Маневры Во Времени

Глава 3

Глава 3

Ранним утром 14 июня 1933 года «фашист-ветеран» Аннибале Моретти, должным образом проинструктированный и обессиленный после бессонной ночи (кроме коротких перерывов, когда он смог слегка вздремнуть на стуле), получил дозволение покинуть часть Джованни Берта и, выслушав напоследок бесчисленные слова благодарности за оказанное сотрудничество, вернуться домой.

Велосипед землевладельца остался на посту карабинеров, а его самого день назад привезли на пикапе в милицейский гарнизон. Весь путь до своего дома, находившегося на расстоянии десяти километров от части, Моретти пришлось пройти пешком, потому что никому, ни командиру, ни старшему адъютанту, ни ответственному за безопасность отдела командиру центурии, ни офицеру пикета, - никому и в голову не пришло побеспокоиться о нем и отдать приказ сопроводить несчастного на машине. «Даже не покормили, ни ужином в предыдущий вечер, ни завтраком, хотя бы и вместе с солдатами, или в компании нижних чинов, а, может, и вместе с офицерами» », - разговаривал сам с собой Аннибале. Голодный как волк, он остановился у первого попавшегося ему на глаза кафе с вывеской «Megasciada», по правде говоря, это была, скорее, закусочная-трани12 , нежели кафе, но у них имелась «маккина наполетана»13 , кофе варили для крайне малочисленных непьющих клиентов, а по ночам для захмелевших завсегдатаев трани, чтобы они смогли предстать перед своими женами после литра забористого вина. Было ровно 8 утра, когда Моретти сел за столик и заказал хлеба и кофе. Он увидел радиоприемник и попросил разрешения послушать новости. Его просьбу выполнили, и Аннибале услышал, что говорят о нем, не упоминая его имени: в передаче сообщалась информация, какую он, собственно, и ждал:

- Первым небесный болид заметил добропорядочный землевладелец, фашист, участник Марша, он немедленно сообщил об этом (поступок, достойный убежденного фашиста!) Королевским Карабинерам, а те, в свою очередь, силами правопорядка транспортировали остатки небесного тела и доставили их ученым.

Новость о метеорите тем же вечером сообщил сначала EIAR14 , чуть позже о ней написали вечерние ежедневные газеты, потом утренние, прозвучала она и в радионовостях. Услышав про болид, Аннибале не удивился, ведь в казарме Берта все офицеры твердили ему об одном и том же: выучить наизусть предложение, в котором как раз говорилось о болиде. Вчера вечером эту фразу печатными буквами написал командир Тревизан на клочке бумаги, а текст составил и передал в казарму по телефону скрупулезный Боккини.

Как заученный урок, педантично повторял Моретти не только своим домашним, но и чужим людям:

- Речь идет о болиде, то есть о предмете естественного происхождения, упавшем с неба, но он не круглый, а необычной формы в виде диска и похож на камушки, которые бросают по воде, заставляя их прыгать, но только гораздо больше.

Рано утром землевладельца тщательно допросили: сначала командир пикета, затем ответственный за безопасность и информацию центурион, и, наконец, прибывший заранее примо сеньоре Тревизан. На каждом из допросов Аннибале показал, что урок он выучил досконально. И, уже прощаясь, на четкий вопрос командира он еще раз уверенно ответил, что говорил только так и никак иначе, решительно добавив для пущей убедительности:

- Ну да, конечно, понятно же, что это был большой плоский камень с неба, ясное дело! Это так очевидно, товарищ примо сеньоре!

Однако в глубине души мужчина, будучи острого склада ума (хотя и закончил всего три класса), не поверил всей этой истории и остался убежденным совершенно в обратном: «Что еще за ерунда! Не такой уж я и дурак! Это был красивый, прочный аэромобиль в виде диска, да-да, синьор, необычный и страшно секретный объект, а не предмет естественного происхождения, упавший с неба».

Тем же утром 14-го июня 1933 года, в то же самое время, когда Моретти, слушая радионовости и рассуждая сам с собой, завтракал в харчевне-трани, Муссолини в своем кабинете размышлял о неизвестном аэромобиле: «французский, английский или германский этот аппарат?».

«Германия маловероятна, - сказал он сам себе, - этот истерик с усами Чарли пришел к власти всего несколько месяцев назад, поэтому немцы со всеми их борделями наверняка не думали о том, чтобы проектировать новые летательные аппараты15 . Но сейчас «'l sbàfi»16 Гитлер быстро наведет порядок.

Муссолини не питал симпатий к своему обожаемому всеми политическому имитатору, который во время публичных выступлений позволял себе истеричные выпады. Более того, секретные службы доложили ему, что иногда Гитлер наедине с собой впадал в самую черную меланхолию, страшась осуждения мира и мучаясь от чувства собственной неполноценности, вещи совершенно недопустимые для такого надменного сангвиника, как Дуче, который был бесконечно уверен, что все им восхищаются, в особенности руководители и министры других государств, как, например, Канцлер Казначейства Британии Уинстон Винни Черчилль, в 29-м17 году нанесшим ему визит в Рим. Дуче называл его «заядлым курильщиком сигар «Монтекристо» номер один, (об этом ему доложили деятельные службы ОВРА), однако быть предметом обожания усача Адольфа ему совсем не нравилось, увольте!

И все же именно пример Муссолини побудил к действиям Адольфа Гитлера (усача для Дуче), руководителя движения, аналогичного фашизму и возникшего на основе небольшой Немецкой рабочей партии, ставшей после Национал-социалистической партией, задачей которой стало возрождение политической мощи страны. Огромное значение придавалось расистским и милитаристским идеям, посредством которых Фюрер с усиками а-ля Чарли Чаплин постепенно выстроил свою преступную доктрину, приведшую его к власти в Германии 31 января все того же 1933 года, когда в Италии в июне месяце был захвачен летающий диск.

Зазвонил белый телефон Дуче. Несмотря на то, что на часах было больше семи часов вечера, Муссолини все еще находился в кабинете.

Это был Боккини:

- Дуче, приветствую Вас!

- Есть новости?

- Нам предположительно известна национальность трех трупов.

- Молодец! Как узнали?

- Очень просто, благодаря служебным надписям внутри диска - они все на английском языке, кроме того, на внутренних этикетках одежды и нижнего белья погибших надписи тоже на английском. К сожалению, на майках и трусах нет никаких опознавательных знаков, адресов фирм-производителей Великобритании или какой-нибудь другой англоговорящей страны, но, учитывая мощь Англии и современную политическую ситуацию, нам кажется наиболее вероят…

-… конечно! Великобритания - наивероятнейшая! Они мастера совать нос в дела других, но даже если заядлый курильщик и испытывает большую симпатию ко мне, он все равно остается патриотом Англии. Хорошо, Боккини, ты знаешь, что ты должен делать со службами ОВРА, военным я пошлю распоряжения сам.

- Всегда к Вашим услугам, Дуче, но мне еще нужно сказать Вам о двух вещах.

- Говори.

- Прежде всего, Ваша мысль о том, что речь идет не об испытателях, а о шпионах, оказалась совершенно верной, это стало понятно, когда во внутреннем отсеке диска была найдена штатская одежда городского покроя , предназначенная для отдыха, похожая на ту, что была одета на погибших, но главное то, что была обнаружена фашистская форма.

- Вот как! Они собирались приземлиться, переодеться и шпионить, подонки! Есть ли в аэромобиле уже проявленные фото- и кинопленки?

- Нет, Дуче, их не нашли, не было ни чистых пленок, ни фотоаппаратов, ни кинокамер. Да, вот еще что: были обнаружены различные мелкие внешние объективы по всему диску и вдоль окружности, они не отражаются на камерах, однако связаны, по-видимому, посредством радиоволн с внешними приборами, которые, кажется, представляют собой радиопередатчики, но у них почему-то нет ламп.

- Радио без ламп? Что еще изобрели эти проклятые англичане?

- Возможно, речь идет о камерах для съемок и радиопередачи изображений по типу экспериментального английского телевидения, что подтверждает гипотезу о шпионаже с их стороны, однако, Дуче, эти радиокамеры18 очень маленькие, просто крохотные, совсем не такие огромные, с помощью которых мы проводили секретные съемки на Би-би-си19 .

- Сюда бы Маркони, да?

- Да, Дуче.

Гульельмо Маркони был изобретателем беспроводного телеграфа и являлся одним из изобретателей радио. Будучи одной из самых значительных фигур режима, с сентября 1930 занимал должность президента Академии Италии, получил Нобелевскую премию по физике и, кроме всех прочих многочисленных титулов, имел звание адмирала Военного-морского флота, в котором после краткосрочной занятости в инженерных войсках служил во время Великой войны.

- Ты думаешь, Боккини, что они собирались пересылать фото- и киносъемки прямо в Англию?

- Вполне допустимо, Дуче.

- …К сожалению, Маркони сейчас в море, занят экспериментами. В каком районе плавает его яхта?

- Адмирал держит курс домой, яхта находится в Индийском океане, вблизи Красного моря, однако он лично сообщил нам по радио, что намерен плавать дальше, потому что у него запланированы и другие эксперименты.

- Я не могу ускорить его возвращение, эти исследования крайне важны для Италии. Но как только он вернется на Родину, я сразу вызову его. А ты постоянно держи меня в курсе по поводу иностранного аэромобиля, можешь звонить мне и на Виллу Торлония20 , если в том будет необходимость, и вообще, звони в случае обнаружения других необычных летательных аппаратов. Чао, Боккини и … ты молодец!

Муссолини приказал секретным военным службам перейти в состояние особой боевой готовности с Великобританией (не оставляя без внимания и другие англоговорящие индустриальные государства), собрать исчерпывающую информацию относительно самолетов в форме диска, беспленочной кино-фото-аппаратуры и безламповых радиоустройств, способных передавать изображения.

Тем же вечером, перед тем как покинуть свой офис и поехать на Виллу Торлония, Дуче внезапно, как это часто бывало, решил вызвать из Китая своего зятя Джана Галеаццо Чиано, графа Кортелаццо и Буккари21 , который в качестве полномочного консула находился в Шанхае вместе со своей женой графиней Эддой, урожденной Муссолини. Неожиданно в голове у Дуче возникла идея сделать зятя главой Министерства прессы, римского органа печати, занимавшегося контролем и управлением средств связи при поддержке Боккини и агентства «Стефани»; с этой мыслью он вернулся домой и за ужином сказал жене Ракеле о том, кто будет осуществлять надзор над информацией. В ответ супруга лишь пробормотала (и так было не впервые), что ««azidèint d’ànder in cà22 », тщеславный тип, да еще и с таким не очень мужским голоском, это ж надо, да он ей и не нравился никогда, это ж надо!»

Утром 14 июня Аннибале Моретти добрался до дома и имел несчастье рассказать своим домашним правду о диске, а в тот же вечер его единственный девятнадцатилетний сын, собиравшийся идти по призыву в армию, не придумал ничего лучшего, чем разболтать секрет отца в теплой компании друзей после совместного ужина в местном трани «Il Rebecchino». Там же, среди всех прочих, находились наемные рабочие его отца, бывшие когда-то убежденными коммунистами и ненавидевшие своего хозяина, но после они были вынуждены покориться режиму Муссолини и, в конце концов, не устояли, как и остальные многочисленные сельские пролетарии и рабочие, перед некоторыми привилегиями типа развлекательных кружков и экскурсий от Национального института послетрудового отдыха трудящихся, детских садов и приморских или горных лагерей для их детей.

Наемные рабочие Моретти по причине своих длинных языков и плохо скрываемой зависти к хозяину, несмотря на прочные подданнические чувства к режиму, все же жаждали дать выход своему раздражению, поэтому на следующее утро рассказали всем подряд, начав с муниципальной охраны, что их хозяин говорил гнусную неправду, что якобы он видел не плоский камень, а вражеский аэроплан в форме диска, упавший недалеко от его поля. В итоге - полный крах! Аннибале Моретти был взят из своего дома и помещен в сумасшедший дом, было сделано все возможное, чтобы все в округе знали, что бедняга сошел с ума и для него было благом то, что власти позаботились о его лечении. А если путать камни с самолетами, то могут возникнуть международные осложнения, но он был всего лишь несчастный больной, оставлять которого на свободе было опасно как для него, так и для остальных. Что касается сына, то он, как и его мать, старался воздерживаться от комментариев по поводу госпитализации отца, но, несмотря ни на что, спустя несколько дней парень получил повестку немного раньше срока и был направлен в дисциплинарный батальон инженерных войск, откуда через месяц вернулся домой в запечатанном металлическом гробу, в котором покоилось его разорванное на куски тело по причине несчастного случая, произошедшего на тренировке из-за неверных действий новобранца Моретти в обращении со взрывчаткой. Возможно, так оно и случилось, но в сердце матери возникло подозрение, что несчастье было подготовлено каким-нибудь фашистским молодчиком, специально выбранным для этого дела. И, тем не менее, она промолчала и не написала заявление, а Военная прокуратура в свою очередь посчитала излишним проводить расследование. Синьору Моретти оставили в покое и вскоре даже назначили ей небольшую пенсию. Ее не беспокоили не только из-за того, что она хранила молчание, но главным образом потому, что в те времена женщин совершенно ни во что не ставили, считая их полными ничтожествами и невежественными существами, а принимать всерьез слова полуграмотной крестьянки означало то же, что и доверять кудахтанью курицы.

Следы незадачливого мужа, «фашиста-ветерана», на какое-то время потерялись, его переводили из одного сумасшедшего дома в другой до тех пор, пока однажды, в январе 1934 года, его жене не пришла открытка (не письмо) с расчетом на то, чтобы служащие деревенской почты прочитали и разнесли информацию по всей округе. Именно так и произошло. В открытке синьоре Моретти сообщалось, что ее горемычный муж умер в одной из больниц Сардинии от воспаления легких, вдову также спрашивали, хоронить ли его на местном кладбище, или же родные покойного имели намерение приехать в те края, чтобы транспортировать тело для дальнейшего его захоронения на родине. В случае решения транспортировать тело супруга домой вдова должна была дать ответ в течение пяти дней со дня отправления открытки, молчание с ее стороны предполагалось расценивать как согласие на его погребение на острове. Пять дней уже прошло, и, вне всякого сомнения, Моретти был похоронен, поэтому вдова отказалась от каких-либо действий, учитывая ко всему прочему затратность и трудности путешествия в Сардинию для одинокой безграмотной женщины, неспособной решать вопросы с эксгумацией и отправкой гроба в ломбардийскую деревню.

15 июня 1933 года около семи утра Муссолини, безмятежно проспав всю ночь, зашел в ванную комнату для обычных после пробуждения нужд, и, пока мочился, принял свойственное ему молниеносное решение.

Как только он появился в своем кабинете (приблизительно в десять минут девятого), вызвал (прошел целый час!) Министра Национального Образования Франческо Эрколе и Военного Министра Пьетро Гадзера23 , в представленной им теме для обсуждения должны были быть заинтересованы также и Министерства как Внутренних, так и Внешних дел24 , но их временно возглавлял сам Муссолини. Однако он приказал явиться помощнику секретаря Министра Внутренних дел Гуидо Буффарини Гуиди, который, в сущности, и руководил этим Министерством.

Ровно через сорок девять минут оба Министра и помощник секретаря вошли плечом к плечу через двустворчатую дверь зала-кабинета, предусмотрительно открытую ассистентом (письменный стол и кресло Главы Правительства находились в глубине противоположной части помещения), и бегом направились к Дуче, все так же тесно прижимаясь друг к другу согласно недавним личным распоряжениям Муссолини. Между тем привратник закрыл за ними двери. Приказ для подчиненных подбегать к столу Дуче официально имел целью сократить время аудиенций, максимально экономя его Великому Правителю для других дел. Однако Муссолини чрезвычайно нравилось смотреть, как эти одетые в черные рубашки и куртки синьоры уморительно ему подчиняются. В июне 1935 года он заставил прыгать всех своих иерархов через костер во время так называемой «фашистской субботы», или, говоря точнее, вечером того же дня, посвященного гимнастике и военной подготовке для всех без исключения итальянцев. Был занятен сам факт пробежки по кабинету, в глубине которого за президентским столом сидел, скрестив руки, чопорный Дуче: он двигал своими мощными челюстями и смотрел неподвижными глазами в глаза очередного вызванного на доклад или же перемещал свой взгляд с одного на другого, если их, как в нашем случае, было несколько, и тем самым приводил всех в трепет. И все же бег подданных по залу полностью подавлял личность и делал всех крайне покорными перед Дуче. Получив указания, подчиненные должны были по-древнеримски поприветствовать на прощание Верховного Правителя, выполнить команду «кругом марш!», и как прежде, плечом к плечу, бегом, хоп-хоп, выскочить за дверь, заблаговременно открытую портье, предупрежденного Муссолини нажатием кнопки на столе в тот момент, когда сотрудники поворачивались к нему спиной. В глубине души он вообще не желал видеть никаких сотрудников: за исключением верного Боккини, ему нужны были лишь простые марионетки.

В нескольких словах он приказал обоим Министрам и помощнику секретаря учредить в римском Университете «Ла Сапиенца» («в рекордные сроки!») секретную группу из ученых и технических специалистов, получившую условное название «Кабинет RS/33 - Специальные Исследования, 1933 год». В прошлом учитель начальных классов, Муссолини упорно считал себя великим знатоком итальянского языка и постоянно придумывал различные сокращения и выражения, даже аббревиатура для самого таинственного органа ОВРА была его изобретением.

Великий Правитель не вызвал вместе с другими четвертого Министра, также необходимого для учреждения Кабинета, - генерала Военно-воздушных сил Итало Бальбо - он был приглашен Дуче на личную встречу к 16-00. Муссолини прекрасно знал, что Бальбо был убежденным фашистом с самого первого дня создания Партии и являлся одним из четырех лидеров похода на Рим (так называемые квадрумвиры Революции). А еще, абсолютно уверенный в своей значимости, Итало никогда (ни раньше, ни в дальнейшем) не унижался и не переходил на бег в кабинете Дуче и всегда был готов критиковать вождя напрямую, допуская к тому же некоторую наглость. С другой стороны, генерал пользовался огромной любовью в народе, состязаясь в популярности с самим Муссолини. Он был одним из тех очень немногих политиков, кто говорил ему «ты», и Дуче неохотно принимал это, он сильно завидовал Бальбо, хотя и скрывал свою зависть и пока еще ничего не сделал, чтобы навредить генералу, решив отдалить его от себя при первой благоприятной возможности: ему это удалось в конце того же 1933 года, когда он после всяческих похвал присвоил Бальбо высшее воинское звание Военно-воздушных сил маршала авиации, а вскоре, 26 ноября, назначил его генерал-губернатором так называемого Четвертого побережья итальянской колонии в Ливии, фактически отправив того в ссылку.

15-го июня того же вечера Дуче, после того как принял Бальбо и отдал ему все приказы, возложил на политическую Полицию ОВРА в лице верного Боккини обязанность инспектировать создание Кабинета с постоянным докладом о каждой заслуживавшей внимания новости.

За невероятно рекордные сроки в каждом административном центре провинций силами ОВРА были созданы секретные «специальные отделы RS/33», первичной задачей которых стало оповещать Боккини обо всех возможных обнаружениях неизвестных летательных аппаратов любой формы, незамедлительно реагировать и непосредственно противостоять любопытству гражданских свидетелей. Каждый случай следовало фиксировать в формуляр, созданный самим Боккини под кодом «RS/33. FZ.4», в скором времени образец бланка был разослан специальными депешами во все итальянские префектуры, которым в свою очередь было предписано рассылать их дальше: во все командования сил безопасности, а также в местные казармы Милиции. Аналог этого образца, предназначенный для офицеров Военно-воздушных сил, был послан из министерского кабинета Бальбо во все воздушные командования, чтобы те, в свою очередь, разослали их в подначальные им отделы. Муссолини также принял решение о том, чтобы все рапорты относительно обнаружений объектов гражданскими лицами были представлены в ОВРА и уже оттуда пересланы лично ему и иерархам Итало Бальбо, Министру Военно-воздушных сил и вступившему в должность Министру прессы и пропаганды Джану Галеаццо Чиано, а также в римскую штаб-квартиру Кабинета RS/33.

Несмотря на то, что Бальбо не был ученым, его тоже включили в состав этого Кабинета за его энергичное содействие в развитии Королевских военно-воздушных сил Италии, девиз Итало звучал следующим образом: «Необходимо культивировать страсть к полетам до тех пор, пока Италия не превратится в самую мощную авиационную державу мира». Со стороны ученых главой RS/33 был назначен Гульельмо Маркони. Но так как он находился в кругосветном плавании на своей яхте-лаборатории «Электра», названной в честь дочери, Муссолини решил, что Кабинетом будет руководить астроном и математик Джино Чеккини, профессор обсерватории Милана-Мирате. Его назначение было временным: Нобелевский лауреат Маркони, будучи занятым крайне важными исследованиями, отсутствовал, поэтому Чеккини и возглавил RS/33. Другие ученые занимались медициной, естественными науками, физикой и математикой при Королевской Академии Италии, за исключением главы Верховного совета общественных работ, князя и сенатора Луиджи Коцца, который был включен в состав Кабинета в качестве организационного референта и являлся связующим звеном с правительством.

Прежде всего, необходимо было понять принцип действия иностранного аэромобиля для того, чтобы затем сконструировать не только похожие модели, но и по возможности лучше, сохранив тем самым для Италии, по словам Дуче, «поразительнейшим образом», ее однозначное, признанное в мире первенство в области авиационной техники и утвердить военное превосходство страны в воздухе, обусловив и вместе с тем психологическую зависимость от Италии всех потенциальных врагов. Программа предполагала сосредоточение в кратчайшие сроки всех исследований в едином, оснащенном суперсовременным оборудованием центре, который сразу получил название Центральный институт Аэронавтики, предполагалось создать его в пригороде Рима, недалеко от университетской штаб-квартиры Кабинета RS/33. В скором времени было выбрано место - летное поле Барбьери в Монтечелио, где в период с 1933 по 1935 годов была установлена спецаппаратура, а в окрестностях был построен новый город Гуидония.