. Разговор, слова, обороты… Она старалась впитать сколько успеет, прежде чем провалилась в сон. И последней мыслью было: «надо учиться говорить по-местному, иначе спалюсь, как туалетная бумага в камине».     ***   Следующие три дня Софья активно выполняла свою программу. Училась, училась и еще раз училась. Тело девочки выздоравливало достаточно медленно — и многого она сделать не могла. Легко ли быть взрослой в теле трехлетки? Отнюдь. Хочешь ты многое, а вот можешь… да ничего ты почти не можешь! Ничего! Даже мелкая моторика пальцев пока еще недостаточно развита, чтобы одеться. Пришлось Софье хитрить. Отсылать няньку за едой и тренировать пальцы, потом выбираться из постели, делать хоть какие-то упражнения… такое ощущение, что ребенка вообще физически не развивали. Растет — и ладно! Жуть! Тело так быстро уставало, что день Софьи сократился до трех-четырех часов, остальное время она попросту спала. А пока не спала, обследовала свою комнату. Познакомилась поближе с доброй теткой. Это оказалась ее кормилица, Марфа. Софья называла ее то Мафа, то Мася, но тетку это не расстраивало. Лишь бы ребенок был жив здоров. А уж это Софья готова была ей гарантировать. Еще выяснилось, что сейчас сентябрь месяц и у нее недавно были именины. Семнадцатого числа. А спустя пять дней она и слегла. А еще —  что матушка, тетушки и сестрички молятся за ее здоровье. Кстати — самой Софье тоже пришлось молиться. Причем каждый день и по нескольку раз. Женщина тут же отметила в уме, что место это религиозное, но молитвы твердила как попугай Кеша. Незнание законов не освобождает от ответственности, а вот знание — как раз наоборот. Будешь обладать знанием — выкрутишься при любых властях и любой погоде. Кодексы, конечно, ребенку никто не даст, но вот молитвенник… «Псалтырь». Эта книга появилась в покоях Софьи через день после выздоровления и девочка сразу же потянула к ней руки.  — Осю… То есть — хочу. Разумеется, книга была предоставлена. Кстати, судя по изукрашенному переплету — одного жемчуга было не меньше, чем на три тысячи долларов, а еще тонко выделанная кожа, золотые уголки, голубые камушки… Явно дорогая игрушка. И то, что ее так легко дают ребенку, который может и порвать, и что угодно сделать… Но — не стоило с самого начала так поступать с ценной вещью. Софья открыла книгу — и уставилась в нее, как баран на новые ворота. И игры в этом почти не было. Кто не верит — открываем книгу на старославянском и читаем от всей души. Бегло так, весело, живенько… одно написание букв доставило Софье несколько часов жестокой головной боли. Но постепенно глаз приноровился выхватывать из нелепицы отдельные буквы, составлять из них слова, а там и складывать их в нечто осмысленное. Перевод пока удавался не очень, но смиряться девочка не собиралась. На самом деле между фразами: «К сублизингу применимо общее правило о субаренде, согласно которому арендатор вправе возобновлять договор субаренды в пределах срока аренды без дополнительного разрешения арендодателя, если последний дал согласие на субаренду, но не оговорил ее предельного срока» и «сесвята́я Тро́ице, Бо́же и Соде́телю всего́ ми́ра, поспеши́ и напра́ви се́рдце мое́, нача́ти с ра́зумом и конча́ти де́лы благи́ми богодухнове́нныя сия́ кни́ги, я́же Святы́й Дух усты́ Дави́довы отры́гну, и́хже ны́не хощу́ глаго́лати аз, недосто́йный, разуме́я же свое́ неве́жество, припа́дая молю́ся Ти, и е́же от Тебе́ по́мощи прося́»* имеют много общего. Сначала это может казаться бредом, но потом смысл таки находится. И часто затраченное время впоследствии окупается трижды. * У автора под рукой есть текст на старославянском языке, но приводить его здесь просто не имею возможности, т.к. часть использованных там знаков не имеет аналогов на клавиатуре. Поэтому взят наиболее приближенный аналог. Прим. авт. А еще Софья старалась успокоиться. И это было совсем не лишним. Легко сказать — я взрослый человек в теле трехлетнего ребенка. Да-да, трехлетнего, теперь Софья это знала, нянька пару раз упомянула ее третьи именины. А вот жить? Говорить внятно ты не можешь. И половину звуков просто не выговариваешь. Моторика пока еще как следует не развита. Да и вообще, судя по усталости, девочка активного образа жизни не вела. Не мышцы, а сопли. Кисель. И это нужно было срочно исправлять. За второй шанс спасибочки, но ведь такое тело болеть будет не переставая. А этим Софья была уже сыта по горло. Кроме того иногда накатывали дикие головные боли,  от которых девочка просто лежала в своей кровати и плакала. Ощущение было такое,  словно голову гвоздями пробивали со всех сторон. И не пожалуешься толком. Почему так? Мысль у Софьи была. Разум взрослого, подсаженный в тело трехлетней малышки,  пытался развивать привычную активность, а ребенок-то пока к этому не привык! Можно поставить мотор от «ягуара» на «Запорожец», но привыкать к такому «миксу» придется долго. Ничего,  она справится. Всегда справлялась. А еще есть привычки, вкусы,  характер. Когда последние тридцать лет ты командуешь людьми, тебя слушаются беспрекословно, твои приказы выполняются, стоит только пискнуть — ты к этому очень быстро привыкаешь. А сейчас твое мнение никого не интересует. Ты — просто живая кукла. Тебя любят, заботятся, тетешкают, тискают, выполняют твои желания в меру разумения — но и только. А вот серьезно слушаться… Софья быстро поняла, что единственный доступный ей метод воздействия сейчас — слезы. Не истерика, нет. Истеричных детей в любые времена сначала шлепают, а потом слушают. А вот именно, что тихие горькие слезы… Кстати — это тоже был плюс и немалый — у этого тела получалось красиво плакать. Раньше Софья в жизни не рыдала еще и потому, что чревато было долгими последствиями. Опухало лицо, надолго краснели глаза, в носу зверски хлюпало еще сутки… В этом теле так не было. И можно плакать вволю, когда ничего не распухает, только слезинки бегут по щекам. И Софья уже этим пару раз воспользовалась — когда требовала псалтырь и когда нянька застала ее прыгающей на месте и попыталась уложить. Тогда Софья отвоевала себе свернутый в жгут платок — на скакалку — и продолжила занятия. И еще через пару часов, снова и снова. Пока еще плана у нее не было. А что можно планировать из таких мелочей, которые прорываются? Хотя пару раз… Царь-батюшка твой на охоту поехал, царица, матушка глаза проглядела, ожидаючи, в тягости она, сынка родить мечтает… Интересно, у этой девочки правда отец — царь? Выкристаллизовывалось много интересного. Первое — она в России. Или на Руси, один черт. Второе — она достаточно высоко на иерархической лестнице. Если и правда — царевна. Хоть гусей пасти не придется. Третье — информации катастрофически мало, а выкачать ее сложно, в основном из-за сопливого возраста реципиента. Сомневаетесь? Попробуйте придумать ситуацию, в которой вы серьезно и вдумчиво объясняете трехлетнему ребенку политику партии и правительства, о курсе доллара поговорите, да серьезно так, вдумчиво… Не получается? А вдруг поймет? То-то и оно. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но пока говорить не научишься, всерьез тебя не примут, да и потом помолчать придется. Судя по языку, по одежде, по письменности — Софья сейчас была где-то глубоко в русской истории. Уж точно до европейского платья, то есть — до Петра. А как тут будут объяснять неожиданную гениальность ребенка? Вариантов два. Или дьявол — или Бог. И лучше второе. Вот если откровение снизошло или Богородица чихнула… А если нет? Инквизиция, которая вроде как сжигала всех или топила?* Или просто в монастырь запрут? Ни тот, ни другой вариант Софью не устраивал. * Автор знает об отсутствии инквизиции на Руси. Не знает Софья, которая забила гвоздь на историю родной страны класса с третьего, т.е. абсолютно. Прим. авт. Значит нужно бойко и смело тараторить молитвы. В любой момент и при любой погоде. Учим, девочка, учим, а заодно пытаемся не рехнуться с тоски в условиях жесточайшего информационного голода, пока сидим в карантине.   ***   Интересное случилось на четвертый день. В комнату вошла женщина лет тридцати пяти — сорока, богато одетая — поверх того же сарафана, который был явно сшит из более дорогой ткани, чем у Марфы, на ней было нечто вроде длинного красного… Софья даже не знала, как обозвать эту одежду. Потом она уже узнала, что это опашень и душегрея, потом. А пока она просто впитывала весь облик женщины. Явно напоказ богатые здоровущие пуговицы, закрытые волосы, белый платок, круглая шапка на голове, расшитая чем-то вроде жемчуга и отороченная мехом, длинная одежда… А еще лицо, набеленное и нарумяненное так, что Марфа показалась недокрашенной. Косметикой тут явно не пренебрегали. Темные глаза женщины смотрели пристально, накрашенные губы ласково улыбались, но Софья чувствовала под этим что-то… гниловатое. Как будто под зеленым лужком скрывалась глубокая трясина, и не самая лучшая при этом. Ну и возраст. Женщина была явно старше Марфы и смотрела на ту сверху вниз. Поздоровалась, даже чуть поклонилась — Софье, не Марфе. Девочка не преминула отметить этот нюанс, но сама кланяться не стала. Она — ребенок это первое, она не знает надо или нет — это второе. Если она царевна, то вроде как кланяться не должна, нет? Да и тетка бы поправила, так что Софья булькнула нечто вроде «Дасть!», в переводе на русский — здрасьте и опять уткнулась в Псалтырь. Марфа тоже поклонилась, только низко. Тетка оглядела няньку с ног до головы, выдержала паузу и заговорила. Софья тут же насторожила ушки и принялась впитывать, с грустью отмечая, что говорить ей пока еще рано. Филолог бы отметил многое. Обороты, построение предложений, фразеологизмы, неологизмы и прочие «измы». Софья же выделила для себя главное. Плавность и темп. В бытность свою бизнес-леди, Софья говорила абсолютно по-другому. Какие там красивости? Какие там перекаты? Какие там «вокруг» да «около»? Двадцать первый век бешено ускорил темп жизни и темп речи подстроился под него. «Эй ты, шевелись, подними з*д, какого ты икса тут делаешь… ЖИВО!!!»…  Если сейчас Софья заговорила бы, как привыкла… Были, были в состоянии трехлетки и свои плюсы. С ребенка даже лет пяти-шести можно бы уже спрашивать, требовать, а вот с нее взятки гладки. «Не зня-я-я-я, я иссё ма-а-а-а-енькая…». Какие претензии? Но прислушиваться Софья не забывала. Вежливость первое оружие вора? А информация — первое оружие любого бизнесмена.     ***   Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская была довольна. Царевна Софья выздоравливала, медленно, но уверенно. И это было хорошо. Да, царевна — не царевич, но к чему царице лишние переживания сейчас, когда она в тягости? И так царь-батюшка на нее чуть сердит… Наследника долго родить не могла, был царевич Дмитрий, да помер, годика малышу еще не сравнялось. А потом начала рожать, да все дочерей. Пока царевича Алексея родила — двух девок принесла, да потом еще двух. Сейчас опять в тягости и бабки сказывают, что мальчик должен быть, да только Анне это сомнительно. Мальчики, они от крепкой мужской любви рождаются, а откуда тут взяться любви-то этой? Чай, всем известно, любил Алексей Михайлович девицу, да только не ту, на которой женился. Приглянулась ему Ефимия Всеволжская, дочь помещика Федора. И хороша собой девица была чрезвычайно. Глаза — что васильки, коса — сноп золотой, да вот не приглянулась она царскому воспитателю, всесильному тогда боярину Борису Морозову. Приказал он так затянуть бедной девушке косу, что та упала прямо перед женихом, обвинил в падучей болезни и сослал бедняжку от двора. Уж года три, как умерла она. Царь был безутешен несколько дней, но потом хитрый воспитатель нашел, как его развеять. А там и взошла в верхние хоромы дочь боярина Милославского — Мария Ильинична. Всем хороша — и бела, и румяна, и умна, да вот только не любил ее молодой царь. Вот и не рождались у них дети. А еще шептались в тереме, что знает царица про свой грех перед Ефимией, замаливает его усердно, да только не простила ее оболганная красавица. За боль ее, за муки, будет рожать царица одних девок, недаром в год смерти Ефимии родилась у царицы дочь — царевна Софья. Слухи ходили, что молилась тогда царица, и если бы родился мальчик, знала бы — простили ее. Ан нет. Родилась царевна Софья — и за то царица любила ее меньше прочих детей. За свои разбитые надежды. А ведь известно же, что на чужой беде своей радости не построишь… Вот и когда девочка упала в горячке, ухаживала за ней только кормилица, да постельница Груня. Но, кажется, девочка выправляется, а это хорошо. Царь-батюшка, хоть и милостив, но деточек своих любит и ежели покажется ему, что недоглядели за доченькой — лучше бы тут на свет и не родиться. Хорошо, если со двора сгонят, а могут ведь и в монастырь сослать, и вся семья в немилость впадет… Подробно расспросив кормилицу, что да как с девочкой, княгиня решила, что лучше бы продержать малышку еще дней пять в комнате. Мало ли что. Попробовала погладить Софьюшку по головке, но малышка увернулась и топнула ножкой.  — Неть! Княгиня так и ахнула. Протянула руку, взять девочку за ручку, но удостоилась еще одного злого:  — Неть! Кормилица, тоже слегка ошалевшая, опомнилась и быстренько заслонила девочку, объясняя, что Софьюшка, чай, устала, и вообще, спать ей пора, так что… Княгиня хмыкнула, подозревая кормилицу в самом худшем — а именно, в настраивании против нее царского чадушка, но задерживаться не стала и вышла вон. А кормилице на миг показалось, что Софьюшка смотрит княгине вслед острым нехорошим взглядом… Да нет, глупости все это. Какой там взгляд у трехлетнего ребенка? Свет так блеснул, вот и почудилось… И Марфа захлопотала вокруг своей девочки. Софьюшка принимала все заботы с улыбкой, даже пыталась благодарить… Да, видно, почудилось. Просто дети ведь чуют, кто любит их, кто не любит… вот и не пошла малышка к княгине. Бывает такое…    ***   Софья понимала, что зря так поступает, но и поделать с собой ничего не могла. Детская реакция была однозначной — тетя хорошая. А вот реакция самой Софьи… нет, тут все было не так просто. Было в княгине второе и третье дно, было… и иметь с ней дело не хотелось. Во всяком случае, подпускать близко к себе. Не всегда хорош тот, кто угощает вас плюшками. Княгиня явно завоевывала детские симпатии, а вот с какой целью она это делала? Чтобы остаться при дворе? Что-то получить для себя? Протолкнуть какую-то идею? Неизвестно…. И пока известно не станет — лучше с теткой не связываться. Если бы Софья знала про данайцев, дары приносящих, она бы употребила эту фразу. Но с классикой она также не дружила. А вот Марфа… женщина явно была привязана к Сонечке. И ухаживала за ней со всей душой. Если бы получилось ее оставить при себе личной прислугой? И ту девочку, которая помогала ей ухаживать? Надо бы подумать. Софья отлично знала, что любое дело начинается с двух вещей. Идеи и команды. И если первой у нее еще не было, то вторую она уже начинала подбирать. Свои люди пригодятся везде, чем бы она ни занялась. А она займется, в этом сомнений у Софьи не было, но пока пришлось провести взаперти еще пять дней. Молиться и листать Псалтырь, привыкая к незнакомым буквам и удивляя Марфу своим бережным отношением к священной книге. Заниматься физкультурой и слушать сказки, раскручивая Марфу на рассказы о батюшке и матушке. И собирать информацию. А еще — сожалеть, что ничего не знает по истории родной страны. Так, что-то намоталось по дороге, но мало, мало, мало!!! И радоваться, что она «жаворонок». Будь она «совой» — давно бы загнулась от такого режима. Кто не верит — пусть попробует вставать с первыми петухами и ложиться с закатом. Керосина тут еще не изобрели, а портить зрение при свечах Софья не собиралась. До ближайших окулистов было невесть сколько лет, так что придется себя беречь. А именно — глаза, зубы, волосы, кожу… В этот раз Софья намеревалась жить и радоваться жизни. И лучше начинать следить за собой с детства.  
Free reading for new users
Scan code to download app
Facebookexpand_more
  • author-avatar
    Writer
  • chap_listContents
  • likeADD