Через десяток-другой минут я мысленно извинился перед Стасом. Да, все жилые помещения в здании наставников были как на ладони, и в каждом из них находились их обитатели, только Татьяны среди них не было. В конце концов, вновь обнаружив перед собой нетронутую и почти непроницаемую на контрасте живую стену, я понял, что придется возвращаться. К Стасу, само собой. Если он не хочет и дальше на земле врать, что у меня все в порядке, он мне ее разыщет.
По дороге я еще машинально заглядывал в каждый двор — без особой надежды, просто, чтобы не думать. Вот и последний — я вон по той дорожке из леса вышел, она единственная чуть извивается по пути к зданию.
Вот возле этого последнего двора я и врос ногами в землю. А потом головой в изгородь. А потом она как-то передо мной расступилась, и я ввалился в этот двор. И еще через мгновенье прилип к стеклянной двери. За которой была Татьяна.
Это была она. Точно такая, какой я увидел ее в первый раз. Точно такая, какой я ее всегда помнил. Точно такая, какой снилась мне каждый день после той трижды проклятой аварии.
Я смотрел на нее, сидящую в комнате за столом и читающую что-то, и не издавал ни звука. Потому что перебирал в голове все, особенно услышанные от Стаса, определения умственной неполноценности. Ну почему я сразу в эту сторону не пошел? Я был абсолютно уверен, что почувствую ее, как только рядом окажусь.
А почему я, кстати, ее не почувствовал? Потому что мы больше не на земле? Вот и мой закон надобности отказывать начал. Или потому что она больше не человек? Или потому что она больше не мой человек? Вот с этим я готов поспорить. С кем угодно.
Для проверки я попробовал повнушать ей — она даже ухом не повела. Вот только потерять контакт с ней еще не хватало!
Даже если она уже не моя подопечная, нас с ней намного большее связывает, мы уже и мысли друг друга читать научились. По крайней мере, она мои. Я ее мысли через раз угадывал, и только половину из них — примерно. Но теперь-то я ее как ангел ангела чувствовать должен!
Я вдруг вспомнил свое обучение этому умению, строго индивидуальному у нас. Тогда обнаружилось, что я могу распознавать других ангелов на довольно большом расстоянии, но только если между нами нет никаких материальных преград.
Вот какой умник сюда эту стеклянную дверь поставил? У нас, что, зима бывает? Снегом заносит? Дождь льет как из ведра? Ветер сдувает? Комары стаями носятся? Или может, шаровые молнии?
Вот последнее было бы сейчас кстати. Но за неимением чудес природы, придется прибегнуть к чудесам сознания. Нужно внушить ей, чтобы открыла эту дверь. Замечательно — как мне внушить ей, чтобы она открыла дверь, если я могу внушать ей, только когда эта дверь открыта?
Первым моим побуждением было снести это стеклянное издевательство ко всем темным вместе взятым. Но я тут же мысленно услышал визг Татьяны, на который несомненно сбегутся все наставники и с добрый десяток администраторов впридачу — и получите «чрезмерное привлечение к себе внимания» со всеми вытекающими последствиями. Не говоря уже об имеющемся налицо факте сознательного нанесения ущерба собственности особо доверенного подразделения. Я, может, и мало чего из жизни нашего сообщества знаю, но такого прецедента еще точно не было.
Проще всего, конечно, было выйти из невидимости и вежливо постучать в эту дверь. Но этот вариант я отверг, даже не додумав до конца. Как-то не вязался он с образом героического меня, примчавшегося вызволять свою принцессу из заточения и преодолевшего все преграды на своем пути. Что-то я не помню, чтобы герои останавливались перед последним препятствием и застенчиво интересовались, желает ли принцесса, чтобы ее освободили. С моей Татьяны еще станется сказать, что нет — сама, мол, справится.
Нет, эту последнюю преграду мне тоже придется своими силами преодолеть. В смысле, открыть эту дверь. Но не сейчас. Я представил себе Татьянину реакцию на внезапно, с виду без чьего-либо участия, распахнувшуюся дверь … одним словом, смотри пункт первый. Должно же быть у новичков какое-то обучение — по книгам всего не освоишь, да и наставники тогда зачем? Значит, нужно дождаться, чтобы она на практические занятия ушла, а пока…
Четвертый вариант решения проблемы я на самый крайний случай оставил.
А пока я просто стоял и смотрел на нее. И вспоминал, как точно также любовался ею, когда с ней в офис ходил — уже с ее ведома, но еще в невидимости. Нет, тогда я хоть прикоснуться к ней мог. Изредка, не чаще пары раз в час. Скорее, так я наблюдал за ней, когда она еще понятия о моем существовании не имела. Нет, опять не так — тогда я даже представить себе не мог, сколько у нас всего впереди… И это все вдруг начало вставать у меня перед глазами — один счастливый момент за другим…
В общем, время пролетело незаметно. Вдруг Татьяна отодвинула книгу, встала и вышла из комнаты, даже не взглянув на меня. По только что освеженной в памяти привычке хранителя я ринулся было за ней — и тут же более чем ощутимо печатался в стекло.
Ну все, сейчас я ее снесу! Нет, все же аккуратно открою. Я представил себе, как вхожу в эту комнату, присаживаюсь в ожидании Татьяны и материализуюсь, небрежно облокотившись о стол, как только услышу ее шаги…
Я внимательно осмотрел дверь — ни ручек, ни замков, ни защелок. Толкнул ее от себя — никакого результата. Попробовал сдвинуть ее, в обе стороны — она не шелохнулась. Приналег плечом — вроде, поддается? Уперся как следует руками в стекло и приналег всем телом - -чуть не рухнул, когда руки соскользнули.
Еще раз осмотрел дверь, почти носом по периметру водя. Ага, возле стены, вроде, щелка есть. Наломал веток на кустарнике, чтобы ими щель расширить — они там сломались. Сбегал в лес за ветками попрочнее — они туда не влезли. Вот нельзя было столовые приборы, ножи, например, на стол во дворе поставить?
От досады и от всей души я грохнул кулаком по стеклу — оно устояло. Не издав никакого звука. Вернулась мысль о нанесении ущерба. В самом деле, без Татьяны, а главное — без ее визга, я могу эту дверь почти беззвучно разбить. Сразу не обнаружат, а потом — пусть докажут, что это моих рук дело. Я даже в видимость переходить не буду — внушу только Татьяне, чтобы в лес погулять пошла, и там мы с ней и встретимся.
Я оглянулся по сторонам. Подошел к креслам у стола, взвесил одно в руке — легковато, конечно, но стекло возьмет — и, размахнувшись, швырнул его в дверь. Кресло отскочило от нее и полетело назад, на меня — еле увернуться успел. На стекле же даже микроскопической трещинки не появилось.
Ладно. Я аккуратно поставил кресло на место и поднял стол. О, вот это посолиднее будет! Учтя предыдущий опыт, я взял его за ножки, подошел к двери сбоку и изобразил бросок молота. Стол отрикошетил до того, как я его ножки отпустил, и меня унесло вместе с ним в ближайшую стену изгороди. Спасибо хоть, он туда первым влетел. То ли мне показалось, то ли на сей раз я услышал некий звук — словно эта дверь насмешливо фыркнула.
Поставив стол на место и еще раз выровняв кресла возле него, я сел в одно из них и заново оценил свои перспективы. Похоже, о вариантах открыть или разбить эту дверь можно забыть. Я уже ни секунды не сомневался, что окажись у меня под рукой стенобитная баба, она эту дверь не возьмет. Похоже, не случайно Татьяну именно в эту комнату поселили — в тех других, что я видел, каждая вторая дверь открыта была. Похоже, передо мной действительно поставили еще одно, последнее препятствие — и, как и положено, самое непреодолимое. Как они думают.
Но смиренно и униженно скрестись в эту дверь я не буду! И отступать, в поисках обходных путей — да хоть через другие комнаты — тоже. Не дождутся. У меня еще один вариант в запасе есть. И чем больше я раздумывал, тем больше он мне нравился.
В конце концов, не физическая сила ангела отличает, а сила духа! А меня — еще и умение эту силу мобилизовать, развивать и совершенствовать. Значит, мне нужно всего лишь усилить посыл внушения, чтобы он к Татьяне через эту стену пробился — а там она сама мгновенно найдет дорогу ко мне из этой западни.
Вот этим я и занялся. Час за часом, день за днем смотрел на Татьяну, мысленно давя на стеклянную перегородку между нами и почти чувствуя, как она понемногу истончается. Скоро я даже во вкус вошел: на земле-то мне постоянно приходилось сдерживаться — сначала, чтобы не испугать Татьяну, потом, чтобы она не догадалась, что я ей что-то внушаю.
Дело, однако, продвигалось медленно — приходилось прерываться, когда Татьяна уходила на свои занятия. Возвращаться в ту пародию на мою квартиру мне даже в голову не пришло: как бы ни была она мне дорога раньше, без Татьяны она мне и даром не нужна. Чтобы хоть как-то скрасить часы вынужденного безделия, я начал обследовать окрестности. И должен сказать, нашел там много интересного.
Для начала в тех прилизанных, лакированных дворах в тыльной части здания я обнаружил турники всевозможных видов. Вот там я и проводил все первое свободное от умственного совершенствования время, с удовольствием восстанавливая и свою физическую форму. Что было совсем не просто — в невидимости. Даже о времени забывал, пока хозяева дворов не возвращались, давая мне знак, что занятия закончились.
Потом однажды я решил проверить, смогу ли уже сделать стойку на руках не на гладкой перекладине, а на шершавой ветке дерева. И пошел в незнакомую мне еще часть леса. И там оказалось, что чем дальше лес уходит от родных пенат, тем более земным он становится. Там не только растительность ярче и гуще была, там и живность какая-то в ней шастала, и птицы с ветки на ветку порхали. Правда, и мошек всяких туча оказалась.
Но все же я туда потом каждый день захаживал — недалеко и ненадолго, чтобы возвращение Татьяны не пропустить. И однажды, смутно расслышав совершенно невероятный в нашем мире звук, я пошел на него и обнаружил … ручей.
Нет, это была, конечно, не река и, тем более, не море. Но это была вода — бегущая, журчащая, игриво манящая… Перед искушением благородного омовения я не колебался ни минуты. Выскочив из невидимости и одежды, я плюхнулся в ручей и вытянулся во весь рост. Не поплывешь, конечно, но если закрыть глаза, то можно себе представить прохладный, освежающий душ — как и положено после физических упражнений.
Затем, уже слегка продрогнув, я вдруг вспомнил свое самое необычное принятие душа — в ночь перед нашей с Татьяной свадьбой. Она меня тогда из квартиры выгнала, чтобы с матерью ночь провести, и мне пришлось освежаться под поливным фонтанчиком в парке. Как же я тогда замерз, пока не высох!
И в тот самый момент я вдруг понял — просто понял, не знаю, как, не знаю, почему — что сегодня мы с Татьяной снова соединимся. Выбравшись из ручья, я ополоснул лицо, чтобы немного успокоиться, натянул на себя одежду и помчался к ней, перейдя в невидимость уже на бегу.
Мне даже показалось, что я к ней прямо на подходе как-то пробился. То ли уверенность в своих силах подействовала, то ли с разбега мысленной волной в стекло ударил. Вернувшись в комнату, Татьяна не села за стол, а принялась бродить по комнате. Она и раньше так иногда делала, но в тот день просто металась из угла в угол — у меня голова закружилась водить за ней глазами, чтобы не промахнуться внушением.
Потом она вдруг остановилась возле стеклянной двери — прямо напротив меня — и принялась всматриваться во двор. Я мысленно завопил: «Да, да, это я, я здесь! Выходи давай, ну, сколько можно ждать!».
Татьяна нахмурилась, переминаясь с ноги на ногу и шныряя во все стороны глазами. Затем она положила руку на дверь, чуть толкнула ее, приподнявшись на цыпочки, и та … открылась.
Я оцепенел. Весь. Включая мышцы, голосовые связки и способность материализоваться. И слава Всевышнему! Иначе я бы к ней обниматься бросился. И хорошо еще, если бы материализовался сначала. Тогда бы только объясняться пришлось, что я под ее окном в невидимости делал. Забудь я выйти из невидимости, она бы руки сразу в ход пустила.
Нет уж, встретимся на нейтральной территории и так, чтобы она издалека видела, кто к ней приближается.