Ядовитые земли

Эпизод V

10

Настоящие ли это волки или демоны, принявшие на себе личину волков? Говорят, что это настоящие волки, одержимые демонами или побуждаемые к своим поступкам демонами же

Яков Шпренгер, Генрих Крамер, «Молот ведьм»

Марго подвели гнедую кобылу, производившую впечатление спокойного и здорового животного; её звали Легконогой. Седло, по крайней мере, оказалось дамским, и Марго, краснея не меньше, чем конюх, попыталась с его помощью взобраться на лошадь.

Йорг, гарцуя на своём излюбленном мышастом жеребце, немедленно подъехал к ним и, смеясь, оттеснил конюха так, что тот, к всеобщему веселью, рухнул в грязь. Он, как и в день, когда привёз Марго в замок Фрай, легко подхватил её и усадил в седло.

- Тебе достаточно удобно, дорогая? – Так или иначе, он знал, что такое галантность. – Да, может быть.

Она зарделась; чтобы скрыть это, пришлось склонить голову и сделать вид, что её занимают перчатки. Перчатки, соответственно, тоже пришлось надеть, несмотря на жаркую погоду.

- Я готова, – сообщила, наконец, Марго, полагая, что только её все и ждали. – Мы ждём папу.

Йорг рассмеялся, и все остальные охотно составили ему компанию.

Марго смутилась; она почувствовала досаду, ведь, столько раз ругая в душе невоспитанность Изгоев, на сей раз сама грубо нарушила правила этикета. Впрочем, Йозеф, барон Фрай, не заставил себя долго ждать. Высокий, с уверенными движениями, такой же рыжеволосый, как и его сын, он, похоже, пользовался всеобщим уважением; в любом случае, подчинялись ему беспрекословно.

- О, наша принцесса всё же решила присоединиться к нам, – заметил он, глядя на Марго.

Девушка предпочла ответить той загадочной улыбкой, что, по словам её матери, нередко обезоруживает и свирепейших из мужчин. Всё ещё ворча, Йозеф провёл пальцами по волосам и вытянул руку в кожаной рукавице вперёд и вверх.

Барон прокричал, подражая соколу, в небеса, и те отозвались. Прижав крылья, сверху спикировала птица; она опустилась точно на рукавицу и застыла, озираясь вокруг. Её голая, как у всех мутировавших соколов, шея то и дело вытягивалась вверх, как перископ. Жёлтые, бесчувственные глаза на мгновение остановились на Марго, принудив девушку неловко поёжиться. Она выезжала с отцом как-то раз на соколиную охоту; в Резервации подобные вылазки за безопасность охраняемого периметра стен, наверное, являлись нормой. «А ведь поля здесь таят опасность, – подумала она. – Это дикий, суровый край, заселённый ссыльными, – и Ядовитые земли, с их анархией и бесчеловечной жестокостью, совсем рядом. Фраи, может, и грубоваты, но им ведь приходится ежедневно сталкиваться с куда более серьёзными проблемами, нежели вопрос выбора цвета камзола к вечернему балу или же обсуждение инфляционных проблем».

Она улыбнулась Йоргу, как ей показалось, очаровательно, в действительности – натянуто; тот торопливо отвернулся, вероятно, опасаясь ссоры. «Здесь совсем другой мир, и нужно усвоить его законы, прежде чем судить Фраев. Они правят цепко и жёстко, и лучше не становиться у них на пути, – подумалось Марго. – Ах, впрочем, я и сама скоро стану Фрай!»

Прибавив в свой голос легкомысленные нотки, она рассмеялась в ответ на какую-то шутку подъехавшего вплотную Йорга. «Вот человек, который даст мне свою фамилию; фамилию, которая, вполне вероятно, станет моей последней защитой, если в Каптайле всё примет крутой оборот». При мысли о родичах, которым, вполне вероятно, угрожал арест – если не хуже, – Марго ощутила приступ головокружения.

Она скептично посмотрела на Йорга, словно видела того в первый раз. В такой же, как у его отца, замшевой куртке – зелёной, с белыми плечевыми вставками, – с кинжалом у пояса, её жених смотрелся мужественно и властно. «Он ликан, и я тоже, – Марго ощутила неожиданный прилив злости. – Это волчий мир, для которого мы рождены! Значит, нам суждено править им, и кто знает?..»

Она стегнула свою кобылу, и та пошла мелкой рысью, отрываясь от Йорга.

- Догони меня! – рассмеялась она. Мышастый жеребец не заставил себя долго ждать. Они с Йоргом перешучивались и непринуждённо болтали с четверть часа, пока окрик одного из слуг не остановил их. Вокруг простиралась местность, некогда являвшаяся степью – всё такая же бескрайняя, лишь кое-где засеянная рожью и просом. Впереди, на востоке, таились овеянные зловещими легендами Ядовитые земли, и Марго, думая о них, почему-то вновь ощутила странное беспокойство.

- Мы приехали. – Йорг перешёл на громкий шёпот. – Крючкоклюв, папин любимец, поймал здесь немало птичек.

Барон Йозеф Фрай, повелительно вскрикнув, подбросил сокола, и тот, хлопнув крыльями, взмыл в небо, в то время как свита поскакала сквозь высокую, в рост человека, траву, поднимая затаившихся птиц.

- …Поначалу этот мерзавец, – Йорг хихикнул, – предпочитал сусликов, но отец его всё же отучил.

Марго так же тихо, прикрыв рот, чтобы не заметил барон, захихикала в ответ.

Наконец, откуда-то из бурьяна, неуклюже переваливаясь с боку на бок, выскочила куропатка и попыталась взлететь. Камнем обрушился на неё Крючкоклюв – и немедленно покончил со своей жертвой. Сокольничий отнял у него добычу, дав взамен подачку, и заново запустил сокола-добытчика в небеса.

Так повторялось ещё трижды, прежде чем Йозеф Фрай решил, что с него хватит.

- Что ж, на ужин мой мальчик ещё собирает. – Барон ласково погладил совершенно лысую голову Крючкоклюва. – Они облысели в период Огненной войны, когда людских трупов кругом валялось видимо-невидимо; соколы тех времён питались почти исключительно падалью, им приходилось погружать свою голову глубоко в плоть мертвецов, и перья только мешали.

Марго по многозначительным интонациям барона поняла, что тот обращается к ней. Её внимание обострилось, чтобы не проморгать скрытый намёк.

- Прошло немало времени, прежде чем степь очистилась и вновь наполнилась живностью, – ухмыляясь, сказал Йозеф Фрай. – Впрочем, Крючкоклюву и сейчас удаётся отведать человечины – как свеженькой, так и сладкой падали. Я охочусь с ним на беглецов, отправившихся в путь на Восток.

Барон Фрай расхохотался, и его сын, пусть и натужно, присоединился к отцу.

- Ха-ха-ха! – Марго решила не молчать в столь ответственный момент. – Вот уж действительно глупцы, если хотят променять жизнь под вашей опекой на призрак свободы!

Фраи рассмеялись пуще прежнего.

- Не так часто они встречаются, эти самые глупцы! – поделился барон. – Когда я, случается, хандрю и желаю развлечений, приходится просто высылать кого-нибудь в степь! Согласитесь, девушка, охота на человека – наилучшее занятие из возможных, особенно для Ликана!

Марго промолчала, надеясь, что никто не заметил её внезапной смертельной бледности.

Её будущие родственники тем временем предались воспоминаниям, оживлённо обсуждая особенно забавные, по их мнению, случаи охоты на двуногую дичь.

- Скоро полнолуние, милочка, – заметил Йозеф Фрай. – Вот когда настоящая потеха! Дедушка вашего наречённого в такие ночи не только оставлял в залах и коридорах покойников – он их поутру и жарил!

- Хо-хо-хо! – захохотал Йорг. – Помнишь ещё вкус человечины, сынок?

- Всегда сладкий, всегда нежный. А что? – Барон потрепал его по плечу. – Ничего, Йорг, ничего.

Марго тем не менее увидела, как барон сделал своему сыну неприметный знак рукой и чуть кивнул в её сторону. Девушка отвернулась – она не раз замечала, как подобные жесты адресует своим приближённым отец, всякий раз, когда детям, по его мнению, не следует видеть или слышать чего-нибудь лишнего.

Солнце уже заходило, когда они въезжали в восточные ворота замка, и закатные лучи ложились сзади, скрадывая очертания округлого предмета, увенчавшего надвратный парапет. Марго совершенно отчётливо помнила, что утром, когда они выезжали, там ничего не было. С любопытством уставилась она вверх – и, разглядев интересовавшее, не смогла удержать в себе крик. Крик этот, безумный, разрывающий барабанные перепонки, всё никак не затихал, даже когда она съехала с седла наземь и начала биться как в припадке.

Прошло немало времени, прежде чем её, всё ещё рыдающую, смогли хоть как-то успокоить и отвести в спальню.

Прибитая к воротам голова изобретателя Карела Куделика всё это время смотрела куда-то вдаль. По-детски невинная улыбка так и не сошла с его лица.

11

Всё совершается у них из ненасытности к плотским наслаждениям

Яков Шпренгер, Генрих Крамер, «Молот ведьм»

Бургомистр Камня Преткновения Эльберт Волькерс испытывал странное, непонятное ему самому чувство неудовлетворённости с того самого момента, как экзорцист покинул город. Брат Робин за номером таким-то, записанным, к счастью, его секретарём, человеком во всех случаях аккуратным, а в служебных обстоятельствах ещё и дотошным, несомненно, и стал причиной, приведшей душу Волькерса в состояние необычайного смятения.

Чувство это, чем-то напоминавшее и обиду, для обладавшего желчным характером (по причине которого он к пятидесяти трём годам уже заработал язву двенадцатиперстной кишки) бургомистра стало чем-то вроде нежданного позднего ребёнка: никогда не задумываешься о такой возможности всерьёз, а жена вдруг берёт да и рожает – и вот она, радость отцовства, полностью преображающая всё ваше существование! Вот так, на склоне лет, достигнув и благополучия, и положения в обществе, бургомистр вдруг начал страдать самоедством, пока им не овладела мстительная идея. (Верна, видимо, народная мудрость: седина в бороду, бес в ребро.)

Попробую объяснить имевшиеся тому причины. Бургомистр, человек холодного и алчного рассудка, всю свою жизнь недолюбливал мужчин храбрых, причём по ряду причин. Первая причина: храбрость – это глупость; жизнью своей, к тому же ради туманных идеалов или, паче того, ради денег, которые всегда можно легко украсть из казны, может рисковать лишь дурак. Вторая причина: сам бургомистр храбростью не отличался – попросту говоря, был трусоват, – почему и завидовал всегда людям отважным и рисковым, особенно когда им что-либо, вопреки всем законам природы, удавалось. И, наконец, причина третья: людей, которые имели наглость проявить твёрдость характера в его присутствии и вопреки его воле, бургомистр откровенно ненавидел.

Так случилось, что брат-экзорцист Робин-Номер-Такой-то своей, отличающей обычно всех юных героев, небрежностью к его высокой должности, своим насмешливым поведением задел больную струну в душе бургомистра Волькерса. И она разродилась! Разродилась единственным хрюкающе-рычаще-скрежещущим словом: «Уничтожу!»

А ещё эта ведьма, порождённая пеклом блудница Имоген! Она бежала, как оказалось, в чём мать родила, до самой городской стены – и с лёгкостью перемахнула через трёхметровый частокол, будто через ступеньку переступила! Никто не попытался остановить её тогда, но на следующий день – да и ещё не менее недели – все только и делали, что обсуждали данное событие, словно и впрямь наблюдали его собственными глазами!

Единственным виновником, несомненно, являлся Робин, этот белобрысый Робин за чёрт его знает каким номером!

Тут необходимо особо добавить, что бургомистр Волькерс недолюбливал женщин, особенно голых. Всю свою жизнь он предпочитал мужское общество, причём общество мужчин уравновешенных и даже податливых.

Беспокойство нарастало день ото дня, всё более и более овладевая естеством бургомистра, и даже участливое внимание секретаря Виталия, смотревшего на жизнь свозь очки того же голубого цвета, не могло вернуть утраченного душевного равновесия. Он лишился сна и аппетита, осунулся лицом, стал чрезмерно раздражителен. Помощники его только и спрашивали друг друга: «Какая муха укусила господина Волькерса?»

В какой-то момент бургомистр признался себе, что далее так продолжаться не может. Он решил отомстить брату Робину-Номер-х**н-Его-За-Ногу, причём отомстить так, чтобы тот не просто понял своё место на этой грешной земле, но чтобы и его, и самого места этого не осталось. В конце концов, каждый мужчина – а бургомистры тоже полагают себя мужчинами – должен совершить в жизни поступок, достойный анналов истории.

Порешив так, бургомистр Волькерс почувствовал себя гораздо легче. Встав из-за стола, он приблизился к окну и, привстав на цыпочках – бургомистр не удался ростом, в отличие от подлости и завистливости, отпущенных ему Создателем с удивительной щедростью, – открыл давно не отпиравшиеся ставни. Порыв по-августовски холодного в Камне Преткновения ветра разогнал застоявшийся воздух, и бургомистр, вдохнув полной грудью, почувствовал себя гораздо лучше.

С каждой минутой пришедшая незваной мысль представлялась ему всё более заманчивой. Действительно, почему бы не развлечь себя путешествием? Необходимо ехать в столицу, обратиться поначалу к их великому магистру – понятно, что здешний командор, к которому и ехать-то надо более двухсот километров, причём по прескверным дорогам, покроет своего подчинённого. Кто знает, возможно, ему удастся привлечь к себе и к своему жалкому городишке – Камень Преткновения бургомистр искренне ненавидел, хоть и почитал своей личной собственностью – внимание канцлера или даже короля?

Высочайшее внимание – это деньги – всегда деньги, – универсальное мерило ценностей и цен.

Сами мысли о деньгах неизменно вдохновляли бургомистра, и этот раз не стал исключением. Приободрившись, он вызвал Виталия – ещё боле низкорослого, чем он сам, человечка средних лет, светловолосого, с вечно тоскливым взглядом блёклых глаз – и приказал собираться в дорогу, а заодно позаботиться о припасах и всём необходимом.

- Не забудь об охране – Якоба и Лешека должно хватить – и о слуге. Кто-то же должен ходить за лошадьми и прислуживать нам за столом.

Поражённый Виталий вздрогнул.

- Господин Эльберт, – секретарь, казалось, не верил своим ушам, – мы поедем верхом?

- Да. – Бургомистр решительно надул губы, демонстрируя уверенность в себе. – Я оседлаю мула.

12

Дьяволу больше нравятся неотёсанные чурбаны и лоботрясы, не приносящие людям и миру никакой пользы

Мартин Лютер, «К советникам всех городов»

Путь к сердцу Аруньона, к его наиболее богатым графствам, среди которых располагалась и столица, крупнейшее поселение страны город Каптайль, пролегал среди земель бедных, ещё недавно кишевших разбойниками. Тракт, именовавшийся Разбитым – из-за того, что вымостили его кое-как, разнородными материалами, и далеко не по всей протяжённости, – и сейчас покидать не рекомендовалось. В результате благоразумные путешественники, к коим относился и бургомистр с его немногочисленной свитой, предпочитали ночевать на постоялых дворах.

Здесь, впрочем, в полной мере проявилось такое, уже вошедшее в Камне Преткновения в поговорку, качество его характера, как скупость, а она доходила нередко до скаредности. Бургомистр Волькерс и секретарь Виталий снимали обычно лучшую комнату, в то время как стражники и слуга – неприметный тихий человечек по имени Зеновий – ютились в овине, а в тёплую погоду и вовсе спали на улице. Откровенно говоря, лошади обычно размещались с большим комфортом, на конюшне, что бургомистр неоднократно подчёркивал и даже ставил себе в заслугу.

- Скотина не может замолвить за себя доброго слова, не может заработать деньгу – её, бедную, только знай погоняют. А ведь ей-то как раз и приходится работать, неся нас на своей спине день за днём.

Говоря так, он для вящей убедительности ласково похлопывал своего упитанного мула по боку вместо того, чтобы пришпорить. Шпор бургомистр, кстати, и вовсе не носил, считая их «петушиным» атрибутом, отличающим лишь лодырей-кавалеристов. К последним он, как проистекало из его слов, относил и родовую знать, на что неоднократно намекал, повторяя раз за разом: «Мне власть доверил народ, а значит, всё, что я делаю, в интересах народа – и правильно». При этом бургомистр, конечно, несколько преувеличивал, ведь, щедро давая предвыборные обещания, он никогда их не выполнял, а если выполнял, то лишь с выгодой для собственного, непомерно разбухшего за полтора десятилетия на должности кармана. Народ же обходился обычно бесплатной выпивкой и закуской в день выборов – более чем щедрая оплата, по мнению бургомистра Волькерса, за голоса, каждый из которых, взятый в отдельности, и вовсе ничего не стоил.

- Паразиты, – вещал он, – облепившие тело народа, – вот главная беда королевства. Я говорю, конечно, не о Его Величестве, а в первую очередь об Ордене. Мы – то есть народ – исправно платим церковную десятину, с которой они отстригают добрую половину. А спросили ли они, нуждаемся мы в их существовании – или нет?

Спутники его почтительно молчали в ответ; зная сварливый характер бургомистра, они ни за что не сказали бы и слова против.

Волькерс, разумеется, имел привычку истолковывать молчание как признание его абсолютной правоты и полную поддержку.

- Вот! То-то и оно! – Он ликующе воздел указательный палец, подобно флагштоку, на котором реял уже, казалось, флаг народной справедливости. – А ведь именно Орден прикарманивает все Древние Вещи, когда их случается обнаруживать, и тормозит развитие науки; все его запреты – главная причина ужасающей нашей отсталости!

Последнюю тему бургомистр по справедливости мог полагать своей излюбленной. Он всегда разорялся об отсталости и нехватке технических средств, в былые времена – а кто их помнит, эти «былые времена»? – имевшихся в изобилии. Виновным всегда оказывался Орден, ведь его члены практически не заглядывали в Камень Преткновения; брат Робин за последние полвека стал лишь вторым братом-экзорцистом, посетившим городок.

Все знали правду: не Орден и не отсталость – корень бед Камня Преткновения, а воровство бургомистра Волькерса и насаждаемое им вместо идеологии и религии повальное пьянство. Последнему он также выступал прямой причиной, так как содержал небольшую винокурню, на которой гнал водку неизменно низкого качества, именовавшуюся в народе «Сивый Волькерс».

- Огненная война, выжегшая наш мир, повлияла, конечно, на работоспособность населения, умственную и физическую. – Бургомистр, оживлённо жестикулируя, настолько увлёкся, что едва не свалился с седла; лишь с большим трудом смог он восстановить равновесие, чтобы продолжить свой монолог. – Ведьмы, оборотни, прочая нежить – активность их обостряется в полнолуние. Все винят Зрачок, или Зрячую Луну – но что она из себя представляет? Откуда она взялась?

Охранники и слуга промолчали, Виталий же, осознавая, что вопрос не является риторическим на все сто процентов и в какой-то мере адресован ему, что-то промычал в ответ и неопределённо пожал плечами.

- Видите! – бургомистр ликовал. – И я не знаю – и наш епископ (мне это известно наверняка, так как я пил с ним и расспрашивал на эту тему), и вообще никто вне Ордена. А почему? Что они от нас скрывают, эти чёрно-белые монашки?

Что именно скрывают монахи Ордена, бургомистр и сам толком не знал, но, подобно всем, мерил окружающих собственной меркой. Согласно его логике, логике проворовавшегося чиновника, раз Орден знает больше прочих, то скрывает правду в собственных интересах – и имеет выгоду в сложившемся положении вещей.

Подобно многим недалёким, но циничным людям, бургомистр ничуть не ошибался.

- Луна же не всегда была Зрячей, ребята, – назидательно сообщил бургомистр, обернувшись к своим спутникам. – Я это знаю крепко; мне верные люди сказали, да и все легенды так говорят. Она стала такой во время Огненной войны, а может, и послужила её причиной. Но кто знает: не создали ли её наши монашки, не используют ли, чтобы запугивать нас – или даже облучать какими-нибудь чародейскими волнами?

И в этот раз бургомистр, хоть и смешал науку с колдовством в привычной для невежд манере, оказался вполне прозорлив.

Небольшая кавалькада, двигавшаяся по склону холма, взобралась на украшенную несколькими плодовыми деревьями вершину; отсюда открывался отличный вид на Каптайль. Окружённый прочными гранитными стенами город, с его короткими, подчас извилистыми улочками и тесно лепившимися друг к другу каменными домами, казалось, только и ждал гостей. Путники удовлетворённо заулыбались, предчувствуя отдых после долгого пути – и, разумеется, посещение прославленных столичных таверн.

Бургомистр, однако, отнюдь не собирался в город. Он вообще любил разочаровывать людей и обманывать их ожидания, а потому испытывал особенное злорадство, видя, как чувство досады овладевает его свитой.

- Нам, ребята, в другую сторону. Город мы объедем, чтобы не тратить время и деньги зря. Командорство «Центр», в котором обитает этот их великий магистр, расположено западнее Каптайля. Нам туда по делу, а делу, как известно, время, потехе час.

Обнадёжив таким образом спутников, бургомистр поворотил мула на объездную дорогу.

- Жаль только, брата Робина этого мы там не застанем – но ничего, его быстро найдут и сообщат радостную весть, где бы он ни находился. Связь у монашков хорошо налажена, это все знают.

В последнем случае прославленный собачий нюх, впрочем, несколько подвёл бургомистра Волькерса. Брат-экзорцист Робин-083064 в этот самый момент как раз подъезжал к командорству «Центр» по Богомольному тракту, содержащемуся за счёт Ордена, а потому пребывающему в ещё худшем состоянии, нежели Разбитый, – и им предстояло встретиться на суде в ближайшие дни.