Старенький трамвай сбавлял ход. Пётр посмотрел в окно. За ним вдоль улицы тянулся сколоченный из досок забор-времянка. Он почти полностью перекрывал её правую сторону. На нём чёрной краской было выведено: «Тихий ход! Опасно! Неразорвавшаяся бомба!». Сколько таких «подарков» войны ещё долго будут находить в самом городе и на его окраинах? Один Петергоф чего стоит. После ухода гитлеровских оккупантов от некогда прекрасного дворцового комплекса остались одни полуразрушенные стены.
Артель ремесленников находилась как раз недалеко от кольца трамвая. Кондуктор с важным видом встал с деревянного сиденья и громко объявил: «Конечная, граждане пассажиры! Приехали, конечная!». Пётр вышел из вагона вместе с небольшой группой людей, которым было с ним по пути до кольца.
Мимо пробежала ватага мальчишек. Их заводила гнал перед собой на хитро изогнутой проволоке ржавое, велосипедное колесо без спиц, которое истошно гремело по неровной булыжной мостовой. Но это было только в радость мальчишкам. Радостные криками разносились по Новой деревне. Ни голод, ни блокада не в состоянии истребить настоятельную потребность маленького человека радоваться жизни.
Пётр сопроводил взглядом весело несущуюся компанию мальчишек и не торопясь направился в сторону артельщиков. Они занимали уцелевшее двухэтажное каменное здание и ещё несколько деревянных пристроек, которые использовали под дрова. Неподалёку находилась продовольственная лавка Пищеторга. Именно там они с Сенькой и договаривались встретиться. Пётр зашёл в лавку. Сенька стоял за высоким столиком с полупустым бокалом пива в руке и задумчиво глядел в окно, из которого был хорошо видено здание артельщиков. Кроме него в лавке в этот послеобеденный час было только двое хорошо подвыпивших товарищей. Они о чём-то громко спорили и отчаянно тыкали друг другу в грудь пальцами. Градус выяснения отношений постепенно нарастал. За этой полемикой недобро прищурив глаза наблюдала дородная продавщица. Пётр к ней и направился. Но женщина продолжала неотрывно смотреть на уже чуть ли не дерущихся мужиков и совершенно не обращала внимание на вошедшего посетителя. Тут продавщица не выдержала:
— Эй, малохольные! Хорош бузить, а то я милицию позову! Она быстро вас бездельников определит на нары!
Спорщики тут же замолкли, а через минуту уже забыли о чём спорили.
— Уважаемая! — низким, рокочущим басом обратился к ней Пётр и постучал пальцем по прилавку.
Продавщица смерила злым взглядом наглого посетителя. Его внешний вид ей очень не понравился. Какой-то оборванец в поношенной кепке, да ещё и надвинутой чуть ли не на самые глаза так, что и лица-то толком не разберёшь. Опасливо поглядев на кассу она раздражённо рявкнула:
— Те шо надо, забулдыга?
— Кружку пива налей!
— А деньги-то у тебя есть?
Пётр молча положил на прилавок пятёрку и с безразличным видом оглядел столики. Продавщица поморщилась, но деньги взяла и налила ему поллитра пенящегося напитка.
— Может разбавить? — тихо спросила она и кивнула на стоящие за её спиной поллитровки московской.
— Обойдусь! — буркнул Пётр и, забрав кружку с пивом, направился к окну.
Подошёл к столику, за которым стоял Сенька, и с довольным видом поглядел в окно. Постоял немного, а затем громко произнёс:
— Разреши, братишка, бывшему лётчику бомбардировочной авиации приземлиться за твой аэродром? Люблю, когда в окно открывается вид на небо!
Сенька покосился на подошедшего. Но, заметив под краем широкого козырька кепки знакомые ему ожоги, расслабился и безмятежным тоном произнёс:
— Я тоже люблю авиацию! В детстве мечтал летать, но здоровьем не вышел! Так что приземляйся, товарищ! Будем вместе на небо глядеть!
— Как тут самолёты ещё не пролетали? — поинтересовался Пётр, указав глазами на видневшееся за окном здание артельщиков.
Сенька проследил за взглядом начальника и отрицательно покачал головой.
— Что-то я сегодня здесь ещё ни одного самолёта не видел! Погода что ли у них ли нелётная?
— Должон хоть один самолёт, да пролететь мимо нас! — со знанием дела оглядывая небо, произнёс Пётр и рассмеялся. — Давай, товарищ, выпьем за лётчиков! Чтоб им легко леталось и мягко приземлялось!
— За Сталинских Соколов! — тут же дружно заорали из другого угла помирившиеся алкаши. — За Родину! За Победу! За Великого Сталина!
— Вам бы только повод нашёлся, пропойцы последние! — вновь недовольно пробурчала продавщица. — За всё пить согласны, ироды! И за Родину, и за Сталина, и за Победу, и за светлое будущие, которое чёрт его знает когда наступит! За что угодно — лишь бы пить!
— Клавка, хорош бухтеть! Лучше налей-ка нам ещё по бокальчику пивка! — попросил один из алкашей. — На меня такая тоска сейчас навалилась, аж выть волком хочется! Ребят погибших вспомнил! Будь человеком, Клава! Налей, а?
— Деньги давай, тогда и налью! И так уже три дня, как в долг пьёте!
— А шо! Как только получку получим, враз тебе всё и отдадим! Правда, Федя?
Собутыльник согласно мотнул головой. Сенька оглянулся на братьев-пропойцев. Те с одинаковыми кислыми рожами умоляюще смотрели на продавщицу. За окном зазвенел въезжающий на кольцо трамвай. Сергей спохватился:
— Ну, мне пора! Мой трамвай подрулил! Может когда ещё и свидимся, авиация!
— Обязательно свидимся, пехота! — ответил ему Пётр и подмигнул.
Сенька ушёл. В окно Пётр видел, как товарищ бегом припустил за трамваем, который вот-вот как намерился отъезжать. Вскочил на подножку и махнул Петру рукой. Алкаши за это время успели уломать продавщицу на ещё пару бокалов и теперь один из них с довольным видом сдувал пену, а второй выковыривал остатки мяса из остатков сушёной рыбки.
Пётр стоял с бокалом в руке и поглядывал на заветную дверь дома артельщиков. Продавщица нутром чуяла, что у этого странного мужика водятся деньги и с нетерпеньем ждала, когда он подойдёт к ней за следующим бокалом пива. Но бывший лётчик упорно смотрел в окно и не обращал на неё никакого внимания. Наконец, она не выдержала:
— Может ещё бокальчик пивка, гражданин, или чего покрепче желаете?
Пётр промолчал. В это время дверь артельного дома открылась и из неё вышел Коростылёв. Тот самый любитель пожаров, которого он ждал!
— Эй, гражданин! Я к вам обращаюсь! — нетерпеливо крикнула продавщица, но Пётр поставил на стол не начатый бокал и направился к двери.
Продавщица обиженно надула губы. Посмотрела вслед странному посетителю и недовольно фыркнула:
— Вот, оказывай после такого поведения людям внимание и почтение! А ещё с нас, продавцов, требуют вежливого обращения с покупателями! Хамло бескультурное, а не покупатели!
Но Пётр уже не слышал критики в свой адрес. Стояв на крыльце продуктовой лавки, он понаблюдал за поведением поджигателя. Тот целенаправленно шёл к трамвайной остановке, на которой уже успело скопиться разнообразная публика. Была там и ватага мальчишек, вознамерившихся на халяву прицепом прокатиться на трамвае. Придя на остановку, Коростылёв переложил небольшой бумажный свёрток из одной руки в другую и полез в карман. Видимо искал мелочь для оплаты проезда — пятнадцать копеек, или, как в народе его ещё называли, «пятиалтынный». Пётр неторопливо подходил к остановке, когда мимо него звеня и дребезжа подкатил трамвай. Коростылёв быстро оглянулся. Мазнул взглядом по Петру, который в своей поношенной одеждой ничем не отличался от сотен других ленинградцев. «Поджигатель» быстро потерял к нему интерес и вместе со всеми остальными пассажирами полез в вагон. Протолкнулся вперёд, а Пётр остался на задней площадке. Опер старался во время поездки как можно меньше мозолить глаза своему объекту наблюдения. Что поделаешь, за неимением лучшего варианта, приходилось разделять одно транспортное средство на двоих. Маршрут «Тройка» шёл из Новой деревни через весь город в Московский район, к заводу «Электросила». Конечная остановка: Благодатный переулок. У «тройки» был самый длинный маршрут в городе и где вылезет наш любитель пожаров — не известно.
Коростылёв расположился у окна и с совершенно безразличным видом глядел в него. Сразу было видно, что не впервые едет этим маршрутом. Иногда «поджигатель» бросал взгляды на протискивающихся мимо него пассажиров. Пётр тоже глядел в окно и лишь изредка посматривал на своего подопечного. Главное сейчас было — это его не спугнуть.
На одной из остановок в вагон ввалилась шумная гопкомпания. Пассажиры стали насторожено оглядываться. Прижимали к себе авоськи с нехитрым скарбом, время от времени ощупывали свои карманы. А господам-ворам — это было только и надо. Весело толкаясь, они смеялись над притихшими пассажирами. Одновременно зорко подмечали суетные движения своих временных попутчиков. Кондуктор пыталась урезонить буйную публику, но те игнорировали её возмущение.
— Смотри, Бубновый, а мордашка у кондукторши вообще-то ничего! Может закадрим себе бабу? — спросил тощий подросток из гоп-компании у главаря, одновременно весело поглядывая на раскрасневшуюся от волнения молодую кондукторшу.
— Увянь, Костлявый! Сейчас не до кондукторши! Смотри лучше за вона тем мужиком с пакетом в руке. Небось, что ценное волокёт! Вона, как его к груди прижимает! И вот того толстого с портфелем тоже нужно будет пощупать! Порфель из хорошей кожи. В таком абы что не возят! Значит, ты возьмёшь фраера с пакетом, а твой кореш пойдёт за толстым. Всё понял?
— Не впервой уже! Усёк я!