- Как ты?- Андрей Станиславович поворачивает голову ко мне и скользит взглядом по моему лицу.
- Нормально. Вроде, - я пожимаю плечами. Мы едем в его машине вслед за каретой скорой помощи. И зачем я согласилась? Лучше бы с Инной поехала. Бесят его вопросы. И он сам бесит. И день этот дурацкий!
- Не переживай, её успеют спасти. Всё благодаря тебе.
Я криво улыбаюсь. Лучше бы ничего этого не было.
- Ты молодец, быстро сориентировалась. Как догадалась, что это болотная лихорадка?
Ну почему он не может помолчать? Зачем разговаривать? Пристал как банный лист.
- Папа написал монографию по этой теме, вот и вспомнила.
- Герман Львович? - мне кажется, или его слегка перекосило при упоминании моего отца? Странно.
- Да, профессор Лаврентьев. Вы его знали?
- Мы встречались однажды, мельком. Ты, значит, решила пойти по его стопам?
Почему его голос стал на пару градусов холоднее? Отец ему чем-то не угодил?
- Мы с папой мечтали, что я стану лекарем. И я стала.
- Да, конечно. Теперь мне многое понятно.
- Что именно? - хмурюсь я.
- Да так. Твою целеустремлённость видно издалека.
- Разве это плохо?
- Ни в коем случае. Ты его сильно любила?
- Зачем вам знать? - не выдерживаю я.
- Извини, если тебе неприятно, я не буду спрашивать. Просто хотел поддержать разговор.
- Давайте лучше помолчим.
- Как скажешь.
Удивительно, но тишина в салоне не напрягает, а, наоборот, позволяет сосредоточиться и подумать. Не зря говорят, что история циклична. Каких-то двести восемьдесят лет назад болотная лихорадка прошлась частым гребнем по нашей стране, забирая слабых. Но тем, кто выжил, подарила несоизмеримо большее, чем просто жизнь. Подарила возможность видеть энергетические линии, пронизывающие всё вокруг и нас самих. Позволила ими управлять.
Наш благословенный Болотный край был назван так предками не зря. Окружённый со всех сторон глубокими топями, он издревле привлекал к себе разнообразных нестандартно мыслящих людей. Искатели приключений всех мастей и сортов быстро поняли, что несмотря на тяжёлые условия жизни, сама эта жизнь гораздо продолжительнее, чем у соседей. Однако наша специфическая природа подходит не каждому. Это как в горах (в которых я, к слову, никогда не была, но много о них читала), где на большой высоте может развиться горная или высотная болезнь. Наш воздух настолько насыщен болотными испарениями, что неподготовленный человек быстро начинает задыхаться, и если вовремя не принять меры, то и умереть.
Мы, потомки коренных жителей, с молоком матери впитали возможность дышать болотным воздухом, пить очищенную воду без вреда для здоровья. Чего не скажешь о туристах. На границах страны построены специальные адаптационные лагеря для тех, кто желает приехать к нам в гости. Но и они не являются панацеей. Только хорошая врождённая регенерация даёт возможность погостить у нас, а то и остаться навсегда, если есть желание. А желающих немало, и с каждым годом их число только растёт.
И каково же было удивление учёных, когда наша хвалёная регенерация перестала работать в случае с лихорадкой. Нет, многие жители края выжили и даже приобрели уникальные способности, но сам факт!
Мой отец, кстати, был главой группы, занимающейся изучением феномена лихорадки. Они так и не смогли выяснить, откуда болезнь взялась и каким образом предкам удалось сделать вакцину (записи об этом событии были безвозвратно утеряны в веках), но им стало достоверно известно, что физиологические изменения в нашем народе были уже давно, лихорадка лишь вывела тела на новый уровень взаимодействия с миром. Жаль, со смертью отца группа распалась и исследования заморозили. Вот бы мне удалось когда-нибудь поучаствовать в чём-то подобном!
И вот теперь болотная лихорадка вернулась. Не в абстрактном городе, а на расстоянии вытянутой руки. И если раньше она подарила способности, то что произойдёт сейчас? Заберёт их обратно? Невозможно. Мы уже рождаемся такими. Изменит ещё сильнее? Просто погубит? Эх, был бы жив папа! Уверена, он бы ответил если не на всё, то хотя бы на часть вопросов.
Передёргиваю плечами от внезапно охватившего озноба. Что, если это начало эпидемии, а не единичный случай? Закроются границы, страна перейдёт на особое положение, прекратив все внешние контакты. Расторгнется уйма контрактов, прервутся необходимые деловые переговоры… А ведь Болотный край уже много десятилетий выгодно сотрудничает с другими странами. Мы им излечение от большинства известных болезней, они нам технологии. Все в плюсе. Нас даже мировые войны благополучно обходят стороной - кто же захочет уничтожить свой шанс на излечение?
- Нравлюсь? - звучит неожиданный вопрос.
- Что?
- Ты так меня разглядываешь, нравлюсь?
- Нет! - краснею и отворачиваюсь. - Просто задумалась.
Я зачем-то оправдываюсь и исподтишка кошусь на своего попутчика. Не зря все девчонки на курсе на него заглядывались. Высокий, выше меня на голову, стройный, черноволосый сероглазый красавец. Вдовец. Детей нет. Просто мечта всех юных лекарок. Может, и я бы о нём вздыхала, если бы он меня не цеплял при каждом удобном случае.
- Да я не в претензии, смотри, если хочешь, - улыбается он.
Молчу, отворачиваюсь к окну. Краска медленно уходит со щёк.
- Алтея, я тебя чем-то обидел? - спрашивает Андрей Станиславович через несколько неловких минут.
- Нет.
- Точно?
- Абсолютно.
- Тогда почему ты выглядишь расстроенной?
И он ещё спрашивает! Да мы, может, умрём скоро! Неудивительно, что я расстроена. Так, Алтея, соберись. Он уже не твой преподаватель. Больше не нужно сдерживать своё негодование в общении с ним.
- Андрей Станиславович, что вам от меня надо? - устало спрашиваю я.
- Ничего. Просто не люблю, когда красивые девушки грустят.
Он что, ко мне клеится? Вот так вот запросто? Когда мы буквально на волосок от смерти? Он ненормальный?
- Кажется, мы приехали, - указываю на центральный вход госпиталя.
- Да, приехали, - соглашается Андрей Станиславович и паркуется рядом со скорой, из которой на носилках выносят Инну.
Один из санитаров делает нам знак рукой, и мы следуем за ним. Нас разводят по соседним палатам и оставляют одних. Но ненадолго. Я только успеваю снять пиджак и умыться в примыкающем к палате санузле, как помещение, и так небольшое, наводняют врачи и медсёстры. Пока одни берут у меня кровь, другие безостановочно сканируют, пытаясь выявить признаки болезни.
- Алтея Германовна, как ваше самочувствие? - спрашивает один из докторов, благообразный старичок с аккуратно подстриженной седой бородкой.
Я на мгновение прислушиваюсь к себе.
- На удивление неплохо. А с кем имею честь?.. - да, вежливость - наше всё, меня ещё папа этому учил.
- Колесников Степан Петрович, давний коллега вашего отца. Помню вас ещё вот такой, - он показывает рукой расстояние от пола до середины своего бедра. - Когда узнал, что вы здесь, вызвался сам вас наблюдать.
- Рада с вами познакомиться! Простите, я вас совсем не помню.
- Это не страшно, - Степан Петрович мягко улыбается. - Ну что, коллеги, какой предварительный вывод?
- Признаков лихорадки не наблюдаю, - второй врач снимает с ладоней энергетический кокон, заменяющий перчатки. - Чрезвычайно здоровый организм.
- Аналогично, - ещё один доктор заканчивает свою работу. - Солидарен с коллегой, симптомов заражения нет.
- Алтея Германовна, я рад, что всё обошлось, - Степан Петрович делает знак остальным покинуть палату. - Но рекомендую задержаться на ночь, чтобы понаблюдать. Сами понимаете, случай специфический…
- Я, в общем, и не против. Могу я позвонить родным? Меня, наверное, потеряли, а вещи и телефон остались в общежитии…
- Не волнуйтесь, вашей маме уже сообщили. Карантин пока снимать не будем, во избежание. Отдыхайте, Алтея Германовна. И поздравляю с окончанием академии, слышал у вас высший балл! И буду рад, если вы придёте работать ко мне под начало.
- О, большое спасибо! - я краснею от смущения и удовольствия. Приятно, что мои скромные знания так высоко ценят. - Я подумаю, можно?
- Конечно! Всего доброго, Алтея Германовна. Увидимся завтра утром на обходе.
- До свидания!
Когда палата пустеет, раздеваюсь, натягиваю одноразовую больничную рубашку и укладываюсь, наконец, на узкую кровать. Адреналин от всего произошедшего схлынул, и я чувствую усталость. Сил нет даже сходить в душ. Глаза закрываются сами собой, и я моментально проваливаюсь в глубокий сон.
Когда просыпаюсь, за окном непроглядная ночь. Часов в палате нет, так что точное время остаётся для меня загадкой. Спать больше не хочется, выспалась. Быстро сканирую себя на всякий случай. Изменений не нахожу и облегчённо выдыхаю. Иду, наконец, в душ и привожу себя в порядок. Если бы не отсутствие телефона, пребывание в больнице можно было бы назвать комфортным. Ещё и ужин принесли, пока я спала. Как раз живот подаёт признаки жизни - на банкет-то я так и не попала.
Ем и снова ложусь. Сон не идёт, думать ни о чём не хочется. Скука смертная. Хм, каламбур, достойный ситуации. Во мне неуклонно просыпается исследовательский зуд, который не даёт лежать спокойно. Встаю и подкрадываюсь к двери. Прислушиваюсь. Тишина. А что, если?..
Поворачиваю ручку. А дверь-то не заперта! Как же хвалёный карантин? Надеются на мою сознательность? Наверное, не сто́ит выходи́ть… Вдруг поймают? Эх, была не была!
Тихонько проскальзываю за порог. В коридоре полумрак, горит лишь одна лампа в конце. Пост дежурной медсестры пуст, это мне на руку. Подкрадываюсь к соседней палате и заглядываю в небольшое окошечко. За ним темно, силуэт на кровати едва различим. Спит, красавчик. Умаялся. Ну, спи-спи.
Иду дальше. Следующие пару дверей пропускаю - там подсобка и комната отдыха для персонала. Не думаю, что Инну положили далеко: с нашими возможностями не нужно отдельное помещение под реанимацию, хватит обычной палаты. Так что, скорее всего, она рядом, в этом же карантинном блоке.
Наконец, нахожу нужное окошечко. Свет приглушён, но хорошо видны энергетические линии подпитки, окутывающие безжизненное тело лежащей на кровати девушки. Бедная Инна! Надеюсь, она поправится, и мы позже вместе посмеёмся над неудавшимся выпускным.
Чувствую сзади чьё-то присутствие, не успеваю обернуться, как на мой рот ложится чья-то ладонь.
- Не ори, это я, - мычу, напрягая голосовые связки, от ужаса трясёт. - Да тише ты!
Тяжело дышу, медленно успокаиваясь.
- Отпускаю? - киваю в ответ.
- Ты что здесь забыла? - меня грубо разворачивают.
- А вы почему не спите? - хрипло спрашиваю Андрея Степановича, стоя́щего напротив меня в такой же одноразовой рубашке и держащего меня за плечи. Губы сами собой разъезжаются в усмешке, до чего комично он выглядит. Правда, грозный преподаватель (бывший, не надо забывать!) не разделяет моё веселье и сверлит меня отнюдь не добрым взглядом.
- Я задал вопрос.
- Проснулась, решила посмотреть, как там Инна.
- Вы вроде соперницы с ней, насколько я помню. Отчего такая забота? - да неужели он нашей студенческой жизнью интересовался? Сплетни собирал?
- Я всё же лекарь, сострадание у меня в крови и ничто человеческое мне не чуждо, - в негодовании поджимаю губы. Не буду же я лишний раз объяснять, что это у Инны были ко мне необоснованные (ладно, немножко обоснованные) претензии. Мне с ней делить нечего, так что её искренне жаль.
- Сострадание, значит? А, может, ты пришла её добить, м?
Вот же! Приличных слов на него нет! Да как ему такое в голову могло прийти?! Да я, да я!..
- Ладно, не пыхти как ёжик. Я пошутил. Как она?
Ух, попадись ты мне на узкой кривой тропинке да в темноте! Нет, ну каков шутник выискался! Юморист высшего уровня просто!
- Да вы сами посмотрите. Линии все чёткие, ровного зелёного цвета, значительные красные всполохи постепенно сходят на нет. Думаю, она поправится. Здесь хорошие врачи.
Андрей Степанович огибает меня и заглядывает в окошко. Потом бесцеремонно хватает меня под локоток и уводит.
- Куда вы меня тащите? - возмущаюсь я, пытаясь тормозить голыми пятками.
- В палату. Нечего нарушать режим. Или мне дежурного врача позвать?
- Что за самоуправство? Вы такой же пациент, как и я! Прекратите немедленно!
- Уже прекратил, - с этими словами он вталкивает меня в палату и закрывает дверь. Через мгновение по косяку ползут линии энергетического щита. Судя по узору, снимать мне его неделю, не меньше.
- Эй, выпустите меня! Я буду жаловаться!
- Утром выпущу. Спи.
Понуро плетусь к кровати. Ложусь, в жесте обиды скрещиваю руки на груди и закрываю глаза. Вот же гад! Ну я тебе припомню! Когда-нибудь…