Слепая любовь/ Blind love

Мастер и Маргарита Амстердам, возвышающийся над полями турецких тюльпанов. Его узкие улочки, будто змеи, опоясывают старинные домики, в одном из которых, с необходимым в работе мастера сосредоточением, отточенными движениями творца, скульптор вылепляет очертания будущей Венеры. Эдуард Кейнер – сорокалетний художник родом из Утрехта - с точностью, вероятно, бога, создаёт высокую скульптуру римской богини. Напротив него, блистая обаянием фаворитки и величием королевы, на изысканных бордовых драпировках расположилась прекрасная лилльчанка - Ирен Бонье́. Безэмоциональная Ирен спокойно ждёт результата их общих стараний. Её белоснежное юное тело сверкает в лучах закатного солнца. Десять лет прошло, словно мгновение. *** За распахнутым окном дома на улице Grianestraat кипит вечерняя жизнь Амстердама. Доносящиеся с шумной улицы голоса и смех беспечных парочек вперемешку с пьяными возгласами, нотками джаза и скрипом колес машин не дают покоя даже привыкшим к городскому шуму кабачным обывателям. Но верный искусству Эдуард не слышит ничего, кроме лёгкого дыхания незабываемой музы. Работа в ночные часы для обоих не являлась чем-то новым. Однако сегодня Эдуард решил освободить Ирен от обязанностей значительно раньше наступления утра. - Ирен, можешь собираться. - Что?! – воскликнула ошеломленная натурщица. - Собирайся. Завтра закончим. Я хотел бы отдохнуть и тебе того же советую. Мы сегодня хорошо поработали, – бесстрастно проговорил он, не глядя в сторону одевающиеся девушки. - Как скажешь. Ирен, пока не сгорела свеча в канделябре, натянула своё любимое прямое платье малинового цвета. После она ярко накрасила пухлые губы и томные веки, посмотрев на себя в крошечное пыльное зеркальце в углу комнаты, и побежала, крикнув на прощание: - Увидимся! Ирен с треском захлопнула иссохшую от времени дверь. - Увидимся, – ответил тишине художник спустя минуту.   Полин Полин ван дер Берг размеренно шагает по улицам родного ей Роттердама. Здесь она когда-то повстречала человека бесповоротно изменившего её скучную жизнь затворницы. Полин познакомилась с Эдуардом, когда тринадцать лет назад они вместе учились в Академии изящных искусств во Франции. Непродолжительные отношения связывали их когда-то, но все мы знаем, что любовь не вечна. Полин поняла, что больше для неё не существует мужчин; как бы Эдуард ни старался привлечь внимания художницы – всё было без толку. Та игнорировала его ухаживания и прозрачные намёки, которые влюблённые, сами того не ведая, совершают. Именно во время пребывания во Франции, летом, отдыхая на севере страны, она подметила сидящую на лавочке юную шатенку с блестящими от слёз, зелёными глазами. - Почему вы плачете, девушка? – участливо заметила подошедшая ближе Полин. Девушка обернулась. - Мой пёсик – Эдгар – убежал несколько месяцев назад. Я гуляла здесь, в парке, и рядом с тем каштаном нашла его. Точнее, то, что осталось: чёрный комочек костей и шерсти. Барышни принялась рыдать ещё пуще, надрываясь и всхлипывая. - Я сожалею… - тихим и сочувствующим тоном проговорила наконец Полин. - Нет, не жалеете, - резко воспротивилась девушка, - Совсем не жалеете. Вы вообще меня не знаете. Зачем вы подсели сюда? - Хотела бы познакомиться с вами, - не смутилась художница, - Меня зовут Полин. А вас? - Меня? – изумилась юная леди, - Меня зовут Ирен. - Что ж, прекрасно, Ирен. Не плачьте. Думайте о том, что ваш пёс уже в раю. В вашей жизни, которая только начинается, будет много приходов и уходов. Поэтому не тратьте все свои нервы на что-то одно. Прошу прощения, за свой цинизм, но это так. Ирен молча внимала словам собеседницы. - Но это ещё не всё, дорогая Ирен, - продолжала чужестранка, - Ты – не возражаешь, что обращаюсь на «ты»? – ты не хотела бы поработать натурщицей?.. Подожди, - Полин прервала спокойную речь, завидев, как Ирен приоткрывает лепестки розовых губ, - Я хочу сказать, что… я учусь в Париже, в Академии художеств, и мне нужно больше практики в написании человеческой натуры… Если ты согласишься, я буду платить тебе небольшую сумму. И ты сможешь жить со мной в комнате. Полин умоляюще смотрела в глаза избранницы. - Я согласна, - с одобрением в голосе, но тревогой в глазах произнесла девушка.   Случай в мастерской В маленькую, но уютную импровизированную студию вошёл Эдуард. Он сразу же заметил нагую Ирен, но воспринял её, как типичный предмет искусства – настолько она была неземная, а он – равнодушным, с замыленным взглядом. - Здравствуй, Полин. Кто это? – Эдуард невежливо показал на модель. - Здравствуй. Знакомься, это Ирен, моя подруга и помощница, - говорила, вставая с табуретки и подходя ближе к незваному гостю, молодая женщина. - Неплохо она тебе помогает… - язвительно усмехнулся Эдуард. Полин незаметно толкнула Эдуарда в бок. - Извини… Но где ты её нашла? – продолжал допытываться мужчина. - Хватит обращаться к ней, как к вещи. Ты даже не представился. - Ох, простите мои манеры, миледи, - и Эдуард наигранно поклонился смущённой Ирен, - Эдуард Кейнер, норвежец, художник и скульптор. - Ирен, не обращай внимания на этого дурочка: он всегда себя так ведёт, - оправдывалась Полин, - А ты, - сурово взглянула она на Эдуарды, - лучше уйди. Мы здесь работаем, в отличие от некоторых. Полин вернулась к мольберту. Ирен встала в позу, которая ранее была нарушена неожиданным визитом. - Вижу, мне здесь не рады… До свидания, милые барышни! – иронично крикнул Эдуард на прощание, захлопнув расшатанную дверь со сломанным замком.   Кабак В час ночи день только начинается. Забегаловка под названием «Робеспьер» - прославившаяся благодаря приятной «живой» музыке и стенам-аквариумам[1] – ломится от напора щедрых гостей, и даже такой нелюбитель суеты и духоты, как Эдуард, нашел здесь своё пристанище. Пять лет прошло, как окончена Академия. Пять лет безвестный скульптор не виделся с Полин. Пять лет коротались в бесконечных попытках заработать на жизнь – увы – безуспешных. Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих, и в том состояла неизменная суть переживаний мужчины. - Здравствуй, красавец, - кокетливо позвал Эдуарда чей-то нежный голос, выведя мужчину из состояния прострации. - Что надо? – грубо ответил тот. - Не хочешь поразвлечься? – продолжал голос, доносившийся из полумрака. - Мне и так весело. - Вижу… - Пошла вон! Денег нет! – неожиданно взбрыкнул Эдуард, вытащив и отложив в сторону маленький милый – скорее дамский – регеблюм[2]. Но девушка не ушла. - Что стоишь, ш***а?! Поищи кого-нибудь побогаче. – окончательно рассвирепев, прокричал Эдуард, попутно обернувшись в порыве эмоций. - О, Эдуард! Это вы?! - Ирен? Девушка смущённо кивнула, слегка улыбнувшись. - Ирен, что с тобой стало? Ты посмотри на себя, - ошарашенному, но в глубине души ни капли не удивленному, мужчине было тяжело подбирать слова. - Давай, отойдем и спокойно поговорим в стороне, - заговорщически улыбалась красавица, тяня за собой вышедшего из строя господина. *** - Эдуард, после того момента, когда мы виделись в последний раз, прошло немало лет. Мы давно знакомы, но ты совершенно не знаешь меня. В детстве я хотела стать художницей. Думаю, из меня вышел бы неплохой анималист. Но, когда фотографии перестали быть чем-то новым и удивительным и плавно влились в нашу повседневную жизнь, я приняла решение стать фотографом. Ты так странно смотришь на меня. Думаешь: «Для чего ты это говоришь?» Мне всего лишь хочется высказаться. Когда Полин подошла ко мне, я не подозревала, насколько она изменит мою жизнь. Она показала мне огромный мир искусства, в который я окунулась полностью головой и телом. Это было чудесное приключение. Но, как и всё хорошее, этот великолепный вояж вынужден был завершиться. Не буду скрывать. Говорю всё кратко и по фактам, - после этого словесного поворота Эдуард, чуть нахмурив брови и устремив мутный взгляд прямо в глаза собеседницы, присел на обитое жаккардом кресло, - Да, у меня были отношения с Полин, но только потому, что она этого захотела, хотя я тоже была не против небольшой интрижки. Однако я не относилась к этому так серьёзно, как Полин. Я хотела, чтобы мы оставались друзьями, а не становились любовниками, однако Полин хотела большего, и нам пришлось расстаться насовсем. Это было тяжело для нас обеих, ведь я потеряла верную подругу, а она – любовницу и модель. Мы обе остались несчастны, потому что не понимали, не видели и не хотели видеть желания друг друга, - Ирен сделала минутную паузу, собираясь с мыслями, - Я знаю, что ты и сейчас любишь Полин, но правда в том, что она не любит. Она хочет забыть тебя. - Но почему?! Что я сделал такого, что она теперь хочет меня забыть?! – яростно вскочил Эдуард, - Ты в своём уме?! Как только я увидел тебя, я понял, что ты – уличная девка, что после работы у Полин ты пойдёшь по жёлтому билету. Я не ошибся. Почему я должен слушать какую-то девку? Тебе-то какое дело до моих отношений с Полин?! Отвечай, дура! Эдуард взял Ирен за тонкие тёмные волосы и принялся трясти её изо всех сил в порыве гнева. - Эдуард! Остановись!.. А!.. Идиот!.. Эдуард, успокойся. Ирен начала истошно кричать сквозь слёзы, что прохладными струйками стекали по её опухшим, шероховатым щекам. - Заткнись, тварь!.. - Отпусти! Мольбы и стоны возымели действие, и Эдуард нехотя и резко отпустил ненавистную ему женщину, отчего последняя с грохотом повалилась на жёсткий паркет, с тревожным трепетом взявшись за затылок, на котором болталась копна взъерошенных крысиных хвостиков. Мысли Ирен переболомутились, словно тинистая вода в грязном болоте. Собравшись с мыслями, Ирен обнаружила, что беспокойный гость движется прямиком к выходу. - Эдуард! Мужчина не отозвался. - Эдуард, стой! Ирен поползла к Эдуарду, перебирая одной рукой по полу и приложив вторую ко лбу, как при сильнейшей мигрени. - Что ещё? – безэмоционально спросил он, взявшись за ручку многое повидавшей двери. - Эдуард, я не виновата в том, что Полин к тебе безразлична... Эдуард! Помоги мне… И Ирен опять заплакала, но уже не от физической, а от душевной боли. Эдуард обернулся и взглянул на дрожащую от горя женщину. - Ладно, теперь ты успокойся. Хватит уже, - мужчина присел рядом с женщиной и продолжил, легонько потряхивая несчастную за плечи, в надежде привести в себя, - Извини, хорошо? Чем я могу тебе помочь? Денег у меня нет, я это ещё в баре сказал. - Я хочу выйти из этого порочного круга, - ответила она, - Я хочу снова позировать. Я подумала, что, может, тебе нужна натурщица? Во мне ещё осталась та юношеская красота. Ты можешь убедиться в этом… Ирен дала гостю время на размышления, которое последний потратил с умом. - Знаешь, Ирен, мне действительно не помешала бы натурщица, потому что жена отказывается сидеть подолгу, а про тебя я помню, что ты всегда была очень исполнительной и хорошо выполняла свою работу, так что я не против. Ты сможешь побыть моей натурщицей. Ирен умоляюще смотрела на своего спасителя. Эдуарда задел её искренний и полный чувств взгляд, поэтому тот не смог удержаться и еле улыбнулся, выказывая тем самым своё дружелюбное – о чём нельзя было сказать полчаса назад -  отношение к вновь встреченной знакомой. У Эдуарда возникло ощущение, будто произошедшее за последний час – вымысел, безумный гротеск, словно он спит и хочет скорее проснуться, чтобы не видеть того ужасного сна, что пришёл к нему этой леденящей душу ночью.   Белокурая Венера[3] Проезжая на чёрном лакированном «форде» по улице Петра I, можно заметить, как в окне третьего этажа мелькает розоватое тело белокурой Лауры, жены малоизвестного скульптора Эдуарда. Лаура никогда не являлась для Эдуарда пределом мечтаний и любовных восторгов, ибо единственное, что мужчина требовал от неё, это регулярное исполнение муторных домашних дел, ведение хозяйства, без которого не возможна повседневная жизнь. Лаура нередко использовалась Эдуардом в качестве натурщицы для его новых скульптур. Месяц назад его снова настигло, так называемое, вдохновение, а потому мужчина поспешил притворить собственные ведения в материальный объект – римскую богиню Венеру. Когда под утро Эдуард притащил в их уютный дом развратную девку, жена испытала новую волну ревности, однако вида не подала. Лаура не удивилась, когда её муж принялся ставить Ирен в необычные позы, дабы выбрать из них ту, что казалась ему наиболее привлекательной, с целью запечатлеть её в гипсе на века. Она считала Ирен очередной пустышкой, не способной вызвать никаких чувств, помимо отвращения; она – по мнению Лауры – не могла никоим образом заменить любимую Эдуардом жену. Хотя врата в мир искусства закрылись пред Лаурой, ибо Эдуард более не нуждался в её услугах, как модели. Но однажды Лаура вернулась с тяжёлой работы, спасающей её и мужа от голодной смерти. Женщина увидела, как Эдуард корпел над статуей, вставляя время от времени комментарии, веселящие натурщицу. Лаура, разгорячённая, бросив пакеты с продуктами на пол в прихожей, ринулась навстречу с изменником: - Не помешала вам, голубки? Обманутая жена пронзала скульптора своим ястребиным взором хищника. - Что молчишь? Думал, я буду вечно терпеть твоих шлюх? – спокойно, но жёстко и уверенно пролонгировала пламенную тираду Лаура. Эдуард молчал. Он не ждал таких заявлений от кроткой жены. Ирен стояла в растерянности. В её голове промелькнула призрачная сцена прошлого, когда Эдуард вошёл в мастерскую Полин. Но сейчас всё было совсем по-другому, потому что Ирен испытывала совершенно иные чувства к теперешнему художнику, в отличие от первого. - Вы так смеётесь; вам так хорошо вместе. Как вижу, с этой русалкой у тебя море удовольствий. Я права? Что ты молчишь, придурок? Это на тебя я потратила жизнь?! Скульптор, художник, творческая личность. Все вы такие! В вас нет ни капли чести, ни капли достоинства. Именно поэтому вы можете «творить». Вы уходите во тьму. Вы все попадёте в ад! – крикнула она в неведомом порыве и, присев в широкое кресло и развалившись в нём, продолжила более тихо, - Да, есть те, кто мнит себя творческим человеком, ничего из себя не представляя. Их я ненавижу больше вас! Они вдвойне мерзки, чем вы. Такой была твоя любовь – Полин! Она была обычной рисовальщицей, ничего из себя не представлявшей, а ты за ней гнался, постоянно рассказывал мне о ней, - женщина, запыхавшись, сделала небольшую паузу, позволившую ей собраться с мыслями, - Я думала, мы будем счастливы. Я думала, ты остепенишься. – сквозь слова проскальзывали слёзы, - Единственное хорошее в тебе – это твои работы. Но ты ничем не отличаешься от машины, что штампует детали на заводе. Только не можешь работать по графику и постоянно даёшь сбой. На этот раз я не прощу тебя, Эдуард. Чаша терпения переполнена, и теперь ты сам будешь выныривать из последствий цунами. Лаура с красным, опухшим от плача лицом, вскочила с кресла резким движением. - Таких тупых мужланов, как ты, миллион, но я выбрала тебя только из-за твоего творчества. В сущности, ты также врёшь и издеваешься надо мной, как и те свиньи над своими жёнами. Разница лишь в том, что ты находишь более изощрённые пути в силу своей извращённой фантазии. Я не буду больше терпеть твоё лицо, твои слова и твои поступки. Я ухожу. Делай, что хочешь. Ах, да. Тогда ничего не изменится. Но это к лучшему. Надеюсь, мы никогда не увидимся. Лаура быстро собрала немногочисленные вещи и закрыла за собой дверь, посмотрев под конец в глаза Эдуарда холодным, словно якутская зима, взглядом.   Признание Неделю назад была окончена работа длинною в десять лет. Множество представителей культурной сферы общественной жизни, предвкушая нечто особенное, собралось на премьере нашумевшей скульптуры, успевшей прославиться до её грандиозного завершения. Эдуард относился к толпе великосветских зевак весьма скептично: для них это лишь очередное развлечение, секундная вспышка, вынужденная быть забытой в кратчайший срок. - Ида, вы видели валарзены[4], представленные на недавней выставке в Королевском музее? Они показались многим такими удивительными, – донеслось откуда-то справа от Эдуарда. - О, Панкрас, это же смешно! Конечно, видела! Газеты пестрели описаниями этих валенок! А в итоге оказалось, что ничего необычного нет! Ха-ха, как всегда! И всегда мы попадаемся на уловки журналистов! Женщина в строгом чёрном платье с аккуратно уложенными рыже-каштановыми волосами делала глотки из изящного бокала с рубиновой жидкостью в перерывах между смехом и резкими восклицаниями. - Ха-ха, вот и сейчас! Не думаю, что в «Венере», от которой рвутся заголовки, есть что-то интересное. Скорее всего, обычная статуйка обнажённой мадам! Эдуард, ухмыляясь, прошёл мимо. Слева стояла пара пожилых дам в пёстрых шалях и модных платьях, не идущим им в силу возраста. - Дорогая Квирина, как вы считаете, что лучше использовать для «Снюведа[5]»: пьёгурт[6] или зюрем[7]? – вопрошала старушка с завитыми седыми волосами и маленькими круглыми очками, - Помните, Наталья из России рассказывала нам рецепт? Может, помните? Моя-то память уже совсем не так стала, - поспешила тут же уточнить она. - Дорогая Эдит, как же это было давно! – замахала веером высокая и статная собеседница, - Вы ещё вспомните, когда мы с вами были на премьере «Нетерпимости»! Эдуард не обратил внимания на двух вычурно одетых бабушек. Он лишь взял закуску с со вкусом сервированного стола. Далеко позади, у самого входа, толпилась небольшая кучка молодых мужчин и женщин. - Леонард, вы слышали? Скончалась Полин ван дер Берг, - еле слышно проговорила излишне полная для своих лет девушка. Виновник торжества постарался уловить краем уха обрывки разговора. - Николетта, что вы выдумываете?! – свирепо возразил элегантный мужчина. Одетый по старой моде. - Как вы смеете! Я ничего не выдумываю! – возмутилась в ответ барышня и далее продолжила тихим голосом, - Вы не представляете! Оказывается, Полин умерла семь лет назад от пневмонии. - Что это вы тут шепчетесь? – подошёл к отрешённой парочке знатный господин с бурыми бакенбардами и густыми, фигурно постриженными усами, - Никак, любовные дела обсуждаете. Господин незатейливо подмигнул. - Ох, что это вы болтаете, старый развратник! – обмахиваясь состоящим из фиолетовых перьев веером и неуклюже перебирая ножками в туфлях на высоком каблуке, подбежала к образовавшейся компании дама средних лет. - Мистер Якобс, мы обсуждаем абсолютно невесёлую тему! – с резкостью в голосе и мольбой в глазах сказала Николетта. - Что же волнует сердце юной красавицы? – мило улыбаясь, наклонился к полной голландке господин с бакенбардами. - Мы с господином Петерсом обсуждали прискорбнейшее событие. Скончалась прекрасная художница – Полин ван дер Берг. - Боже мой! – выпучила глаза неуклюжая мадам и ещё быстрее замахала фиолетовым веером, так, что из него стали вываливаться крашенные пёрышки. - Ван дер Берг? Матушки, а когда-то я была с ней знакома! – подключилась к всеобщей беседе женщина в тёмно-синем платье и белыми короткими перчатками. - Госпожа Госсенс утверждает, что сие событие приключилось с ван дер Берг ещё семь лет назад! – подлил масла в светский огонь местный денди по имени Леонард. - Ах! – дама в красном, стоящая позади, неизвестно от чего потеряла сознание. Группа переключила внимание на источник крика. Эдуард, испив залпом предложенный ему бокал мартини и мысленно отстранившись, заторопился с целью скорейшим образом ретироваться, однако услышал, как его зовёт знакомый женский голос, и остановился, невидящим взглядом смотря в чёрную даль надвигающейся ночи. *** - Эдуард! Эдуард! - Ирен? Скульптор стоял на пороге, придерживая за ручку распахнутую дверь. - Эдуард! Куда ты? Я так долго тебя искала в этой толпе, а ты уже уходишь! – с наигранной капризностью проговорила натурщица, - Это же твой праздник! А ты сбегаешь, словно Золушка с бала! - Совсем не мой. Эти люди собрались здесь за-ради каменной женщины, на которую я убил столько лет своей жизни. Ещё и тебя впутал. И что в итоге? Жена ушла и правильно сделала. Я сам не стал бы жить с собой, если бы оказался на её месте. Я упустил столько приятных моментов, о которых никогда не узнаю! У меня нет ни жены, ни детей, ни даже кошки. Лишь это статуя, будь она проклята! – Эдуард замолк, закрыл за собой и Ирен дверь, отчего пара оказалась на холодной и чужой улице. Мужчина посмотрел на манящую, неоновую Луну и продолжил, - И, уходя во тьму, я взял с собой тебя. Видимо, как в детстве, чтобы не было страшно одному. Как же я был глуп и упёрт! Я действительно был идиотом. Жаль осознавать это, когда ничего не в состоянии изменить. - Эдуард, не говори так! – оборвала меланхоличную речь художника Ирен, - Ты же сам говорил, что не любил жену. И ты создал что-то наиболее важное, чем ребёнок. Ты создал произведение искусство, которое будет жить вечно. Даже самые плодовитые рода угасают, а те малочисленные отпрыски, что живут и по сей день, только и могут, что гордиться заслугами предков, не стоя при этом сами по себе и реснички дедов и прадедов, вершивших историю. - Что мне до истории, если в лично в моей жизни нет счастья?! – злобно перебил Эдуард, - Ирен, ты никогда не понимала, что я тебе говорю. - Однако ты не выгонял меня, - незаметно улыбнулась женщина в бордовом платье. - У меня не было выбора: нужно было закончить работу. Я не раз жалел, что оставил тебя. - Знаешь, - Ирен словно не слышала его ответа, - Ты говоришь, что все эти годы прошли зря. Но даже если так, есть ли смысл это обсуждать? Ведь ты сам сказал, что ничего не изменишь. Тогда лучше начни жизнь с этого момента, пока есть время. - Не могу. - Почему? - Не умею. - Дурак, - весело отозвалась Ирен. - Я знаю. - Не начинай. Между старыми знакомыми вновь повисла пауза. - Я не просто так тебя искала, - наконец нарушила тишину бывшая натурщица, - Я хотела сказать то, что должна была сказать давно… - И что же? – нетерпеливо спросил Эдуард. Ирен чуть помолчала, а затем произнесла: - Я люблю тебя. Она быстро поцеловала его, а затем убежала обратно в здание, как делают юные неопытные барышни, чего никак нельзя было ожидать от такой женщины, как Ирен. Эдуард усмехнулся и зашёл следом. Он знал, что испытываемые Ирен чувства – не что иное, как ампор[8]. *** - Дамы и господа, спешу представить вашему вниманию скульптуру «Венера» работы достопочтенного Эдуарда Кейнера! Присутствующие в зале мигом обернулись и застыли, рассматривая детали величественного изваяния рук истинного мастера. Результат скрупулёзной работы Эдуарда пришёлся по душе сильным мира сего. - А вот и сам господин Кейнер! – указал ведущий на входящего в залу художника, более походящего на нежданно заглянувшего в надежде на ночлег нищего. Богатые и знаменитые мужчины и женщины зашептались, пристально и с некоторым укором, а иные – восхищением, глядя на автора, приведшего в изумление даже самых ярых скептиков. Спустя мгновение толпа сконцентрировалась вокруг скульптора, донимая его наивными вопросами и льстивыми похвалами. Эдуард стремился узнать среди множества неизвестных ему лиц Ирен, но попытки остались тщетными. Под конец, когда удовлетворённые зрители разошлись, Эдуард почувствовал недомогание. С каждой секундой боль усиливалась, и новоиспечённая звезда была вынуждена променять аллею славы на жёсткую кровать в маленьком доме на улице Grianestraat.   Ars long a, vita brevis est Проснувшись, Эдуард встретил взволнованный взгляд Ирен. - Он проснулся. Он проснулся! – закричала она тут же радостно. - Ирен? - Смотрите-смотрите, он не спит! Он очнулся! Немолодая женщина радовалась, словно дитя. - Ирен, что происходит? – с видимым спокойствием промямлил Эдуард. - О, Эдуард, я так рада. Последние два месяца ты был в коме. Врачи говорили, что ты не проснёшься… Но ты проснулся! Я потеряла всякую надежду, но ты разрушил мои страхи и сомнения. Ирен, странно улыбаясь, крепко обняла и расцеловала ничего не осознававшего Эдуарда. Мужчина не мог поверить в услышанное, но более всего его тревожил ответ на иной вопрос. Почему он слышит, но не видит Ирен? Женщина лепетала ласковые речи в адрес любимого. Эдуард будто стал жертвой Горгоны. На радостные возгласы Ирен примчался врач – Йоннес Баккер. - Ирен, это вы кричали? – холодно спросил он. - Да, господин Баккер, Эдуард проснулся! – воскликнула Ирен с наркотическим блеском в глазах – характерным эффектом, оказываемым каплями бешеной вишни. - Действительно… Врач устремил задумчивый взор в сторону пациента. - Что ж, с пробуждением, господин Кейнер. Скажу вам по правде, никто из моих коллег и, в том числе, я не были уверены в вашем выздоровлении. Однако вы превзошли все наши ожидания и опасения… - Кто-нибудь объяснит, что происходит?! Где я? Почему я ничего не вижу?! – раздражённо прервал врача Эдуард. - Я понимаю ваше недовольство, господин Кейнер. Дело в том, что на вечере открытия вашей персональной выставки в Городском музее один из ваших недоброжелателей, вероятно, с целью убрать вас с пути подлил в ваш бокал метанол, однако мы успели вас спасти (не без помощи вашей дорогой подруги). Но, к сожалению, мы не сможем вернуть вам зрение. В добавок ко всему, Эдуард мгновенно онемел. Он вспоминал подробности рокового вечера в надежде выловить из океана памяти лицо злостного преступника. - Ирен, благодарю тебя, - еле проговорил Эдуард и после, истощив запас вернувшихся к нему сил, бывший скульптор уснул. Когда Эдуард очнулся, Ирен не было рядом, как и не было рядом её тепла и нежности. *** Минуло две недели, как Эдуард вернулся домой. Поначалу Ирен каждый день наведывалась к художнику, дабы оказывать необходимую помощь собрату по духу. В конце концов, она стала приезжать к нему раз неделю, далее – раз в месяц, оставляя Эдуарда всё чаще наедине с собственными мыслями. Он жил воспоминаниями, и ничто не могло вывести его из этого состояния. Натурщица осуществила свою давнюю мечту: она открыла своё дело, заключающиеся в продаже наивкуснейших в стране булочек с маком. Помимо этого, на досуге Ирен занималась фотографированием видов природы и города, которые расходились на рынке любителей искусства не хуже вышеупомянутых булочек. Близилась красочная осень[9], которая, как известно, влечёт за собой контрастную в сущности зиму[10], и господин Кейнер понимал это не хуже остальных, глядя поблёкшими зрачками на противоположные и бесконечно далёкие «счастливые» времена из окна дома на улице Grianestraat. 26.08.2019 г. [1] Так это выглядит в разрезе: [2] Регеблюм (нем. Regeblume – сочетание слов «regenschirm» - зонт и «blume» - цветок) – приспособление в виде маленького цветка на ножке, крепящееся к краю стакана (украшение). Край стакана, на который установлен регеблюм: [3] Венера — в римской мифологии богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и процветания; в просторечии – венерическое заболевание; «Белокурая Венера» - фильм 1932 года. [4] Валарзе́ны (valaarzen; нид. laarzen –сапоги; сочетание слов «валенки» и «laarzen») – валенки-ботфорты (валенки до середины бедра). [5] Торт «Sneeuw weide» (в пер. с нид. «Снежная поляна»). [6] Пьёгурт (азерб. «piy ogurt» - жирный йогурт) – жирный йогурт. [7] Зюре́м (нид. «crème» - сливки, «zure room» - сметана) – сливочно-сметанный крем. [8] Ампо́р (от фр. ampoir – соед. двух слов – amour (любовь) и désespoir (отчаяние)) – чувство (явление), описанное Бальзаком в романе «Блеск и нищета куртизанок»; любовь, вызванная отчаянием, характеризуется потребностью в «чистой» любви, отчего возникает невероятная привязанность. [9] Аллегория старости. [10] Аллегория смерти.