Вожделение и возмездие

ПОИСК. Часть 2

Евгений едет с дядей в чёрной «Чайке». Порой ему доводилось взирать на эти шикарные машины с тротуара, но он никогда не думал, что сможет оказаться внутри одной из них. Уютно развалившись в кресле, он с любопытством разглядывает просторный салон с баром и телефоном, отделяемый от водителя тёмным звуконепроницаемым стеклом.

- Я, Женька, люблю лошадей! - доносится до него с противоположного сидения грудной с хрипотцой голос дядюшки. - Люблю ездить верхом, хотя год от года это становится всё труднее, как мне самому, так и бедной лошади, несущей мои телеса. Сегодня я покажу тебе пару моих скакунов на конеферме, директором которой является мой старый друг Боря Рубин. Мы туда и направляемся. Скажу по секрету, эти лошадки стоят целое состояние! Раз в месяц они участвуют в скачках, и, поверь мне, не было случая, чтобы хоть одна из них пришла в последней тройке. Это фавориты, Женечка! Настоящие бестии! Можно отдать полжизни за то, чтобы иметь таких лошадей! Тебе ещё не доводилось играть на скачках?

Дядя берёт племянника за руку, пересаживает к себе на сидение и оставляет его ладонь в огромной влажной руке.

- Нет. Я этим не интересовался. - признаётся Евгений, пытаясь ненавязчиво освободить руку.

- Это потому, что у тебя не было своих лошадей! - восклицает дядя и, не желая замечать попыток юноши освободить руку, продолжает стискивать его ладонь.

Евгению становится неприятно. Он нервничает и с трудом сдерживается, чтобы не сказать дядюшке лишнее. Дядя Толя истолковывает его недовольство по-своему.

- Я понимаю, чёрный лимузин, лошади – это мишура суетной жизни, предметы роскоши, развлечения! - проникновенно говорит он. - Но скажи, что было бы без них? Скука? Серость? Угрюмые, озлобленные работой лица? Есть теория, что человек рождён не для рабского труда, как проповедует коммунизм; не для увеселений, как полагает капитализм; а для того, чтобы каждый индивидуум мог обратиться к себе, познать свою сущность, развить таланты, превозмочь прихоти и двигаться к вершине эволюции и совершенству.

В своё время я изучил об этом массу манипулирующей сознанием литературы!.. Одно время даже пытался облаголепить себя всяческими воздержаниями, верил в переход подготовленной души на более тонкий уровень, но потом как-то сорвался, бросился во все тяжкие, а отрёкшись от намеченного пути, принялся (видимо, от презрения к самому себе) над ним насмехаться... Но в старости, пресытившись несущей удовольствия шелухой, вновь начал склоняться в сторону вышеуказанной теории.

После плотного завтрака с рюмочкой на дядю снизошло блаженное настроение. Он с удивлением заметил, что на пороге весна, светит солнце, и можно поехать за город; что ему приятно общаться и рассуждать на общечеловеческие темы. Но Евгения его словоохотливость только раздражает.

- Самокопание, мой мальчик, или, как это принято называть, философия – это наука для бедных или больных! Когда у тебя есть всё, ты не философствуешь, а прожигаешь жизнь так, как хочется!

- Дураку понятно! – презрительно фыркает Евгений.

- Хорошо, что тебе понятно, но ты не оригинален! – грустно констатирует дядя. – Я старый и больной, поэтому в свободное время могу себе позволить понаслаждаться коньячком и пофилософствовать. И я тогда себя спрашиваю: откуда в нашем полном увеселений мире появляются не такие, как все, отличающиеся от общей массы субъекты, которые сами, добровольно, ради углубления и оттачивания своего таланта отказываются от прелестей жизни, не позволяя себе даже незначительную потерю времени на отвлекающие их от цели развлечения?!

Может быть, они уже приходят сюда такими? Подготовленными! Или всё дело в воспитании? Почему у них в крови кипит неудержимая потребность созидать, творить, стараться довольствоваться малым и не впадать в окружающую их истерию приобретения материальных благ, обеспечивающих доступ к наслаждениям?

- Ну, немного материальных благ ещё никому не вредило! – иронизирует юноша.

- Как знать... – не соглашается дядя. – Этот процесс затягивает! С увеличением капитала у человека возрастают и его запросы! Денег требуется всё больше! За ними никогда не угонишься, их всегда не хватает! Простому человеку обогащение близко и понятно. Хочется жить лучше! Это нормально. Но вот отчего у идейных созидателей и творцов деньги уходят на второй план? Это мне непонятно!

- И где же эти творцы? – с недоверием хмыкает юноша. – Что-то я их никогда не встречал!

- Ты думаешь, они находятся на виду и являются примером для подражания? – дядюшка, наконец, высвобождает кисть племянника и кладёт ладонь ему на колено. - Как бы не так! Примером для подражания становятся люди успешные. А эти незаметны и ничтожны при жизни! Они, как бы, живут в другом измерении, и поэтому современники не понимают и презирают их за уединённость и неприспособленность к быту. Но зато по прошествии времени, после их смерти, им часто воздвигают постаменты, называют их гениями и мессиями и возводят в ранг общенациональных героев.

- И что же, имеются примеры таких деятелей? – скептически вопрошает молодой человек.

- Конечно! Учитель Циолковский, клерк Кафка, репетитор Шуберт, неудачливый брокер и журналист Гоген, пустынник и подвижник Иисус...

Евгению, вообще-то, мало интересны чужие судьбы и дядюшкины измышления. Но он не хочет выглядеть невежей в глазах человека, от которого зависит его судьба, поэтому ему приходится поддерживать дорожную беседу и терпеть тяжёлую дядюшкину руку на своём колене, которая его неимоверно раздражает.

- Понимаешь, нормальная человеческая натура требует развлечений. И весь принцип нашего совместного общественного бытия строится на том, чтобы эту потребность удовлетворить.  Развлечения – это награда: возбуждающие препараты, женщины, путешествия, аттракционы, всевозможные зрелища, праздники, подарки... Вся эта поверхностная бутафория – часть нашей жизни, и она, действительно, заставляет забывать человека о его внутреннем развитии.

По моим наблюдениям, – продолжает дядя. – любители увеселений делятся на две категории!

- Бедные и богатые! – юный Щекатилов выскальзывает из-под дядюшкиной опеки  и пересаживается к окну.

- Отнюдь! – протестует дядя и лезет в бар. – Пытливые и равнодушные!

У всех нас есть колоссальные потенциальные возможности, но пытливые развивают свои способности, а равнодушные – нет! Не все пытливые становятся гениями. Многие, растратив себя на бытовые соблазны, так и остаются в среде талантливых середнячков. А некоторые, угодив толпе, даже приобретают дешёвую популярность. Но время всё расставляет по местам, определяя, кому быть возвышенным, а кому забытым.

- А как же тираны? – бурчит Евгений. – Они не гении, не творцы и не созидатели, но они не забыты! Калигула, например?

- Тоже своего рода гений. – пожимает плечами дядя. - Гений зла. Следовавший исключительно за прихотью желаний и возведший развлечения в абсолют.

Дядя Толя достаёт из бара плоскую бутылочку армянского коньяка и рассматривает на свет содержимое.

- Ну, с пытливыми всё понятно. Давай обратимся к равнодушным! – возвращается он к теме. - Это люди, считающие развитие природных талантов пустой тратой времени, необходимого им на рабские нужды. Это потребители умственных достижений цивилизации, её культуры и технического прогресса, поглощённые заботами о хлебе насущном, по прошествии времени утрачивающие врождённые наклонности и таланты за ненадобностью.

Они произносят стандартные слова и выражения, пригодные для той или иной ситуации, выдают за свои мысли рассуждения, почерпнутые из средств массовой информации. В искусстве они воспринимают только лишь самое традиционное, доступное их пониманию, и поклоняются общепринятым шедеврам, которые для них определяет категория пытливых.       

Таких людей - большинство! Это они преследуют и уничтожают талантливое, не принятое общей массой. Это они выбирают президентов и парламенты. Это они правят миром и улюлюкают вслед творцам за их непрактичность и дерзкие фантазии, обогнавшие развитие обывателей. И это они поклоняются оплёванным ими гениям после их смерти, распевая им дифирамбы.   

Дядя вновь придвигается к племяннику и завладевает его коленом.

- Вот истинные ценители увеселений и развлечений! - торжественно произносит он. - Их досуг нужно обязательно занимать! Им необходимо быть в кругу похожих на них людей, так как, оставаясь наедине с собой, они испытывают жесточайшую скуку. Сказывается внутренняя пустота и поверхностность желаний.

- А мне нравится эта категория людей! – заносчиво заявляет Евгений, чтобы хоть таким образом отстоять свою независимость от навалившегося на него старика. – Я их понимаю, от них знаешь, чего ожидать!

- И управлять ими легче! – шепчет ему в ухо дядя. – Мне кажется, что только воспитанием можно попытаться вытащить ребёнка из категории равнодушных, если вопреки его постоянным желаниям развлекаться, увлечь его чем-то полезным. Когда Моцарту было четыре года, отец насильно запирал его в чулан, где тот часами занимался музыкой! Стал бы Моцарт гением без такого воспитания? Вряд ли! Все дети талантливы и впитывают как губка то, чему мы можем их научить. Деградация наступает позже, когда человек за дальнейшее своё развитие начинает отчитываться только перед собой...

Дядя отодвигается от племянника, наливает в стакан коньяк и с удовольствием опрокидывает в глотку.

“Теперь ему можно морализировать. - думает про себя Женя. - Всю жизнь он жил для своих утех, купался в материальных благах, развратничал, а теперь проповедует жёсткое воспитание и воздержание от развлечений! Хорош гусь!”

Крякнув, дядя Толя поворачивается к собеседнику поневоле.

- Ты знаешь, - блестя заигравшими от алкоголя глазами, рассуждает он. - все мы думаем, что относимся если не к гениям то, хотя бы, к пытливым середнячкам! Пусть я не отказываю себе в удовольствиях, я их раб! Но я чувствую, что во мне заложено нечто большее, нежели примитивный механизм удовлетворения прихотей! И это "нечто" побуждает меня порой к поискам растраченных дарований! Вот только с каждым годом я всё глубже скатываюсь в болотистую топь категории равнодушных.

Я был бездонный колодец! Я считал, что построить дом, посадить дерево и вырастить ребёнка – это программа минимум. Я не сделал ни того, ни другого, ни третьего! Так сколько же могло таиться в непознанной мною программе максимум?! Жизнь прошла, а я не заметил! Мне казалось, что время только пошло, а оно уже кончилось! Я считал, что успею многое, а не успел ничего!

Если ты знаешь, что грядёт голод – ты заготавливаешь пищу. Но, когда ты знаешь, что придёт смерть – ты не делаешь ничего, чтобы встретиться с её неизбежностью, хотя для этих приготовлений тебе даётся вся жизнь!

- Разве можно подготовиться к смерти? И какой в этом смысл? – недоверчиво морщится юноша.

- Подготовиться можно. В зависимости от того, во что ты веришь и чего хочешь? Если ты не веришь в загробный мир и просто хочешь, чтобы о тебе помнили, тогда помогай другим, решай их проблемы и окунайся в их тяготы. И ты будешь жив в сердцах этих людей, пока они живы.

- Или же просто сожги храм Артемиды, как Герострат, и тебя не забудут! – ставит крест на дядюшкиных разглагольствованиях Женя.  

- Вот именно! – неожиданно соглашается родственник. – А ты не такой уж и простачок! Это я нарочно включил для тебя пропаганду миссионера. Ведь если ты не веришь в то, что твоя душа может уйти на другой план, то тебе лучше жить лишь сегодняшним днём, а посему не имеет никакого смысла соблюдать приличия в этом мире! Зачем кому-то помогать, с кем-то считаться?! Живи в своё удовольствие, наслаждайся мигом, добивайся любым путём желаемого и не оглядывайся ни на принципы морали, ни на угрызения совести! И чем больше мерзостей ты сотворишь, тем надёжней останешься в истории! Как тот же Калигула, о котором ты упоминал. Кто-то так живёт и в наше время, процветая и благоденствуя!

- Ну, и что? Классно! Так даже честнее! Не приспосабливаясь, не заискивая перед обществом! Без всяких выпендрёжей и заморочек! – одобряет Евгений.

- Не всё так просто, как кажется, мой юный друг! – не без интереса оглядывает дядя разговорившегося племянника. - Если ты всё же не уверен в том, что миром правят только стагнация и деградация, то ты должен предположить, что существует определённое развитие. Что есть эволюция Вселенной, Космоса, Человека. А значит имеется и Высший Смысл, который за всё это отвечает, куда-то всё это ведёт и контролирует. Тогда получается, что и человеческое бытие должно иметь некое логическое продолжение, а не ограничиваться земной жизнью. Отсюда вытекает, что мы не можем исключать существование души, которая не прекращает свою деятельность после кончины бренного тела, а продолжает эволюционировать вкупе с остальными вселенскими процессами.

А если ты принимаешь эту теорию, то для того, чтобы подготовить к смерти нетленную душу, тебе нужно отказаться от всех своих зависимостей на физическом плане, и не только от страстей, или так называемых грехов, но и от любви и привязанности к кому бы то ни было! И тогда материальный мир не сможет совратить тебя существующими в нём прелестями; и у тебя не возникнет соблазна возвратиться обратно в регресс, в требующее земных наслаждений тело, чтобы вновь испытывать когда-то волновавшие и восхищавшие тебя эмоции и чувства.

Ведь если тебя начнёт грызть тоска по былому, то это и станет твоим Адом! Твои зависимости не позволят тебе удержаться на тонком плане, они будут притягивать тебя в плотные слои к людям и требовать перерождения! И всё опять пойдёт по кругу, вернее по спирали, потому что законы развития, обогащая опытом твою не умирающую субстанцию, всё равно будут постепенно выдавливать её на новую орбиту эволюционирующей Вселенной...

Автомобиль останавливается. Дядя замолкает и выглядывает в окно.

- Всё. Приехали! - кряхтя и сладко потягиваясь, сообщает он.

Евгению кажется, что после таких рассуждений невозможно обойтись без жизненных перемен. Но нет! Дядя выговорился, облегчил душу и потерял интерес к поднятой теме, отложив ее для другого раза, когда вновь представится случай посозерцать и пофилософствовать. Но для Жени эта беседа не прошла незамеченной. По молодости лет, его сознание оставило без внимания дядюшкины рассуждения о душе, но зато жадно впитало мысль о пренебрежении к морали и о независимости от угрызений совести в том случае, когда человек живёт в своё удовольствие лишь одним сегодняшним днём.

Юноша открывает дверцу. Оглядывается. Их автомобиль стоит у большого загона, внутри которого гарцуют по кругу наездники на поджарых длинноногих лошадях.

- Это коневоды. - поясняет дядя. - Выезжают приставленных к ним питомцев.

Посреди загона стоит высокий пожилой элегантно одетый для выездки человек, с густыми белыми волосами, властно покрикивающий на скачущих вокруг него седоков.

- А вот и Боря! - показывает на него дядя и протягивает племяннику руку, в надежде на помощь.

Евгений помогает ему выбраться из машины. Борис Рубин, оставив наездников, спешит навстречу гостям.

- Долго же ты, Анатоль, не проведывал своих красавцев! - доносится до них издали. - Скоро под тебя придётся седлать тяжеловоза!

Дядя Толя, остановившись, терпеливо ждёт, когда приятель приблизится, затем дружески обнимается с ним и представляет Женю.

- Вот, взял к себе родного племянника, Евгения Щекатилова. Занимаюсь с ним целыми днями, потому никак не мог к тебе выбраться! Женя, познакомься! Это дядя Боря!

Рубин ласково улыбается юноше и жмёт ему руку.         

- Он ничего не смыслит в лошадях! - сокрушается дядя. – Они его пока не интересуют! Хочешь пойти с нами в конюшню?

Евгений равнодушно пожимает плечами. Дядя хмурится.

- Ладно тебе, Анатоль! Мальчишка оценит рысаков на прогулке! - выручает Женю Рубин и озорно подмигивает дяде. – Пусть сходит в хлев и попросит Колю освежевать барашка! Сделаем шашлычок на воздухе и гульнём за знакомство!

Дядя нерешительно покачивает головой.

- Ну что ж, пусть сходит! – наконец, соглашается он. – В его возрасте ему уже это не повредит.

- Иди вон туда, справа от домов! - указывает Жене Рубин на небольшую постройку.

Евгений глядит по направлению его руки. Сразу за загоном находится пруд, за которым видны деревенские домики, а чуть ближе расположены два длинных одноэтажных строения. В левом, по видимому, находится конюшня, так как старые друзья, оставив юношу, направляются туда, а в правом, стало быть, располагается хлев. Женя, с интересом разглядывая лошадей, обходит загон и идёт мимо пруда к хлеву.

К десяти утра Горюнов подъехал к тому самому дому, на первом этаже которого находилась нужная ему лавка. Бытовые службы в здании, кроме искомого магазинчика, уже работали. Вадим, на всякий случай, зашёл в каждый из них, но девушки, похожей на ту, что он искал, не было. Ничего не оставалось, как ждать открытия лавки. Горюнов, чтобы не маячить у закрытых дверей, перешел на другую сторону улицы, зашел в кафе и расположился за столиком у окна. Однако он вскоре почувствовал, что один из посетителей за ним наблюдает. Видимо, Лежнёв не зря предупреждал его об опасности.

Прошло минут сорок, пока на противоположной стороне улицы не остановилось такси, из которого вышла высокая элегантно одетая женщина в повязанном на голову цветастом платке и чёрных очках. Она уверенно отомкнула двери интересующей его лавки и прошла внутрь. Человек, который, как показалось Вадиму, наблюдал за ним, куда-то исчез.

- Наверное, показалось. Может быть, он тоже кого-то ждал. – пробормотал Горюнов и двинулся к лавке.

Издалека Вадим не смог разглядеть лица вышедшей из такси женщины. Он вошел в магазин. Зазвенел колокольчик.

- Закрыто! - донёсся до него из глубины помещения женский голос, после чего за прилавком появилась и сама хозяйка.

Она уже успела снять платок и очки. Горюнов разочарованно вздохнул. Перед ним находилась явно не та девушка, которую изобразил Лежнёв. За прилавком стояла подтянутая энергичная женщина, с властным взглядом, лет тридцати пяти. Светлые волосы были собраны в пучок на затылке. "Неужели я ошибся адресом? - озадаченно уставился на нее Паломник.

- Вы покупатель? - строго спросила продавщица. - Магазин закрыт! Я забежала сюда на минутку!

- Да я, собственно... – попробовал  объясниться Вадим.

- Вы из налоговой? - перебила его она.

- Отнюдь - запротестовал Горюнов. - Я старый приятель Игоря Кина! И хотел бы вас о нём расспросить!

- Никакой вы не приятель. - уверенно заявила женщина. – Вы, видимо, из спецслужб, потому что на бандита не тянете. Давайте-ка, садитесь!

Продавщица вынесла из-за прилавка табурет. Вадим сел, снял шляпу. Тогда она извлекла из холодильника бутылку кваса, налила полный стакан и протянула ему.

- Пейте, раз уж пришли. Освежает. Как раз для тех, у кого голова должна быть холодной.

- Спасибо! - взяв стакан, поблагодарил Паломник.

- В общем так! - заявила она, отхлебнув освежающий напиток из горлышка. - Девочку надо спасать, и вы должны нам помочь!

- Поэтому я и пришёл! – согласился Вадим. - Скажите, пожалуйста, как вас зовут, и кем та, которую нужно спасать, вам приходится?

- Меня зовут Анна Игнатьевна. А Наденька – моя племянница. Она мне всё рассказала.

- Что же она рассказала?

- В самолёте Кина была взрывчатка! После того, как они её выбросили, самолёт перестал слушаться пилота и поменял курс. В это время недалеко от них летел вертолет.

- Очень интересно. А вот посмотрите, Анна Игнатьевна, это Наденька? – Горюнов показал женщине имеющийся у него  портрет.

- Да, это Надя! – удивилась собеседница. – Откуда это вас?

- Тайна следствия. – подыгрывая женщине, загадочно ответил Вадим. – Надя здесь работала? Расскажите о ней подробней.

- Да, жила и работала. Наденька после медучилища приехала сюда поступать в институт на врача. Остановилась у меня. Я прихожусь ей тёткой по линии матери. Лариса, моя сестра, несколько лет назад осталась без мужа. Он умер достаточно молодым от рака после Чернобыля. Так вот, я, естественно, приняла Надю к себе. Но в институт она не поступила! Уезжать обратно к матери в нашу провинцию ей не хотелось. На какое-то время ей удалось устроится медсестрой, но там что-то не заладилось. Вот я и помогла приобрести ей этот магазинчик с жилым помещением, чтобы она здесь и жила, и работала, и готовилась к вступительным экзаменам на следующий год. 

- И он оформлен на имя вашей племянницы? – уточнил Горюнов.

- Да, конечно! – заверила его женщина.

Паломник не поленился встать и пройти за дверь с табличкой "Нет входа!". Там он увидел небольшое помещение с кухонной нишей, кроватью, шкафом и письменным столом. Окно выходило во внутренний двор. Также имелась ванная комната.

«Несколько тесновато, но жить можно». - подумал Вадим.

- Я работаю в префектуре. – продолжила Анна Игнатьевна. - На службе с утра до вечера, так что никакой личной жизни. А недавно судьба свела меня с человеком, с которым мы теперь вместе. Так что, сами понимаете, я не могла оставить Наденьку у себя, поэтому и придумала такой вариант. Она зарабатывает деньги, чувствует себя независимой, и я спокойна, так как знаю, что она под присмотром. Мы открылись месяц назад. Всё шло хорошо, пока позавчера Надежда не позвонила мне и не рассказала, что с ней случилось.

- Где же она скрывается? – осторожно поинтересовался Горюнов.

- Так я вам и сказала. Вы разберитесь сначала с преступниками!

- Дорогая Анна Игнатьевна, поймите, вашей племяннице грозит опасность. Преступники рано или поздно выйдут на её след, и тогда защитить её будет некому.

- Ну, хорошо. Вы правы. – подумав, ответила женщина. – Вы внушаете мне доверие. Только обещайте, что лично о ней позаботитесь.

- Обещаю. – улыбнулся Вадим.

- Вы найдёте её у матери в посёлке N* под Рязанью. В частном доме. Фамилия моей сестры по мужу Суздальцева. Записывайте адрес.

Вадим записал продиктованный адрес и поднялся.

- Спасибо вам за помощь. – поблагодарил он женщину. – Надеюсь, всё закончится хорошо.

- А я надеюсь исключительно на вас. -  подала ему на прощание руку Анна Игнатьевна.

Горюнов пожал протянутую руку, надел шляпу и вышел на улицу.

Он решил, не мешкая, отправиться по добытому адресу. Рассеянно оглянувшись по сторонам в поисках такси, он снова увидел неподалёку того же человека, который, как ему показалось, за ним следил. Вадим развернулся к нему спиной и двинулся прочь от него по тротуару вдоль улицы. Человек, как и следовало ожидать, направился следом.

Через несколько минут после ухода Горюнова к магазинчику Анны Игнатьевны подошёл Зелимхан, с саквояжем в руке. Он зашёл внутрь, внимательно оглядел улицу через стеклянную дверь и прикрепил к стеклу с внутренней стороны яркую оранжевую табличку: "Закрыто".

Зайдя в хлев, Евгений с любопытством оглядывается и видит трёх работников. Двое, балагуря между собой, стоят у резервуаров с водой. Третий сидит в углу и, уставившись в одну точку, сосредоточенно жуёт губами. Заметив незнакомого человека, работники настораживаются. Двое подходят к Евгению, а тот, что сидел в углу, исчезает в загоне для овец. Хлев разделён на две части: в одной держат коров, в другой – овец. Подошедшие работники, молча, вопросительно смотрят на Щекатилова.

- Добрый день! - приветствует их Евгений.

- День добрый! – отвечает тот, что постарше, мужчина лет сорока, с недоверчивым взглядом и наколками на руках.

Второй парень, с весёлым румяным лицом, кивнув головой вместо приветствия, с улыбкой разглядывает незнакомца.

- Меня просили вам передать, - мнётся Евгений, чувствуя себя неловко под их настырными взглядами. – чтобы Коля освежевал барашка.

- Именно Коля? – спрашивает его Старший.

- Да. – подтверждает Женя.

- А не рано ему смотреть на барашка? – продолжая улыбаться, восклицает Румяный.

- Должно быть, Анатолий Георгиевич пожаловал? – обращается Старший к Евгению.

- Да, Анатолий Георгиевич – мой дядя.

- Понятно. – угрюмо роняет Старший. – Ну что ж, хозяин – барин.

Он делает знак Румяному, и тот, юркнув в загон для овец, выводит оттуда третьего работника.

Он невысок, коротконог, коренаст, лет пятидесяти, со свалявшимися волосами, обладающий непропорционально длинным могучим телом и такими же длинными жилистыми руками.

- Здравствуйте! - приветствует его юноша.

Ни слова. Работник исподлобья глядит мимо Щекатилова близко посаженными глазами. Женя нервничает и обращает растерянный взгляд на Старшего.

- Не обращай внимания! – приходит тот на помощь. - У него с детства нарушена речь!

- Ага! Вместе с мозгами! - ухмыляется Румяный.

- Он всё понимает, но не говорит! - продолжает объяснять Старший.

- Как собака! - снова поддакивает молодой.   

- Я не знаю, зачем демонстрировать тебе представление с барашком! Зрелище не для слабонервных. – предупреждает юношу Старший и поворачивается к напарнику. – Поясни Коле, что от него требуется.   

- Коля! Давай барашка резать! – подводит Румяный убогого к загону для овец. – Иди! Лови барашка!

Коля, вмиг уразумев, что он должен делать, счастливо улыбается и лезет в загон ловить овцу. Поймав одну из них за длинную шерсть, он суёт её подмышку и несёт к крану с водой, возле которого животные пьют воду. Там он аккуратно счищает с зада овцы катушки и тщательно подмывает её.

Евгений с любопытством наблюдает за процедурой, ожидая, что последует дальше. Старший, закурив, отходит в сторону, а Румяный удобно располагается на полу, предвкушая внеплановое развлечение.

Подготовив таким образом овцу, Коля несёт её к массивному круглому пню, видимо, служащему лобным местом для разгуливающей по двору птицы, так как пол вокруг усеян окровавленными перьями. Коля ставит дрожащую овцу на пень и достаёт из-за голенища сапога широкий хорошо отточенный охотничий нож. На всякий случай он пробует ногтем его остроту и остаётся доволен. Положив нож на пень, рядом с овцой, он принимается с блаженным от предстоящей игры лицом расстёгивать широкие брюки.

Увидев Колину наготу, Щекатилов теряет внутреннее превосходство, исподволь возникшее у него перед слабоумным. Жалкая внешность и отсутствие разума у убогого компенсированы колоссальными размерами его органа. Евгений не предполагал, что такое возможно!

Коля начинает действо. На стене хлева в слабом свете унылой лампы Евгений видит колеблющуюся по горизонтали двухголовую тень, падающую от коренастого с всклокоченными волосами Коли и жалобно блеющей овцы.      

Щекатилов в недоумении впивается взглядом в лицо человека, не стесняющегося выказывать на людях свою запретную страсть. Чем он живёт? Что он чувствует?.. Евгений видит пустые, полные вожделения глаза и полуоткрытый, не контролируемый сознанием рот над тяжёлым плохо выбритым подбородком, влажным от капающей с губ слюны. С остервенелым усердием, почти что свято, Коля исполняет заслуженный длительным воздержанием номер.

Старший, докурив сигарету, подходит к Жене и становится рядом, безмолвно наблюдая за ураганом желаний убогого. Румяный больше не ухмыляется. Он сник и притаился. Его уже не веселит, а пугает неистовость производимого помешанным ритуала. Предполагаемый развлекательный сеанс оказывается чересчур натуральным.

Вскоре глаза Коли совсем стекленеют, отрешаясь от мира сего. Он увеличивает темп движений, его дыхание учащается... И вот настаёт пик его торжества, его наслаждения! Евгению становится невыносимо созерцание тупого бешенства на блаженном лице безумного. Он отворачивается к стене и видит, как длинная косматая тень подхватывает с пня сверкнувший в полутьме хлева тесак и, с силой задрав овце голову, одним взмахом перерезает ей глотку. Кровь, направленным снопом ярко алых брызг, хлещет далеко вперёд, и, трепетно пульсируя, обильно орошает отслуживший зрелищными подмостками пень. Животное бьётся в судорогах. Коля одной рукой крепко держит её за загривок, а другой дрожащими пальцами смачивает тёплой кровью свои пересохшие губы. Движения его замедляются. Овца затихает тоже. Оба заканчивают жуткое представление одновременно.

Коля выпускает из рук бездыханную жертву, и она заваливается на пень. Старший и Румяный, не произнеся ни слова, деловито подхватывают тушу овцы и подвешивают на крюк, для снятия шкуры. Коля натягивает брюки. Не спеша, уже без прежнего блеска в глазах, он ставит рядом с истекающей кровью овцой ведро для внутренностей и принимается умело и равнодушно обдирать шкуру с ещё недавно животрепещущей, бессловесной партнёрши.