Ник
- Ник, пасут прямо от входа. Не дойдет она до метро, как есть не дойдет! – бурчит Паша, крутя баранку и следя, как и я, глазами за девицей, цокающей от суда. Уныло кутается в тонкое ветхое пальтишко, как оборванка. Если бы не от здания суда, то в толпе не догадаешься, что она работает с серьезными денежными делами.
- Давай ближе, заберем. – бурчу, передергивая затвор ствола. Под сиденьем у Пашки всегда водится оружие, как по случаю.
Не популярное, но необходимое решение. Не по себе мне от того, что девицу пришьют за одну только попытку участвовать в моих делах. Аркадий, конечно, описал ее как опытную в банкротстве, но я-то вижу совсем другое. Молоденькая, шмотки старенькие, живет скромнее некуда. Может, и есть у нее этот опыт, да только куда тогда гонорары девает? За хождения по московскому арбитражу платят нормально, а эта… словно вчера с детдома.
Выскакиваю из машины, пересекая газон. Подтянувшись, перехватываю ее подмышки и вытягиваю через забор. Пару раз палю по бронированному борту. Черный мерс с визгом тормозов пролетает мимо, а мы с девицей валимся на траву, припорошенную первым мокрым снегом. Она свезла скулу и висок об железные прутья, и кровь выделяется яркими пятнами на бледном лице. Подхватываю ее легкое тело и возвращаюсь в машину.
- Паша! Звони адвокату! Давай! Гони отсюда! Обещания, значит, держишь? – рявкаю в телефон человеку, который сидит сейчас в черном бронированном мерсе. Он точно не рад тому, что я явился в столицу за своими деньгами. Мы шлем друг друга отборным матом, обозначая свое отношение к происходящему.
- Аркадий едет на квартиру. – отзывается водитель, продолжая уводить машину подальше от центровой толчеи.
- Хорошо. – вижу, как девчонка пытается подняться с моих коленей, но ее мотает обратно. Непонимающие серые глаза в недоумении осматривают меня, салон, испачканные в грязи руки. Ей хоть восемнадцать есть? Совсем сопливая! Злость вперемежку с безысходностью захлестывают, а девчонка не успокаивается, пытаясь сесть.
- Перезвоню! Я че, говорю не на русском? Руки грязные, башка подбита. Ща приедем, приведешь себя в порядок. – не даю ей дотронуться до свезенного виска и еще больше развезти грязь по лицу и ране. Не по себе мне нянчиться с ней!
- К-куда… приедем? – лопочет, и я чувствую, как ее тоненькая рука дрожит в моем захвате. - Отпустите меня… прошу Вас, пожал…та… - пытается ухватиться за мой рукав. Красивые губки принимаются дрожать, а на глазах образуются слезы…
Не особо я привычный к женскому нытью, больше бесит, но от вида этой просящей физиономии меня ведет. И злит, и жалко, и совсем нет времени жевать сопли с ней вместе. Какого черта она теперь собирается соскочить?
- Ты че, шальная? Успокойся. Никто тебя не тронет! – отпускаю ее руки. – Сиди спокойно, раз взялась работать. Бабки они такие, с неба не падают! – рявкаю, жалея об этом.
- Меня ждут сегодня… - всхлипывает, роняя на испачканное лицо два ручейка.
- Да похер, веришь? Похер на твоего мужика. Смс напиши ему. – отвечаю зло, а самому неприятно, как так реагирую. Ей нечем ответить, ни физически, никак. На глупую соску в поисках легкого бабла не похожа от слова совсем, и от того неприятно. Аркашка обещал юриста, а у меня под боком совсем зеленая девчонка в слезах, будто я ее трахать собрался, а той страшно!
Да и Пашка с нее глаз не сводит. Останавливается и вытаскивает, пока я треплюсь по мобильнику. Беднягу выворачивает, и Паша бросает мне укоризненный взгляд. Да, понял уже…
У подъезда нас встречает Аркадий, явно не ожидавший, что мы прибудем нынешним составом.
- Как она?
- Сотрясение, возможно. Люди Неверского хотели сбить, прямо посреди улицы! – отвечаю, стоя в лифте с девчонкой на руках. Она тихо прильнула ко мне и спит. – Напомни, как звать…
- Алина… Миронова Алина Владимировна. Двадцать пять годков. – Аркаша как-то странно смотрит на меня, не видел еще в таком амплуа, черт подери, спасителя-героя!
- Ты обещал юриста. – говорю, подвешивая в воздухе вопрос и с возрастом, и с внешним видом.
- Так, юрист. Красный диплом ФИНа, дипломная практика в банкротстве. – кивает на спящую девчонку. – Опыт именно арбитраж. Долг у нее приличный за квартиру, поэтому будет смело ковыряться с нашими делами и не агукать. – добавляет свой главный аргумент, благодаря которому выбрал для моего стремного дела именно ее. – Пролезть в арбитражники, видимо, денег нет на страховой взнос.
- Ясно. – отрезаю, направляясь по коридору к квартире. Паша открывает входную дверь с чипа, и я устремляюсь в спальню. Становится очевидным, что пока я не развяжусь хотя бы с Неверским, с девчонки глаз не спустить. Пристрелят.
Безъэмоционально стягиваю с нее вещи, чтобы уложить под одеяло, но тут понимаю, что испугается, проснувшись голой. Напяливаю свою футболку кое-как и оставляю белье. Она ей как ночнушка старушечья. Пускай дрыхнет, понадобится еще. Шагаю прочь, хотя в память врезается ее обнаженное тело. Скольких бы женщин я не припомнил в своей жизни, но с этой явно что-то не так. Ничем не примечательное тело, но какая-то она вся… слабая, беззащитная, словно и правда, не двадцать с лишним, а все восемнадцать.
- Ну, что? Сторожить ее теперь? – упираю руки в бока, ожидая комментариев Аркадия.
- Я предполагал, но и не важно это. Ради дела ведь можно? Ты пока здесь, пусть сидит во второй комнате да документы печатает. Шмотки закажи ей да холодильник забей. – отмахивается. – Тебе надо принять решение по пакету акций. Сейчас закрутится, мама не горюй. И тебя и ее надо стеречь, как ту белку с орехами.
- Какую еще херову белку? – рычу, злясь на ненужные эпитеты Аркашки. Вечно он дурь городит, даром что словоплет!
- Белка песенки поет, да орешки все грызет! Пушкин. Сказка о царе Салтане, дружище! – издевательски лыбится, чувствуя свое превосходство.
Так и похер! Удачно лыбится тот, кто успевает отвалить на лазурный берег, господа!
- Готовь на продажу, но выставляй несколькими лотами. Посмотрим, как Боря закрутится, - задумчиво выдаю, щелкая кофемашиной.
Шмотки и ужин заказаны еще в машине. На это мне и без Аркаши ума хватило. Оглядываю себя, и на груди вижу пятна крови. Это девчонки. Висок разбила. Чертыхаясь про себя снова, лезу в холодильник. Прошарив дверцы, перехожу к выдвижным ящикам и натыкаюсь на аптечку. Лейкопластырь только большой, кромсаю ножом и иду наклеивать девчонке. Надеюсь, не будет претензий, что не сердечком?
Промокнув влажной салфеткой грязь на лице, стараюсь не разбудить ее. И почему Паша заметил, что она не «морпех?» Почему мне это в голову не пришло? Очерствели мои мозги за годы жизни на севере. Редко там таких повстречаешь, беспомощных и слабых. А на месторождениях их и вовсе не бывает, разве залетные какие, судимости «подотрут» и катят, счастье искать да деньгу заколачивать. Вздыхаю, поднимаясь с постели. Не хотелось бы мне надолго задерживаться в столице…
В кармане нервно дрожит мобильник. Отхожу к окну, подальше от девчонки. Легок на помине!
«Я тебе мозги вышибу, Боря! Ты, сука, меня подставил с судом! Не думал, что я живой останусь? И девку мою порешить задумал? А х*р тебе, ишак позорный! – не скуплюсь на слова, стараясь говорить тише. – Я тебе в пику весь пакет распущу по штуке, чтоб ты, как золушка долбанная, собирал. Ну, ежели надо, конечно! А то ж армянам отдам по себестоимости и гоняй потом волосатого по злобе!»
Мой собеседник в той же манере возражает, стуча себя пяткой в грудь, что про суд впервые слышит. Не верю, ясен-красен кто хозяин на этой территории, это не мои пенаты. Обернувшись, вижу, как Алина привстает на локте, устало потирая глаза. Сбрасываю вызов, не желая продолжать бесплотные потуги налаживания отношений. Конкурент – он и в Африке конкурент, не будем мы друг друга щадить и пытаться понять!
Как на ладони все ее вопросы. Крутит головой растерянно и глазищами своими хлопает огромными, буравя меня оробело. Да, я бы тоже струхнул, проснувшись в чужой постели с разбитым виском…
– Вспомнила? – подхожу не резко, усаживаясь рядом. - Десять вечера. – вижу, что хочет спросить.
Она валится обратно на подушку, зарываясь в одеяло. Глаза влажные и черт знает, что творится у нее в голове! Такая жалость к ней просыпается, обнять бы за плечи, успокоить, и в то же время я вижу, кем она меня считает. Чужак, бандит, поднявшийся на бабках, а она бедная столичная отличница-принцесска, рвалась всю жизнь, чтобы быть первой…
- Голова не болит? – спрашиваю на автомате.
- Болит.
- Ванная там. Шмотки в пакете. – киваю на стоящий у постели пакет. - Я в кухне.
Поднимаюсь и направляю к двери. Голодный желудок поднывает, напоминая, что даже такая молоденькая цыпочка заслуживает внимания строго после ужина. Да и девица эта тоже голодная. И тут меня ею совесть подкалывает!
- Давай быстрее! – злюсь на себя и не вовремя появившиеся нотки заботы в голосе.
Пока готовлю себе кофе, привозят заказ из ресторана. Готовые тарелки с вкусной горячей едой – идеальное дополнение к холостяцкому быту. Давно отвык решать вопросы с продуктами, равно как и с жильем. Эту квартиру в небоскребе снял Аркадий на время судебных разбирательств. Вообще, не плохо, и столица как на ладони, но все же многолюдно. После жизни на северных просторах видеть столько людей чертовски не привычно.
Отвлекают меня тихие босые шаги. Явилась, значит. В шмотках, что велики на пару размеров и с заплетенной косой на плече, она выглядит совсем не так, как днем. Растрепанная, с пластырем на виске. Усаживается за стойку, поглядывая на меня недоверчиво. Чувствую обнаженной спиной, что сверлит насквозь.
- Знаю, что выгляжу плохо. Выкладывайте, что я должна знать и что говорить. Надеюсь, хоть немного Вы напряжетесь, чтобы меня до окончательного решения суда не пристрелили? – слезливо выходит, и разворачиваясь к ней, ожидаемо, вижу слезы.
Тихие и предательские, она предпочла бы их скрыть, но глаза блестят, и красивые губки подрагивают. Собирается стереть прозрачные капельки ладонями, но я зачем-то их перехватываю.
- Уже, а еще, - мои руки сами отпускают ее и тянутся к лицу. Пальцы касаются прозрачных капель, и словно впитывают их. Готов поклясться, что знаю их на вкус! Соль… – Решение суда должно быть верным, детка. Твой красный диплом меня вдохновляет.
Выходит, чудовищно неловко, потому что я стою к ней вплотную, кожа чувствует ее легкое дыхание, ее близость, но упрямая голова выдает что-то про красный диплом. Зачем он ей с такими тихими и нежными глазами?
- Надеюсь, что только он, - горестно отвечает, отстраняясь.
Неловкая пауза и полное отсутствие общих тем, несмотря на то, что она по факту мой юрист… Пока есть возможность, все еще считать меня бизнесменом, пускай считает. Разочарование и полное понимание – холодные десерты.