XVI
1940 Words
Томазо скривился.
- Да ничего особенного – ключ, пружина, цепи… Заклёпки по-своему практичнее и, разумеется, надёжнее. Дороговизна – вот главная причина. – Он развёл руками. – Если бы все умные идеи исполняли в металле, металла бы не хватило, не то что денег.
- Господа, меня ждёт гондола.
Они немедленно уставились на меня.
- Гондола – это что? – спросил за обоих Николо.
Я лишь помахал рукой на прощание и удалился, мысленно ругая себя за неосторожность. Что случится, если меня разоблачат?
6 Они выполнили заказ в срок, а я рассчитался. Деньги у меня имелись – ведь все торгаши, контрабандисты и сутенёры Дощатого Причала платили нам. Серебро тоненькими ручейками уже начало стекаться в наши карманы.
О, карманы эти бездонны, поверьте мне!
Изделие принёс мне Фродгер; судя по чуть остекленевшему взгляду, он уже где-то перехватил небесного лотоса, но меня это не сильно волновало.
- Забавная вещица, господин Боэмунд.
- О, мы сделаем много больше! – с воодушевлением ответил я.
Он только угрюмо кивнул в ответ.
В тот день я посетил ещё Рикхара. Он не получил никакой муниципальной должности и продолжал жить на постоялом дворе на северной окраине. Более всего поразило то, что он делил комнату со своим талвским слугой, Вуруком. Я к тому же обнаружил их обоих в постели, раздетыми.
- Я…
Рикхар встал, обмотав бёдра простынёй.
- Ничего страшного, друг мой, я ещё утром снял засов, чтобы нам принесли завтрак. Ты вошёл в открытую дверь.
Я совершенно растерялся.
- Но ты… у тебя любовница!..
Он отмахнулся от меня и воспользовался каким-то кувшином как ночным горшком. При этом Рикхар настолько не стеснялся своей наготы, что я даже покраснел.
- Это выдумка, Боэмунд. Женщины грешны, понимаешь ты это или нет? Особенно те, что торгуют своим телом. Вурук же, – он указал на коричневую фигуру, безмолвно лежавшую в постели, – мужчина, а мужчины верны и слову, и друзьям! Мы вместе молимся с ним каждый день!
Последний аргумент меня убедил. Бог с ним, отношения эти, похоже, освящены Единым.
- Рикхар, завтра – похороны Джордано. Ты придёшь?
Он уселся в свободное кресло и укутался простынёй, отчего стал походить на Калигулу. Распутный белокурый ханжа, укрывшийся за маской набожности.
- Не только похороны. Сперва свадьба. – Он назидательно поднял указательный палец. – Мертвеца должны обвенчать; он лишь слегка протух, и невеста не заметит.
За пятьсот монет, что мы ей обещали, конечно, не заметит.
- Я имел к тебе вопросы, вернее, лишь один вопрос, Рикхар, хотя сейчас боюсь, что он не вполне по адресу.
Он взглянул на меня с какой-то шутовской грустью – как только я раньше не распознал в нём гомосексуалиста?
- Спрашивай, Боэмунд, не трусь. Ты теперь Ключник, и задавать вопросы – твоя работа.
Конечно, он завидует моим карьерным успехам.
Я вздохнул.
- Девочки, Рикхар, на Талвехе наши солдаты частенько развлекались с девочками…
Он взорвался.
- Ещё как! Нечестивые грешники, оставившие множество девушек и женщин с брюхом; они наплодили ублюдков…
Я, видимо, задел больное место. Рикхар разорялся ещё с минуту, потом неожиданно умолк.
- Что тебя интересует? – тихо спросил он. – Я знаю всё, потому что я – офицер, а не пьяница.
Намёк более чем прозрачный, ведь я много пил в то время.
- Райнульт – он встречался с какой-то определённой дамой?
- Встречался? Конечно! – Взгляд его скользнул в сторону. – И кто драл с неё комиссионные?
Он не выдержал.
- Да Бадоли из твоей роты! – Рикхар ударил кулаком в ладонь выставленной вперёд руки – он так будто целился в меня, и словом, и жестом.
Я пожелал ему доброго дня и удалился.
В Муниципии Бадоли ожидал разговор. Фродгер и Джувейн закрыли за ним дверь, едва субалтерн явился по моему зову, и заломили руки за спину.
- Стервец! – Я надавал ему пощёчин. – Сколько ты заработал на талвских потаскухах? Тащите его к окну, ребята!
Мы открыли ставни и свесили этого прохвоста головой вниз. Искушение уронить его на мостовую не оставляло нас всё непродолжительное время допроса, однако в таком случае он мог просто погибнуть.
Несмотря ни на что, он – неплохой субалтерн, и мы не торопились перегибать палку.
- Кто заказал шлюху Райнульту? Отвечай, живо!
Он ответил.
Меня будто молнией поразило. Внезапно обессилев, словно занимался физическим трудом много часов, я опустился вдоль стены.
Невозможно. Этого просто не могло быть.
- Выйдите все. Бадоли, забудь, о чём мы говорили сейчас, и собери какие-нибудь деньги на завтрашнее утро. Нужно оплатить Morgengabe невесте Джордано.
Он ухмыльнулся и кивнул.
- Всё сделаю, господин Боэмунд!
Оставшись наедине с моими безрадостными мыслями, я уже не мог сдержать слёз. Говорят, мужчины роняют слёзы скупо, но это неправда – я по-настоящему разревелся, как в детстве.
Я знал правду – всю правду – и именно поэтому завтра солгу. Я скажу Ладжори, что Аллана Кунне зарезал карлик Лодовико, наймит Дуилло, всем известных изменников и врагов отечества. Он кивнёт мне с понимающим выражением толстощёкого лица – и позволит и далее занимать должность Ключника.
Слёзы текли по моим щёкам, обычные слёзы труса, бессильного бросить вызов Злу.
7 За ужином я, сославшись, на плохой аппетит, быстро распрощался с мадам Эгиной и мадемуазель Йекелин – и ушёл к себе, наверх. Мне хотелось ещё побыть немного одному. Горестные думы одолевали меня; не зажигая свечи, я разделся в темноте и лёг спать.
Сон не шёл. Я всё ворочался с боку на бок; долго лежал, уставившись в потолок.
Наконец, какой-то странный звук – словно мышь зашуршала – привлёк моё внимание.
Источником явно выступала дверь, где, по моему предусмотрительному указанию, хлипкую щеколду уже заменили надёжным засовом.
Я потянулся к шпаге и потянул её из ножен.
- Кто там?
Дверь стала дребезжать, словно её дёргают за ручку.
- Боэмунд! – Я отложил шпагу, ведь узнал не только собственное имя, но и произнёсший его голос. – Йекелин! Что вам нужно?
Она не ответила; дверь, однако, вновь стукнула о косяк. Моя посетительница явно не торопилась уходить.
С трудом преодолевая раздражение, я, как был, в одной ночной рубашке, открыл дверь.
- Что?..
Голос подвёл меня. Она стояла так близко, что я мог ощущать исходящее от тела тепло. Серые глаза её, как изменчивые озерца ртути, колебались в неверном пламени свечи.
Она сделала шаг вперёд…
Не в силах более сдерживаться, я обнял её. Мои губы жадно впились в её, и я затащил девушку внутрь. В несколько мгновений мы избавились от сковывающей движения одежды, чтобы узреть друг друга совершенно нагими. Свеча уже погасла, закатившись куда-то под кровать, и лишь тонкие лучики лунного света, проникавшие сквозь неплотно прикрытые ставни, освещали её тело. Словно выточенное из слоновой кости, оно казалось прекрасным, как статуи богинь работы древнегреческих мастеров.
Глаза её алчно блеснули в темноте.
Я взял её за руку – горячую, пульсирующую в такт с ударами моего сердца. Мы снова поцеловались – на сей раз нежным, очень долгим поцелуем. Я целовал её плечи, шею, грудь, её отвердевшие соски. Она раздвинула ноги, и я вошёл в неё. Она застонала, и я начал работать тазом, входя вновь и вновь, словно её сладостные стоны являлись лучшей музыкой. Наконец, завершающая нота принудила её обхватить меня бёдрами и крепко сжать, пока стонал уже я – в кратком миге того высшего блаженства, знакомого всем мужчинам.
Мы лежали вместе и целовались, ласкали друг друга – и снова любили, пока силы наши не иссякли, и сон не сморил нас.
Я плавал в тёмных глубинах невысказанных мыслей, бессмысленных идей и сменяющих друг друга образов, когда меня позвали.
- Жак! – О господи, неужели я в Марселе? Неужели я сейчас проснусь? – Но ведь ты – Жак!
Я попросил его – сокрытого во тьме подсознания собеседника – никому об этом не рассказывать. Я в Пентатерре инкогнито.
- Жак, грядущий день может очень многое изменить в твоей судьбе – и в судьбе этого мира!
Судьбы мира – кого и когда они интересовали?
- Но ведь ты хочешь жить? Тебе угрожает опасность, Жак! – Тут мне волей-неволей пришлось отреагировать, он всё-таки подобрал ко мне ключик. – Какая опасность?
- Ты отлично знаешь, Жак. Ты думаешь, раз смерть забрала не тебя, значит, всё хорошо. Нет, Жак, всё плохо – ведь следующим можешь оказаться ты!..
Я пришёл в себя в мере, достаточной для того, чтобы говорить осмысленно.
- Кто ты такой? – Он коротко рассмеялся. – Тот, кто всегда с тобой. Тот, кто спас твою жизнь, когда ты дрался с Дисфетом – и здесь, в Гнилой Щели. И я пытаюсь сделать это вновь!
Смутные догадки зашевелились у меня в голове, но ответ всё не приходил.
- Так кто ты?
Он снова рассмеялся.
- Я – Ночь. Я обитаю в золотом ноже.
Теперь я всё понял.
- Симонит!
- Согласен. Дисфет называл меня джинном. Название не так важно, в конечном итоге.
- Ты – Зло! Дьявол!
Снова смешок.
- Возможно. Но я служу тебе. Герметит, собранный Ладжори, не служит тебе. Он служит Ладжори, а тот любит власть и убийства.
Забавно. Зло и Добро приходят в мир через неудобных им посредников и подвергаются трансформациям. Обычная для великих идей история.
- Жак, он убьёт и тебя, рано или поздно.
- Лучше поздно, чем рано. – Я мысленно поднял руку, требуя от Дьявола – так я решил его называть – молчания. – Я подозреваю Ладжори, Фальканда – но не мне бросать им вызов!..
- А кому тогда? – Он даже удивился, причём вполне искренне. – Ты не связан с местными семействами – и тебе помогаю я!
Убедительный довод. Но это просто дискуссия на абстрактную тематику, убедительных доводов недостаточно для того, чтобы бросать вызов силам, что превосходят тебя.
- Помнишь двух убийц, в этом самом проулке? По-твоему, кто их нанял – и с какой целью? Даже уцелев – с моей, кстати, помощью, – ты был вынужден отдать дневник, столь необходимый Ладжори.
- Фальканду! – возразил я. – Ладжори! Фальканд – лишь его лакей!
- Ладжори хотел дневник? – спросил я, чувствуя себя глупо. – Ладжори хотел меня! Нож содержал крупицу моего духа, им пользовался тот шаман – и твой генерал-капитан ошибся, полагая, что сила сокрыта в амулете!
- А тот содержал лишь герметит?
- Да, вдобавок к браслету – и к добытому на приисках. Ладжори видел, что я с тобой, он пытался заполучить дневник – и вновь просчитался!
Я вспомнил, как в каюте Дисфета разбил реторту с чёрной субстанцией.
- На «Проклятой невесте» ты стал сильнее. – Мой холодный тон поразил меня самого.
- Да. Жак, хочешь жить?
Глупый вопрос.
- Нет, это ты даёшь глупые ответы!
- Ты слаб.
- Так бабы говорят.
Я мысленно вздохнул.
- Я верю тебе – допустим, верю. Пусть ты и прав, но твои советы убьют меня.
Теперь вздохнул уже он.
- Жак, тебя убьют твои враги. Послушай меня, я многое об этом знаю.
- Ты в меньшинстве.
- Не будь трусом!
- Не будь навязчивым!
Я проснулся. Утреннее солнце светило сквозь щёлку в окне. Не в силах забыть предыдущий разговор, я с минуту тупо смотрел на Йекелин. Её прекрасное тело вызвало влечение; я чувствовал желание остаться с ней, хоть и понимал, что это невозможно.
Сегодня я слишком занят – и, если послушаюсь Дьявола, никогда больше не поцелую эти губы, эту высокую, мерно вздымающуюся грудь…
Сегодня? Занят?
Я вскочил как ужаленный. Похороны! Я опаздываю!
Рикхар
Шафером на свадьбе был Фальканд. Самый родовитый среди друзей жениха, самый высокопоставленный – и, откровенно говоря, самый благоразумный, – он выстоял всю церемонию, держа серебряный венец над головой покойника. Отец Регио, сочетавший пару узами законного брака, как всегда, источал вокруг аромат вина и кислый запах немытого тела.
Я придирчиво осмотрел невесту – ту самую танцовщицу из «Весёлой луны», звавшуюся, как оказалось, Сабиной. Для свадьбы она вырядилась в приобретённое нами белое платье – скромное и недорогое, но всё же не убогое. Она уже успела переспать с Фалькандом, а перед началом церемонии Боэмунд передал ей полтысячи дин-динов.
Не так уж и много Джордано получит за эти деньги. Строго говоря, платим-то мы – чтобы сохранить своё, как выразился Боэмунд, «реноме», а покойник ещё остался должен двести монет Фальканду.
- Writer
