Два лика Луны

17.НОСОВ & НИКОЛЬСКАЯ

 Никольская ждала Носова. Они заранее обговорили день и час его визита, но он в первый раз не явился вовремя. Обычно он был строго пунктуален и появлялся на пороге ее квартиры с точностью до минуты. Но сегодня этого не произошло, и Никольская забеспокоилась. Она с нетерпением посматривала на часы, а он все не шел. Никольская поймала себя на мысли, что страшно огорчится, если сегодня ей не удастся  рассказать  ничего из  своей жизни.

Это желание ей это казалось странным. Ведь долгие годы она и не помышляла ни о чем таком. Даже более того, была уверена в том, что ни одна подробность ее настоящей и прошло  жизни никогда не просочиться в мир  за пределы ее памяти. И только теперь, когда она начала это делать, осознала, насколько тяжела ноша  прошлого, насколько полезно для души избавляться от  этого непомерного груза хотя бы понемногу, хотя бы  маленькими частями. И сейчас она с некоторым удивлением стала сознавать, что так оно есть, ей  легче стало жить. Никольской  даже показалось, что она убавила в весе, так легко она стала носить свое тело. Почти совсем, как в молодости, когда она его совсем не чувствовала.

Отчего он не идет? нервничала Никольская, бросив очередной раз взгляд на часы. Неужели он передумал писать свою статью?

Ее размышления прервал долгий звонок в дверь.    Никольская бросилась открывать. Конечно же, это был Носов. Никольская  восстановила сбившееся дыхание и только затем впустила журналиста. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она царственным жестом поприветствовала его. Он не должен был  догадываться, какую непогоду в душе он вызвал у Никольской своим  десятиминутным опозданием. А если бы он опоздал на полчаса, на час?

- Извините, я немного задержался, - пробормотал извинения Носов. – На дорогах дикие пробки. А я вместо того, чтобы ехать в метро, взял такси. 

- Вы задержались? Разве? –  лучезарно улыбнулась Никольская. – Я даже не заметила. Проходите, садитесь. 

Носов занял уже традиционно ставшим его кресло. Никольская уселась напротив.

- О чем бы вам на этот раз рассказать? Что вас интересует больше всего?- прищурила она глаза.

-Я думаю, вам надо внести свежую струю в ваши воспоминания.  

Никольская улыбнулась.

- С удовольствием, если понятие ’’свежий’’ приемлемо к такой категории, как воспоминания. Все эти истории уже с душком и довольно сильным. Неужели они на самом деле кого-то заинтересуют? Современному читателю нужны действительно свежие истории о тех, кто живет сейчас. А меня в современности почти нет.  

Она лукавила. Ей было все равно, интересуют ее истории  кого-либо или нет. Ей важно было другое, иметь возможность для исповеди, И в лице Носова она нашла внимательного ее слушателя.

-Вы не правы, – возразил Носов. - Люди любят настоящее, но их еще и медом не корми, как дай покопаться в прошлом. Это своеобразная анастезия от настоящего. Глянешь назад, а там нисколько не лучше, чем сейчас. Даже еще хуже и мрачнее. Не это ли лучшее утешение от тягот и невзгод жизни нынешней?

Никольская пожала плечами.

- По-моему,  лучше заглядывать в будущее, чем в прошлое. В будущее можно смотреть с оптимизмом и тоже утешаться радужными надеждами. Чем вам эта анестезия  хуже?-

Никольская до последнего времени  действительно так считала,  всегда старалась смотреть  только вперед и по возможности  никогда не оглядывалась назад. Но сейчас она сильно сомневалась, что ее не волнует собственное прошлое. Вместе с рассказами о нем, оно возвращается к ней то отдельными фрагментами, то целыми огромными пластами.   И к своему удивлению,  нисколько не жалела об этом.

- Она может и не хуже,  – заметил Носов. - Просто это вопрос предпочтения. Один любит одно, другой другое. Мы должны предоставить нашим читателем разнообразие возможностей, а они уже сами пусть выбирают, чем на этот раз им воспользоваться.

-Хорошо, вам видней, - не стала спорить Никольская. -  Это ведь ваша стезя, а я просто высказала свое дилетантское мнение.

- Давайте, вернемся к тому вопросу, в котором вы не дилетант. – Носов достал диктофон и установил его на режим записи. - К вашей жизни. Была в свое время в ней одна очень непривлекательная история, с вашим усыновленным ребенком, которого потом нашли брошенным на вокзале…

Никольская зябко повела плечами. Она-то  надеялась, что эта история останется за кадром. Меньше всего ей хотелось вспоминать об ней. Но видимо так угодно судьбе, чтобы и она была бы явлена миру.

- Теперь понятно, на какую свежесть вы намекали. Эта история стара, как мир. Я явилась не единственной ее участницей на этой земле. Во все времена были женщины, которых насильно разлучали со своими детьми.- Никольская сцепила  пальцы рук и сжала их так, что побелели костяшки пальцев.

-А разве не вы собственноручно пытались избавиться от ребенка, который стал для вас обузой?- проявил осведомленность Носов.

-Вы опять повторяете грязные газетные сплетни. А все было совершенно иначе, - вздохнула Никольская и расцепила пальцы.

-Не терпится услышать вашу версию. – Носов включил диктофон.

-После разрыва с Рощиным,  я в оказалась изгоем в очередной раз. Меня обвинили чуть ли не в развале театра,- начала Никольская. - Родион был прав, когда чувствовал, что его хотят сместить и ждут только какой-нибудь оплошности. Сорванный спектакль, да еще в присутствии премьер-министра  явился поводом, чтобы осуществить задуманное. Когда  театр перешел в новые руки, половина труппы уволилась в знак протеста. Только чудом театр тогда не развалился. Ну, а я опять оказалась козлом отпущения, все камни полетели в меня.

-Погодите, погодите,  -запротестовал Носов. - Я вас просил о ребенке, а вы мне рассказываете какую-то другую историю.

- Наберитесь терпения. Так вот, я оказалась в тяжелом душевном состоянии. Я потеряла работу, мужа, но не это самое страшное. Я надеялась найти утешение в материнстве. Но, как удар среди ясного неба, оказался приговор врачей. После перенесенного аборта, я стала бесплодной. Отчаянию моему не было предела. У меня в очередной раз не осталось ничего и никого ради чего стоило бы жить. Вот тут-то  на моем пути и возникает некий мужчина по имени Стас.- При этом имени глаза Никольской потемнели.

- Кто это? – Носов заинтересовано посмотрел на Никольскую. - Что-то я о таком первый раз слышу.

- И не мудрено. Его имя ни разу не было упомянуто в прессе  рядом с моим. Хотя мы были вместе почти два года.

-Куда же смотрели газетчики, интересно?- изумился Носов. Ему это показалось невероятным.

- Для прессы он не представлял никакого интереса, так как являл собою полное ничтожество. – На лице Никольской отобразилась легкая  гримаса брезгливости.

Носов удивился.

-Разве такое могло быть? Рядом с такой яркой женщиной - и вдруг ничтожество. Не верю.

-Это говорит лишь о том, насколько тяжело было мое моральное состояние в то время, – пояснила Никольская. - Я готова была цепляться за любую соломинку, любую иллюзию, которая бы мне давала надежду на будущее. Стас был влюбленным в меня поклонником. А мне, окруженной в то время стеной ненависти и осуждения, так не хватало любви.  Вот на этот манок я и полетела, как бабочка на огонь.

-И вы, конечно же, в очередной раз сгорели в этом огне, - сделал предположение Носов.

- Конечно,- кивнула головой Никольская. -  Но это было потом. А сначала Стас меня спас, он вывел меня из жуткой депрессии и вернул вкус к жизни. Это единственное, что может оправдать меня за то, что я находилась рядом  с ним.

-А чем он занимался, кем он был?- допытывался Носов.

-Никем.

-Как, абсолютно никем?- изумился Носов.

-Ну, не совсем конечно. Когда мы познакомились, он играл на саксофоне в ресторане, – усмехнулась Никольская. - А потом, когда переехал ко мне, он это дело полностью забросил и стал жить на мои деньги.

Несколько мгновений Никольская молчала. Затем встала и прошла к небольшому секретеру, стоявшему в углу комнаты. Секретер был старинный, явно прошлого века. Никольская постояла в раздумье, словно вспоминая, какой из ящичков ей открыть. Затем выдвинула самый нижний, порылась в нем и  извлекла оттуда небольшую черно-белую фотографию. Несколько минут она смотрела на фото, затем вернулась на место и протянула фотографию Носову.

- Это он, Стас,- пояснила Никольская. – Единственная вещь, которая у меня от него осталась. Когда я смотрю на нее, я верю, что он действительно был в моей жизни.

Носов жадно посмотрел на фото. На снимке был изображен молодой мужчина  яркой  внешности, в дорогом концертном костюме и галстуке-бабочке.

- Несмотря на его броский антураж, выглядит он, как конферансье, - глядя на фото, произнес  Носов.

 Никольская не ответила. Она вспоминала.