Аншлаг на приёме у фрау рейхскомиссар

Параграф 8

§ 8

Одним вечером (на календаре была среда, 4 августа) в окошко моей комнаты постучали.

Решётка на окне была распашной, по требованиям пожарной безопасности, и заперта на замок. Ключ от замка висел в коридоре в специальной коробочке за стеклянной дверцей, которую полагалось разбить в случае пожара. Но я давно смекнул, как эту коробочку открыть, и у меня был дубликат ключа. Я отпер решётку, распахнул окно и помог ребятам перебраться в комнату.

Меня пришли проведать мои школьные приятели. Миша Боголюбов, очень положительный, серьёзный, спокойный молодой человек, он уже был, что называется, «в теле» и говорил баском; Максимка Зайцев, отличный друг, немудрящий молчун, но при этом компьютерный гений; а третьим был Игорь Андреев, невысокий ростом, некрепкий, но острый на язык, насмешливый молодой циник, а также известный донжуан. Если быть точней, Игорь утверждал, что, мол, не он охотится за девочками, а они за ним бегают.

Друзья принесли пакет дешёвого вина «Изабелла» (если вы помните, было время, когда дешёвое вино продавали в картонных упаковках, как сейчас сок) и какую-то закуску к нему. Мы поставили стол между двух кроватей. Столик еле-еле влез, так что сесть «за стол» было уже нельзя, мы все расселись на кроватях, подобрав под себя ноги. Я предупредил, что разговаривать надо вполголоса, иначе комендант, не ровён час, услышит и выкинет всех троих, а ещё и меня вместе с ними.

Ребята посмеялись над моими страхами, но говорить стали, действительно, потише. Мне рассказали несколько свежих баек, в частности, о том, что Ваня Рюмин, наш бывший одноклассник, ударившийся в анархизм, будто бы разбрасывал некие листовки прямо в центре города и был взят под белы ручки милицией. Кажется, уже отпущен, когда органы поняли, что с такого дурака немного возьмёшь. Нет, мои друзья такой ерундой заниматься не собирались! Пошли расспросы о том, как мои дела, и в каждом вопросе звучало слегка снисходительное сочувствие. Мои-то приятели уже почти обеспечили своё будущее, точней, их родители сделали это.

Я едва успел подумать эту мысль, как Миша Боголюбов её уже и озвучил:

— Понимаешь, в чём дело, Филь: у меня в жизни всё срастётся. У Макса тоже всё срастётся. И у Игорька в жизни тоже всё срастётся. (У самого Миши отец был ректором военного финансового училища в чине генерала, отец Зайцева — крупным бизнесменом, торговавшим компьютерами, Андреев — тот вообще полгода назад рассказывал, как его родители едва не купили замок в Швейцарии.) А тебе надо поворачиваться. Вращаться вокруг оси. И так вот сидеть кислячить — последнее дело. Тебе в этой конуре ловить нечего.

Игорь заметил, что я поморщился от этого наставления, и щёлкнул пальцами с загадочным видом:

— Ты думаешь, что тебе друзья не помогут? Зря. Мы для тебя, Феликс, имеем фантастическую перспективу.

— Классный вариант, — подтвердил Миха. Максимка тоже кивнул. Я нахмурился:

— Какой вариант?

Андреев округлил глаза и восторженным шёпотом произнёс:

— Ста—ру—ха!

— Изергиль, — ляпнул немногословный Максимка, и ребята расхохотались, а я похолодел.

— Я не Раскольников, — проблеял я.

— Ты, Филя, дурак, — солидно и веско изрёк Боголюбов. — Про криминал речи вообще нет. Тебе просто сейчас идёт роскошный фарт. Ты послушай Игорька, он тебе дело расскажет.

И Игорёк, с ухмылками, округляя глаза, строя уморительные рожи, отпуская забавные комментарии, рассказал вот что:

В город приехала Старуха. Матильда Видриг [фамилию я по понятным причинам изменил], урождённая фон Бок. Старуха очень древняя, ей почти девяносто, а может быть, и за девяносто, но она ещё неплохо держится. Хотя «неплохо» в её возрасте — понятие условное, ведь когда человеку за девяносто, то «отбросить ласты» он может от любого недомогания. Приехала — и остановилась… нет, не в гостинице, как мог бы подумать недалёкий человек, а сняла для себя и прислуги роскошную семикомнатную квартиру в одном из старых дворянских домов в историческом центре города. (Автор этих строк до того и не подозревал, что вообще бывают семикомнатные квартиры.)

Старуха — вдова какого-то высокопоставленного нациста, то ли генерала, служившего на Восточном фронте, то ли гауляйтера какой-то из восточных областей.

— На востоке гауляйтеров не было, потому что не было гау, партийных округов, — усомнился я. — Были рейхскомиссариаты, протектораты и одно генерал-губернаторство.

— Филя, — пробурчал Миха, — ты, конечно, спец, но не цепляйся к словам. У нас тут не симпозиум по вопросам нацизма.

 Хотя муженька её и казнили в сорок пятом, продолжал Игорь, но многое награбленное жёнушка припрятала. А так как родители её происходят из богатейшего баронского немецкого рода и после смерти оставили ей весь капитал, то фрау Видриг после смерти мужа не бедствовала. Удалилась в свой родовой замок и прожила в нём полвека, и вот теперь что-то клюнуло ей в темя. За какой-то надобностью она отправилась в путешествие на Восток, на «оккупированные территории». Сопровождает её, вроде бы, одна служанка, которая старухе и билеты покупает, и на коляске её катает, и по-русски худо-бедно балакает.

— Почему, собственно, «оккупированные территории»? — спросил я.

— Вот в этом-то и вся фишка! — завопили мои приятели чуть ли не хором.

Миха, довольно ухмыляясь, пояснил мне, что Старуха — сумасшедшая. Как сумасшедшая? Да вот просто так, клинически сумасшедшая! Она, представьте себе, уверена, что фашистская Германия победила в войне! Что она живёт в Третьем Рейхе! И что сейчас она находится на территории немецкого протектората. Или уж там генерал-губернаторства, или — как ты сказал, рейхскомиссариата?, почём нам знать, какой бред плавает в её древней голове. Откуда это всё известно? А, вот в этом самый смак и есть! Один из первых визитов фрау Видриг нанесла Татьяне Васильевне, директору школы № 11, в которой мы все учились. Конечно, не просто так, пришла не с улицы: до того секретарь фрау списался или созвонился с директором. Об этой истории говорит уже весь класс, а потому говорит, что Старуха осталась очень недовольна. Ну, таблички на немецком языке на дверях классов она, конечно, одобрила (у нас в школе действительно имелись такие таблички, считалось, что так учащиеся лучше усвоят иностранный язык), но очень поразилась — чем? А тем, что в классах не висит портрет Фюрера!

Максимка на этом месте бешено захохотал, Андреев и Боголюбов тоже усмехнулись. Андреев пояснил, что после Фюрера, который оказался последней каплей, Татьяна Васильевна указала Старухе на дверь, и та покинула школу с большим достоинством, напоследок проронив: «Вы очень дурно воспитаны, фрау директор».

— И зачем мне всё это знать? — пробормотал я.

— Зачем?! — поразился Игорь. — Феликс! Извини, конечно, но ты — идиот. Конченый идиот. Мы думали, всё уже ясно… Ты идёшь к Старухе, прямо завтра, и рапортуешь: «Унтер-лейтенант Феликс Эрнст в вашем распоряжении!»

— Какой, к чёртовой матери, унтер-лейтентант?! Нет такого звания! — едва не завопил я, забыв про необходимость не говорить громко, о чём сам и предупреждал приятелей.

— Что, запалиться боишься? — спросил Боголюбов. — Да ты не дрейфь! Шпрехаешь ты отлично, и в фашистской истории ты суперский спец, так что всё у тебя сложится. Понравишься генеральше, а она, глядишь, через месяц коньки отбросит. И унаследуешь ты замок, а в придачу немецких девок крепостных — ха-ха-ха!

— А если не отбросит коньки? — скептически спросил я, и, поверьте, у любого человека на моём месте были бы основания для скепсиса.

Приятели загоготали. Миша Боголюбов выдавил комментарий вроде того, что, мол, наши деды фашистских гадов били, так что же, у тебя, Филимон, рука не поднимается? — и тут веселье достигло высшей точки. Помня о моём предупреждении не орать во всю глотку, ребята давились своим смехом, что со стороны выглядело ещё комичней. Не могу сказать, что я вполне разделял их замечательное настроение.

— Нет, конечно, может и не отбросить, — отсмеявшись, добавил Миха. — Но если не помрёт — если Филя ей не поможет, ха-ха! — то перед отъездом наградит, это уж как пить дать. Несколько сотен дойчмарок за службу отвалит, а то, глядишь, ещё другой какой вариант подвернётся.

— И что же, я просто так приду с улицы? — продолжал я сопротивляться. — Я не знаю адреса...

— Вот тебе адрес, держи! — Игорь протянул мне листок. — И, кстати, мы уже всё продумали. Ты «не просто так с улицы» придёшь, а с рекомендательным письмом.

— И кто же меня, интересно, порекомендует?

— Барон какой-нибудь, — ничтоже сумняшеся сообщил Миха. — Ну, какой-нибудь барон фон Ганс-Юде-Фойер-Дорф-Дас-Ист-Фантастиш-Ауф-Дем-Берг-Гогенау, ясно тебе? Сам сядешь и напишешь. Старуха-то уже свихнулась, из неё уже песок сыплется, говорят тебе, х**н она разберёт, что ты там накарябал. Умилится. Прольёт скупую фашистскую слезу, ха-ха-ха! А ещё ведь у тебя, Филя, документы были фашистские. Ну, те самые, которые ты в Германии у своей хозяйки спёр, помнишь?

— Во-первых, не спёр, а взял по причине их полной ненужности… — начал я.

— Филя, иди в баню! — перебил меня Миха. — Я, что, прокурор тебе? Я тебе к тому, что вот у тебя и документики есть, вот и сделаешь, что надо, а Максимка поможет.

Максим, несколько косноязычно выражаясь, пояснил, что, действительно, воинскую книжку Вермахта можно сканировать, обработать изображение в графическом редакторе так, чтобы убрать все записи чернилами, напечатать то, что получилось, на бумаге, переплести и вписать мою фамилию, и это сделать он может хоть завтра, да хоть сегодня, если нужно. Я слушал его вполуха, меня другое беспокоило, и я, наконец, озвучил своё беспокойство:

— Ребята, я ценю ваше внимание, но… мне, вообще-то, глубоко противна эта затея. Я не собираюсь наниматься лакеем к недобитой фашистской карге.

«Ребята» переглянулись.

— Мы к тебе, значит, со всей заботой, а ты нас послал лесом? — пробасил Миха.

— Феликс, а у тебя нет выбора, — очень спокойно, с прохладцей пояснил Игорёк Андреев. — Просто вы друг друга нашли, понимаешь? Карма. Слыхал такое слово? Так получилось, что Старуха приехала к нам в город. Так получилось, что она богата настолько, что… что даже богаче моих родителей. Так получилось, что ты отлично говоришь по-немецки. Так получилось, что тебе интересен нацизм. А это же экспонат, живой экспонат! Можешь ты посмотреть на неё под таким углом? Можешь ты представить, что это просто игра, роль? Ну чтó, тебе как будто всерьёз предлагают становиться нацистом? Это же приключение! Каждый из нас хотел бы провернуть такую штуку, но у нас нет шансов, мы не владеем немецким, не настолько, чтобы проканать за немца. А у тебя есть шансы, и тебе тоже интересно. Скажешь, не так? Сейчас ты, конечно, скажешь «не так», сейчас ты поломаешься, сколько надо, чтобы показать нам свой патриотизм, а кончишь тем, что всё равно к ней пойдёшь. Так что, Феликс, давай, не валяй дурака! Отдай Максимке солдатскую книжку!

— Давай, давай, по-хорошему говорят тебе! — поддержал его Миха. — Ничего с ней не станется, завтра вернёт, и будет у тебя ксива — закачаешься! 

Пожав плечами, я нехотя порылся в своей сумке, протянул Зайцеву зольдбух и ещё раз повторил, что считаю затею совершенно нелепой. Потому что, скорей всего, дадут мне от ворот поворот.

— Дадут, и пойдёшь домой с чистой совестью, — возразил Игорь. — Снова ляжешь на кушетку и станешь плевать в потолок. И, по крайней мере, не будешь кусать локти за то, что не использовал шанс, который даётся человеку раз в жизни. Правильно?

Друзья допили вино, доели кильку в томате и один за другим выгрузились через окно на улицу, пожелав мне напоследок «бывать».