Два лика Луны

18.СТАС & НИКОЛЬСКАЯ

В тот день она очень устала и возвращалась домой не в самом лучшем расположении духа. Подойдя к двери квартиры, она не стала открывать  сумочку и доставать ключ. Даже на это элементарное действие у нее уже  не хватало сил. А Стас был дома, она это определила  по звукам, доносившимся из квартиры. Стас, как обычно музицировал, как любил он называть свою игру на саксофоне. Хотя Никольская считала его занятие сущим баловством, но, щадя самолюбие  своего мужчины,   предпочитала свое мнение не озвучивать. Никольская долго ждала под дверью, никто так ей и не открыл. Он, конечно, не слышал, догадалась она и полезла за ключом.

 Когда она вошла, Стас на несколько секунд  прекратил игру и внимательно посмотрел на Никольскую.

- Дорогая, ты что-то неважно выглядишь. Я бы охарактеризовал твою палитру, как серую с маленькими красными вкраплениями.  – После этих слов он отвернулся от нее и возобновил игру.

-А с чего мне цвести, я работаю, как каторжная.- Никольская скинула туфли, и устало опустилась на табуретку у стены.  Ступни после узкой обуви ныли. Ей  хотелось лечь и закинуть ноги на спинку кровати. Но надо было идти на кухню и что-то приготовить поесть. Стас ведь никогда этим не занимался.  Она знала, что дома ее не ждет не то что горячий ужин, а даже стакана чая для нее не найдется. Поэтому она рассчитывала передохнуть пару минут прямо здесь в прихожей и потом прямиком к плите.

 Стас снова покосился на нее.

-Тебе надо больше отдыхать,- проявил он неожиданную заботу о ней.

-Тогда нам нечего будет есть, - громко крикнула Никольская, стараясь перекричать  звуки мелодии

-Ты преувеличиваешь. – Стас самозабвенно  прикрыл глаза. -С голоду мы никогда не умрем, а вот от работы даже кони дохнут. А ты, я  точно знаю, не лошадь. Много раз проверял.

- Избавь меня от своих пошлостей, – снова прокричала  Никольская. - И пойми, наконец, мне нужно не просто элементарно поесть, мне еще нужно много чего. Я актриса. Я бываю в свете, не могу же я появляться на людях в одном и том же платье и поношенных туфлях. Ты можешь не играть, когда я с тобой разговариваю!

Стас отложил саксофон в сторону.

- Ты слишком зависишь от мнения других людей, а большая часть из них полное дерьмо. Стоит ли ради них так надрываться. Расслабься, живи легко и наслаждайся этой легкостью в жизни. Ведь она так быстротечна, оглянуться не успеешь, как тебе уже ничего не надо будет. Так что лови момент, живи сегодняшним днем и не думай о том, что будет завтра. Пусть день завтрашний сам о себе заботится.- Стас подошел к Никольской, присел на корточки и стал разминать ее усталые ноги.

 Никольская  с благодарностью посмотрела на него.

- Я не могу наслаждаться жизнью в этой крошечной квартирке, - произнесла она. - Мне нужен простор, а как я его получу, если я буду бить баклуши.

-Зачем тебе лишние метры, чтобы целыми днями протирать в них пыль?

 -Не только.

-Для чего же еще? – Стас продолжал массировать ее ноги, как заправский массажист.

- Ну, у нас же тесно!- Никольской казалось странным, что такому молодому мужчине все равно, в какой обстановке жить. Он же не старик.

-Для нас двоих вполне достаточно.- Стас отпустил ее ноги и вернулся к саксофону. Он взял несколько нот, намереваясь продолжить музицировать. На лице его появилось выражение блаженства. Никольская смотрела на его полностью умиротворенное лицо и понимала, что сейчас, пока он в таком состоянии можно попробовать сказать ему о своем желании, которое она давно вынашивала.

-Стас, я давно хотела тебе сказать….  Он не откликнулся, продолжая извлекать из инструмента все новые и новые звуки.

-Я очень хочу ребенка.- Никольская  повысила голос, чтобы быть услышанной. Стас не откликнулся. Глаза его были закрыты, на лице блуждала блаженная улыбка. Никольская встала и решительно прошла к нему.  Медленно  и громко повторила: - Стас, я очень хочу ребенка.

 Стас открыл глаза и с удивлением посмотрел на нее.

- Ребенка?  Ты же мне сама говорила, что не можешь иметь детей,- не отрывая от  губ инструмента, произнес он.

-Не могу, но мы  можем взять ребеночка из детского дома.

От неожиданности Стас разжал руки. Саксофон упал на пол, произведя неимоверный шум.

-Ты с ума сошла. Какой ребенок! – закричал он и кинулся подбирать  упавший инструмент.

- Наш ребенок, твой и мой. Ты только представь, как изменится наша жизнь, если у нас в доме  появится крошечное маленькое существо, требующее нашей любви и заботы.

Стас скорчил недовольную гримасу.

- А я, по-твоему, в этой любви и заботе не нуждаюсь?

-Моей любви хватит на вас обоих, - вдохновенно произнесла Никольская.  - Даже, если бы мы усыновили двоих детей, то и тогда никто бы не почувствовал ее дефицита.

-Что? – Стас округлил глаза. - О каких двоих детях ты говоришь. Ты хочешь развести тут питомник. Ты ведь шутишь, да?

-Такими вещами не шутят,- серьезно произнесла Никольская.

До Стаса, наконец, дошел окончательный смысл сказанного.  Противный неприятный холодок пополз по спине.

-Ну, Юленька, зачем нам кто-то еще, – заскулил он. - Ведь нам так хорошо вдвоем.

-А втроем будет еще лучше, - отрезала Никольская.

-Нет, этот ребенок отнимет тебя у меня.

-Ты эгоист, Стас. Ты думаешь только о себе, а на меня тебе наплевать.

-Это неправда. Я не хочу, чтобы этот ребенок вытянул из тебя все жилы. Ты и так много работаешь, когда тебе еще заниматься ребенком?- Он ласково заглядывал ей в глаза, надеясь увидеть в них хоть каплю сомнений. Но Никольская была непреклонна.

-Но ведь ты мне поможешь?- спросила она его.

Взгляд Стаса мгновенно стал равнодушным.

- А вот на это можешь не рассчитывать. У меня своих дел полно.- Он взял в руки саксофон и вытянул губы трубочкой, приготовившись извлечь из  инструмента очередную партию звуков.

-Каких дел?- спросила  Никольская, с отчаяньем наблюдая за ним, остро ощущая, что поддержки от него нет и, скорее всего, никогда не будет.

-Я должен совершенствовать свою игру на саксофоне, я без этого жить не могу. Когда-нибудь мир признает меня лучшим саксофонистом. И ты будешь гордиться мной.  – Стас прикрыл глаза и стал самозабвенно наигрывать  одну из своих любимых мелодий. Никольская заткнула уши и выбежала вон.

 Даже сейчас, спустя много лет, она  прекрасно помнит, в какую глубину отчаяния она погрузилась тогда. Никольская  понимала, что рядом с ней совершенно чужой человек.  В очередной раз она осталась одна. Хоть рядом кто-то и мельтешил, но суть от этого не менялась.