Загадка Бомарше

Глава 20

В камере одиночного заключения царил полумрак. Пламя свечи, стоящей на столе, служило единственным  источником света, освещающим небольшой участок столешницы и лицо, склонившегося над  бумагами Бомарше. Он что-то  быстро писал на лежащем  перед ним листе. Наконец, он закончил и перечитал написанное. Лицо его осветила самодовольная улыбка.

- Памфлет, кажется, удался на славу, - удовлетворенно произнес он. - Этот негодяй Лаблаш еще трижды пожалеет, что затеял соревноваться со мной. Если его когда-нибудь и вспомнят, то только потому, что я посвятил ему свой памфлет. А все дело стоит каких-то жалких  15 тысяч ливров, которые он не захотел возвращать. И вот из-за этой  ничтожной суммы он опозорен перед будущими поколениями. Какие же это жалкие создания люди, которые не ценят своего доброго имя ни в сантим.

Перечитав написанное, Бомарше откинулся на спинку стула и потянулся.  Спина его затекла от долгого сидения в одной позе, тело требовало движения. Он встал, чтобы немного пройтись вдоль камеры, и как раз в этот момент раздался лязг замка, а за ним  звук открываемой двери. Бомарше остановился и  заинтересовано наблюдал за  дальнейшим развитием событий. Он понятия не имел, что за очередной сюрприз ему уготовила судьба.

Дверь, наконец, отворилась, и в камеру быстрым шагом вошел его давний приятель  Гюден. Бомарше  устремился  к нему на встречу, друзья крепко обнялись.

- Как я рад вас видеть, мой друг, - сердечно произнес Бомарше.- Как вам эти интерьеры. Не правда ли в этом что-то есть. Я жил в роскоши, теперь надо попробовать другую обстановку.

- Я рад, что вы не теряете присутствие духа. - Гюден огляделся вокруг и опустился на стул, Бомарше примостился на кровати.

- Не потерять присутствие духа даже  в такой ситуации мне это не под силу,  - произнес он с горечью. - Сначала смерть моего маленького сына, затем -  моей замечательной Женевьевы.  Потом этот процесс с Лаблашем, который завершился моим тюремным заключением. А неудачи в театре. Не слишком ли много несчастий сыпется на одного человека? Иногда мне кажется, что солнце уже никогда не взойдет над моей головой.

- Да, признаю, для обычного человека это был бы чересчур, - парировал Гюден. - Но вы Бомарше. Всем известно ваше необычное жизнелюбие, неиссякаемое остроумие. Эти качества помогут вам справиться со всеми несчастиями.

 - А нужно ли с ними справляться, дорогой Поль Филипп. Да, меня и тут не покидает остроумие. И свидетельство тому вот этот мемуар. Но я задаю себе невольно вопрос:  что движет мною в этой ситуации? Что способно укрепить мой дух?

-Ваш талант. Ваш большой талант, - отвечал Гюден.

-Талант. Но мои пьесы в лучшем случае принимают прохладно, а в худшем освистывают. Так в чем же вы видите мой талант? Когда смотришь на мир из этого окна, поверьте, все кажется по-другому.  

   - Я не верю, что вы сложили оружие. С Бомарше такого не может случиться.

-  О, нет, я не сложил оружие. Но некоторые мысли, что посещают меня тут,  невольно вызывают смущение. По чьей милости я оказался в этой камере?

-Ваши враги…, - Гюден не успел закончить, как Бомарше прервал его.

- О не продолжайте. Про своих врагов я знаю много. Знаю ли я столько про самого себя? Никогда еще в моей жизни не было такого мрачного периода, казалось, что навалились все беды, какие только можно себе вообразить. Но почему они набросились на меня столь дружно и яростно?

-  Вы задаете странные вопросы, - только и мог ответить  Гюден.

- Странная, непривычная ситуация порождает странные непривычные вопросы. Не будь ее, я бы жил легко и весело в соответствие с той натурой, какой одарила  меня природа. А сейчас, когда я озираюсь вокруг себя, то не могу уклониться от вопроса:   почему я сюда угодил? Все ли я делал так, как должен был делать?

- Но мы все периодически ошибаемся. Вряд ли вам есть в чем-то особенно себя корить… - Гюден в очередной раз оказался прерванным Бомарше, так и не успев довести свою мысль до конца.

- Я говорю не об ошибках, -  нетерпеливо взмахнул рукой Бомарше. - Тут совсем другое. Такое чувство, что я все время шел не туда.

- Но я не понимаю, куда же вы шли? Вы столько всего добились, к вам благоволят такие важные персоны, - удивился Гюден такому заключению своего друга.

-И не менее важные персоны меня  ненавидят. Знаете, дорогой друг, у меня в этих мрачных казематах вдруг стала рождаться пьеса. Эта пьеса о простом, незнатном человеке, чье предназначение бросать вызов судьбе, окружающим его людям. Он борется со знатной особой за свою любовь, за свое достоинство. Ему приходится в этой борьбе проявлять и смекалку, и находчивость и смелость.

- Но это же вы, Пьер! - воскликнул Гюден. - Вы хотите написать пьесу о самом себе. 

Бомарше немного озадаченно посмотрел на Гюдена. Как ни странно, но эта мысль почему-то ни разу не посетила его.

-Может быть, да, а может быть, и нет, - продолжал Бомарше. - Понимаете, мой друг, при всех его победах в нем накапливается не радость, а горе, печаль. И чем больше побед, чем шире растекается внутри него озеро печали.

-Но в чем же природа этих чувств? - озадаченно спросил Гюден.

-  Я и сам точно не знаю, - пожал плечами Бомарше. - Может быть, в нем нарастает ощущение того, что он растрачивает данный ему природой талант совсем ни на те деяния, для которых он предназначен. Знаете,  когда сидишь один среди этих голых угрюмых стен,  возникает совершенно неожиданное понимание чего-то того, что там, где кипит и бурлит жизнь, это заслонено множеством самых разных причин. А тут ты пребываешь в полном одиночестве,  если не считать Господа. Но он не в счет, так как его присутствие незримо. 

- И какие же удивительные мысли приходят к вам, мой друг? - Гюден с интересом ждал ответа.

- Иногда я думаю, а не все ли напрасно, столько усилий, столько затрат умственной и телесной энергии, а ради чего? То, что я оказался здесь, разве это не предупреждение, не указание свыше, что настало время идти другим путем.

- Но каким? - недоумевал Гюден. - Ваш путь блистателен, ему может позавидовать человек самого высокого происхождения. Вы сполна  одарены тем блеском, который не способен придать никакое, пусть даже само высокое происхождение, ни один  титул. Достаточно побыть в вашем обществе совсем недолго, чтобы  навсегда попасть под обаяние  вашего ума. Разве этого мало для одной человеческой жизни? Сколько людей не могут похвастаться и сотой доли ваших талантов.

- Вот именно это мне и не дает покоя,  - задумчиво произнес Бомарше.- Не знаю, поймете ли вы мой друг меня, иногда мне кажется, что я сам себя не вполне понимаю. Но если человек по-настоящему талантлив, должен ли он его растратить по пустякам или, сосредоточив его во всей своей силе,  выполнить предназначенную ему высокую миссию? А я слишком жаден до жизни, меня все влечет с одинаковой силой: деньги, женщины, искусство, почести. Я пытаюсь все охватить. Но по силам ли мне это? Это ли я действительно должен делать? И беды, которые навались на меня, не являются ли наказанием за мое транжирство?

- То, что вы здесь, всего лишь еще одно свидетельство о царящей в мире жуткой несправедливости, - немного поразмыслив отвечал Гюден. - Мировая посредственность всегда пытается уничтожить того, кто возвышается над ней, кто ей противостоит. Я надеюсь, что когда вы покинете сию грустную обитель и вернетесь в свой замечательный дом, вы вновь обретете прежнего Бомарше. А заодно и всех ваших друзей и почитателей. А этот эпизод  своей жизни будете вспоминать как  досадное недоразумение, но которое помогло вам лучше понять самого себя.

- Да, мой друг, я жажду вернуться. Я еще не все выполнил мне предназначенное. Тот замысел, что у меня родился, должен обрести плоть и кровь. Я так и слышу голоса своих героев, я вижу, как они двигаются по сцене. А знаете, как будет звать главного из них? Фигаро. Запомните это имя. Его еще будут много раз повторять.  В его уста я вложу то, что кажется мне на сегодня самым важным.

- Но что, вы полагаете, является самым важным? - заинтересовался  Гюден.

- Я полагаю, что каждый человек достоин свободы и что любые стены должны быть разрушены. Касается ли это тюремных стен или сословных, или тех стен, что воздвигает в течение всей своей жизни в своей душе человек. Только тогда, когда эти стены падают, человек обретает то, ради чего он и появился на этот свет,  - взволнованно произнес Бомарше. Эта мысль только что пришла ему в голову, и ему показалось, что ничего важнее в своей жизни ни разу еще не производил его ум.