1
Вижу, как строится, слышу, как рушится.
Все холодней на земной стезе...
Кто же нам даст железное мужество,
Чтобы взглянуть в глаза грозе?
Д. Андреев
1
Что должен чувствовать человек, если картина мира являлась лишь рисунком на ширме, скрывающей другую реальность, непривычную и пугающую? До сих пор человек видел свой мир только таким, каким он был изображен на этой оказавшейся эфемерной занавеси. И вдруг... Нет, за ней он не успел рассмотреть ничего ужасного. Что ужасного может быть в том, чего ты попросту не понимаешь и не можешь найти аналогий среди того хлама, в который разом превратились все твои знания о мире? В ужас повергал не сам вид открывшейся реальности, а то, для чего эта реальность служила. То, чем на самом деле являлся ты сам в той оказавшейся иллюзией нереальности. А еще ужаснее была невозможность вернуть эту ширму на место, спрятаться за ней и забыть все как дурной сон.
Смирится он с потерей удобной и уютной иллюзии, примет реальность? Или выстроит новый бесплотный мираж и спрячется за ним от действительности?
Но все эти проблемы встанут потом, когда испуганно забившийся в самый дальний уголок естества разум очнется, оклемается и выползет из своего укрытия, вновь начнет выстраивать защитные укрепления и все подвергать критике.
Сейчас же, без этого стража, все виделось кристально ясно, недостающие сведения компенсировались интуицией и еще каким-то чувством.
Этот мир, такой уютный, где правил человек, его разум и воля, оказался всего лишь компьютерной игрой существ более высокого порядка. Человек всегда себя ставил на первое место - не он ли кричал об исключительности своего вида во Вселенной, возникшей из Большого Взрыва? Пусть даже произошедшего от обезьяны в ходе эволюции, однако заслуга в этом только человека. Но все же он готов был смириться с существованием даже более высокоразвитых рас в этой Вселенной, но стоящих на одной с ним доске. Другой человек соглашался, что не какой-то там Взрыв послужил причиной возникновения материи, человека и всего живого, а божественная воля Создателя, уготовившая человечеству исключительную стезю.
Все оказалось куда банальней. Да, есть Творец. Да, он создал все и вся. Но создал лишь для своего развлечения, как игрушку. И человек лишь бот или персонаж, которым тот управляет в этой игре, записанной на каких-нибудь кристаллах, аналогах нашего жесткого диска, в иномирном информационном пространстве. Весь наш мир - лишь код программы, преобразуемый машиной в электронные сигналы и проецируемые на трехмерный монитор, или что там у них его заменяет. Вот и все великое предназначение.
Развитие цивилизации и культуры, достижения науки - лишь цепь щелчков их аналога мыши. И кичиться нарисованным человечкам нечем.
Так что же чувствовал этот человечек? А ничего. Совсем ничего. Энергии эмоции, смывшей с мира фальшивый пейзаж, хватило только на это, да еще на то, чтобы загнать далеко вглубь ужаснувшийся разум. И все. Чувства и эмоции оказались лишь производными гордившегося своей логичностью разума.
Но ничто не длится бесконечно. И самое великое открытие, самый грандиозный подвиг в конце концов сталкиваются с ограниченностью и несовершенством тела. А оно, с утра замершее неподвижным истуканом, настойчиво давало знать о себе затекшими и требовавшими движения мышцами. Виктор шевельнулся и едва не упал - судорога болью прошлась по затекшим, одеревеневшим членам. Кое-как встав на ноги и немного расходившись, поднял глаза на багровеющий закат. В картинке то появлялись, то исчезали прорехи, но такой же затекший, как и мышцы, разум несмело выползал из своего убежища, закрашивая их привычными образами.
Виктор принялся снимать рыболовные снасти.
Пару дней Виктор проходил как замороженный. На третий принялся собираться домой. Тут его поджидала засада. Старенький аккумулятор сел окончательно и отказывался крутить стартер. Сказалось то, что Виктор не стеснялся использовать его вечерами для освещения и иногда безуспешно прослушивания старенькой автомобильной магнитолы.
Помучившись, Виктор удрученно поскреб затылок, плюнул и принялся укладывать вещи в рюкзак. Затем отыскал Евгения и отдал ключи от авто ему, наказав пользоваться без стеснения, если удастся оживить аккумулятор. Попрощался и зашагал в сторону ближайшей железнодорожной станции.
Припомнился давний разговор на работе.
- Как быстро бежит время. Знаешь загадку? Ползет, идет, бежит, летит. Оно самое - время. В детстве, юности, зрелости, ну и... Почему так?
- Гы. Мудлые луди потметили это со влеменем. - Сквозь зубы с зажатой в них отверткой проговорил Даня. Он воткнул на место видеокарточку, взял отвертку в руку и, заворачивая саморез, продолжил. - С компьютерами все проще. Проапгрейдил, частота увеличилась - время полетело. Особенно для старых, неадаптированных... программ. Знаешь, как-то на старом месте работы мне достались в наследство несколько коробок дискет. Прикинь, даже старенькие пятидюймовые были. Ну, их я не трогал, а вот остальные решил прошерстить, - посмотреть, может что интересное или полезное осталось. Как я и подозревал с самого начала, на большинстве были игрушки. Ты можешь себе представить современную игру, которая бы поместилась на дискете объемом чуть больше мегабайта? Ну да не суть... Решил ради прикола погонять в Диггера, ты должен помнить этот хит. Да. Так вот. На той работе электронщиков техникой особо не баловали, спихивали старье, которое уже и выбросить бы пора, да жаба душит. Точно уже не помню, что там у меня стояло, то ли старенький первый пенек, то ли вообще что-то типа 586-го. Хорошо помню только тактовую частоту - 100 мег. Прикинь, раритет. Ну, сунул дискету, запустил игру. Ну, думаю, щаззз оторвусь. Ага. Не успел стартануть, уже RIP. Еще раз - тоже самое. С такой скоростью там эти "чамки" бегают. Сначала не понял, думал игра запортилась. Достал из закромов настоящий раритет, уж сколько лет пылившийся в ожидании списания, ЕС-1841. Помнишь, наверное, там еще все накопители в отдельном корпусе и тактовая частота, кажется, меньше 5 мегагерц. Прикинь, рабочая. Так на ней без проблем Диггер работал. О!
В вагоне находилось только два человека. Ближе к началу, слева по ходу, сидела девушка лет семнадцати - девятнадцати. На взгляд Виктора, излишне ярко накрашенная. Примерно на таком же расстоянии от вторых дверей, как девушка от входа, расположилась старушка с корзинкой и еще какими-то вещами. Виктор присел почти по центру вагона, но в другом ряду, совсем не обратив внимания на жалящее солнце.
За окном дизеля проносились перелески, поля. Мелькали какие-то строения. В разрывах придорожных посадок проскакивало золото еще не сжатого хлеба. Иногда пролетал ежик уже стриженого поля с бигуди катушек соломы.
На следующей станции в вагон зашли два парня и расположились прямо под кнопкой вызова милиции. Вполне прилично одетые и ничем не отличающиеся от многих других. Только глаза какие-то нагло-масляные. Они достали "фауст" и принялись распивать вино прямо из горлышка бутылки, передавая ее друг другу. Без закуски. Сие действо сопровождалось громкой "беседой", на две трети состоявшей из матов.
Виктор лишь зацепил краем сознания этих парней и продолжал бездумно провожать взглядом безнадежно отстающие от поезда пейзажи.
Из этого своеобразного дорожного транса его вывел визг девушки и тирада бабули:
- Ироды! Вы што удумали?! А ну, оставьте девку в покое! А то сейчас милицию позову!
Парни сидели с двух сторон девчонки и, Виктору не видно было из-за спинки сиденья, зажав ей руки, видимо лапали ее.
Виктор вздохнул и медленно поднялся. Связываться с подвыпившей швалью не хотелось, но что делать - у самого невеста растет. Выползший из своего темного угла разум панически заверещал: "Ты куда лезешь? Тебя же каждый из них по отдельности в бараний рог согнет!"
Виктор шагнул в проход и подал предательски севший голос:
- Парни, оставьте девчонку в покое.
Один из них оглянулся и, гыгыкнув, бросил:
- Остынь, дядя, пока не наваляли.
Виктор сделал еще шаг и опять попытался вразумить парней, стараясь добавить голосу твердости:
- Я сказал, отстаньте от девушки.
Сидевший ближе к проходу порывисто поднялся и пошел на него.
- Дядя, тебе что - больше всех надо? Тебя ж никто не трогал - сам напросился.
Он размашисто ударил, целясь в нос. То ли покачивание вагона сыграло роль, толи Виктор все же успел слегка отдернуть голову, но удар пришелся по касательной, лишь слегка задев скулу. Вместе с болью накатил гнев, тут же растворившись в холодном безразличии. И Виктор вдруг "потерялся".
Пришел в себя на своем месте у окна. По всему телу разлилась ватная слабость, сердце стучало под горлом как будто с перебоями, почему-то вся кожа на теле горела, словно после солнечного ожога. В противовес этому ощущению в солнечном сплетении комом пульсировал сосущий холод, вагон пытался кружиться вокруг Виктора, предметы расплывались, в ушах звенело. Странно, но кроме ноющей скулы, он не чувствовал больше никаких повреждений. Ужасно хотелось пить, но сил наклониться, и достать из рюкзака бутылку с водой не было.
"Вот это они меня отмутузили" - скользнула по периферии сознания вялая мысль. "Куда же сами подевались? Наверное, сошли на какой-то станции". - Догнала ее вторая, еще более слабая и безразличная.
- Свят! Свят! Свят! - Вдруг донеслось из-за спины.
Виктор слегка повернул шею, ровно настолько, чтобы ухватить боковым зрением испуганную бабку, со страхом глядящую на него. Бабуля одной рукой пыталась ухватить сразу все свои пожитки, а другой осеняла себя крестом. Заметив, что мужчина повернул голову в ее сторону, она прервала крестное знамение и, прихватив вещички, резвенько засеменила к противоположным дверям вагона.
"Странная бабуля. На хулиганов орать не испугалась, а теперь отчего бежит?" - Еще одна ненужная сейчас мысль изволила посетить кружившуюся голову.
Повернув голову в исходное положение, Виктор зацепился взглядом за девушку, стоявшую в проходе возле соседней скамейки и несмело, даже почти испуганно глядевшую на него. Несмотря на слабость, сознание отметило потекшую тушь, размазанную на пол-лица помаду и вырванную пуговицу на помятой блузке. Переступив с ноги на ногу, девушка осмелилась-таки сказать:
- Спасибо вам. Эти скоты!.. - Она хлюпнула носом. - Я вам очень обязана.
До Виктора все никак не мог дойти смысл ее слов. Ну что ей еще от него надо?
Девушка присела на краешек скамейки, нервно комкая в руках платок, спросила несмело:
- Вы ведь экстрасенс, правда? Я сразу поняла, когда вы их. Правда, я раньше не верила в экстрасенсов, думала это так, притворство.
Виктор ничего не понимал.
- Что я сделал? - Всплыла откуда-то со дна слабая частичка любопытства.
Девушка обескуражено поглядела на своего спасителя и наконец заметила его состояние:
-Вам что, плохо? Ой, наверное, вам тоже попало! Или солнце напекло. Сели же прямо на солнцепеке. Давайте-ка пересадим вас в тень. Я помогу.
Не обращая внимания на то, что Виктор пытался отказаться, она заставила его подняться (ноги ощутимо дрожали) и почти перетащила через проход туда, где не доставало солнце.
- Вот так. Вам удобно? Что я еще могу для вас сделать?
- Пить. Там - в рюкзаке.
Девушка отыскала пластиковую бутылку с водой, открыла ее и подала Виктору. Он присосался к горлышку, ощущая, как слегка нагревшаяся вода остужает пылающий пищевод. Сквозь звон в ушах слабо доносился девичий голосок:
- ... Он тогда меня оставил и тоже вскочил, а потом сразу же сел и за свое горло ухватился. Я смотрю, вы стоите в проходе и руками так плавно водите, почти одними кистями. И глаза у вас такие, такие... Я даже не знаю. Гляжу, а этот за горло руками себя скребет и хрипит, а глаза на лоб уже лезут. А тот, что на вас нападал, лежит на полу и визжит как поросенок, ногами сучит, а рука за спиной и в другую сторону сильно выгнулась. А вы к ним даже не прикасались. Потом кистями рук так вот сделали, - она изобразила жест, - а их будто кто сильно, нет, очень-очень сильно толкнул. Они почти под двери отлетели. Так на четвереньках в тамбур и выскочили. А потом поезд резко затормозил, может стоп-кран сорвали, а то ведь там остановки не было. Меня аж на другое сиденье кинуло. Смотрю, а вы стоите, ни за что не держитесь, и даже с места не сдвинулись ни на чуть-чуть, будто приросли. Ну, прямо вот как эта скамейка. Ой, извините.
Литр воды на одном дыхании лишь слегка освежил мысли. Хотелось закрыть глаза. А тут эта девчонка какие-то сказки рассказывает. Видать сильно напугали ее те шакалы.
- Ты до города?
Она быстро кивнула, потом помотала головой:
- Нет, я дальше.
- Вот и ладно, растолкаешь меня, как в город приедем. Что-то мне нехорошо.
И Виктор прикрыл глаза.