Декабрь 1910 год. Я никогда не думала, что можно задыхаться от боли в груди. От боли, причиненной человеком, которым были заняты все мысли, который забрал все чувства. Но сейчас я чувствую это. Меня будто бы что-то раздирает изнутри, а я могу только ломать себе руки, утыкаясь лицом в подушку, чтобы никто не услышал рыданий, рвущихся из груди. Я хочу кричать во всю глотку, разломать всю мебель вокруг, а потом упасть на пол и плакать до тех пор, пока не останется сил. И все только чтобы избавиться от этого чувства. Чувство того, что я ничего не могу. Не могу разлюбить его, не могу быть рядом с ним. Мы далеко, но близко. Близко, но далеко. И это всегда было, есть и будет так. Одновременно с этим я просто хочу заснуть. Навсегда заснуть, потому что во сне мы ничего не чувствуем. И я не буду чувствовать. Я слышу, что дверь моей спальни открывается, в комнату наверняка заходит Джульетт. Я слышу это по тяжелым шагам и тихим охам. Свечка в ее руках проливает свет на темную комнату, я утыкаюсь носом в подушку, задерживая дыхание. Нужно срочно успокоиться. Сейчас же. Это до безобразия неприлично. Она садится на колени около моей кровати и на несколько секунд замирает. — Милая моя, — ее руки касаются волос, она нежно гладит меня по голове. От этого хочется плакать еще больше, но я до боли закусываю нижнюю губу, сдирая кожу до крови, но не лью больше слез. Без слов я спускаюсь к ней на пол и обнимаю ее, прижимаясь к горячему телу. Становится легче, ведь она крепко обхватывает мое тело руками, Джульетт будто бы забирает частичку моей боли себе. — Это он? Он украл Ваше сердце? — в ответ на это у меня сначала вырывается нервный смешок. — И разбил, — шепчу я. — Но я сама виновата. Я позволила это сделать. Мы сами обрекли себя на страдания. Женщина как-то неоднозначно вздыхает. — Не бывает несчастной любви, дитя мое, — она продолжает ласково гладить меня по волосам. — Любая любовь — это счастье. Несчастен тот, кто никогда не любил. — А ты любила, Джульетт? — Еще как, — она усмехнулась. — Молодая была. Глупая. Но в той любви было и есть мое главное счастье. — А потом? — А потом... — она ласково целует меня в макушку. — В моей жизни появилась Ваша семья. Вы же знаете, я ухаживала еще за младшей сестрой Вашего отца. — Да, — я киваю, сладко закрывая глаза. Кажется, становится легче. — А замужем ты была? — Была. Ваш дедушка нашел мне прекрасную партию. Почти сразу как я начала у вас прислуживать. Мне тогда всего восемнадцать лет было. А муж был работящий, не глупый, красивый. Но это грустная история. — Почему же грустная? — Прекрасно, когда ты любишь сам. Истинное волшебство, если это чувство взаимно. Но нет большего наказания для человека, чем просто позволять себя любить. Я ничего не отвечаю. Сил просто не остается. — Вам отдохнуть надо, — ласково продолжает она. — Вы вся горите. Ложитесь спать. Я внизу скажу, что Вам нездоровится. Когда я снимаю платье, надеваю ночную рубашку и умываюсь, становится легче. А когда Джульетт накрывает меня одеялом, я, закрывая глаза, представляю себя маленькой девочкой, которую только что силой заставили лечь спать. Эта маленькая особа сопротивляется, но только из-за несносного характера. На самом деле ей ужасно хочется спать, что-то так и манит в объятия Морфея. Становится так спокойно. Так легко. — Вы должны его забыть, — Джульетт садится на край кровати и берет меня за руку. Ее шепот доносится до меня словно из-за пелены тумана. Такой далекий, но такой понятный. — Он человек семейный. И жена у него хорошая. Она сможет сделать его счастливым. А Вы должны верить, что и на Вашем пути появится тот, кто Вам судьбой предназначен. Я погружаюсь в сон. Ничего больше не чувствую. Все словно растворяется для меня.