Великое Делание-2, или Битва за Пентатерру

XVII

    Ни я, ни Фальканд, ни Боэмунд – никто из нас не плакал. Невеста, сказав «да» и получив золотое кольцо, вдруг узнала, что она уже вдова. Ахнув, она попросила набросить на неё чёрную вуаль. А в глазах – ни слезинки.

    Видимо, всё дело в том, что фату её держал Вурук – важный, надувшийся от осознания своей ответственности талв. Сегодня он казался ещё более коричневым, чем обычно. Чего с такой «подругой» можно ожидать, даже от столь приличной девушки, как профессиональная исполнительница танца живота?

    Началась церемония погребения. Моряки предпочитают, чтобы их тела предавали морю над Адским Зёвом – в парусине и с ядром на ногах, как каторжников. Мы испытывали готовность следовать пожеланиям усопшего и древней традиции, для чего и наняли погребальную баржу.

    Выкрашенная в угольно-чёрный цвет баржа выглядела по-настоящему мрачно; отделка её включала многочисленные резные изображения существ из загробного мира. Гребцы как раз вывели это широкое, вмещающее на палубе до сотни людей, плоскодонное судно на середину лагуны. Над нами стали кружить чайки, словно предвкушая обед – возможно, их привлёк запах мертвечины.

    Парусный мастер зашивал тело – последний стежок из суеверного страха, что покойник вернётся со дна моря, всегда пропускают через ноздри, – а отец Регио читал молитву. Наверное, лишь я произносил те же слова, искренне веря в них. Родители и родственники покойного не явились, ведь он предпочёл «морские» похороны, в то время как капитан «Покоряющего» Мильнор и ряд офицеров с этого галеона, даже боцман – все они присутствовали.

    Пришёл даже Ладжори и – по не известной мне причине – Советник Лерано.

    С непокрытыми головами и скорбными лицами наблюдали мы, как тело скользнуло по доске в морскую пучину, а чайки, выразив громкими криками своё возмущение столь расточительным отношением к куску лишь немного протухшего мяса, разлетелись.

    Сабина, скрывая своё горе от окружающих, удалилась на корму – оплакивать безвременно ушедшего мужа и единственного кормильца. Я сделал жест Вуруку, чтобы он находился поблизости, а сам подошёл к Этельвульту Ладжори, что-то обсуждавшему с Боэмундом.

    Баржа разворачивалась, и я с трудом удержал равновесие. До ушей моих донеслось приглушенное ругательство Ладжори, вцепившегося в локоть Боэмунда. Тот вздрогнул; он вообще казался неестественно бледным сегодня, и всю церемонию был будто на взводе.

    Я натянуто улыбнулся – стараясь, впрочем, выглядеть непринуждённо.

    - Всё хорошо, Боэмунд? – Я знал, у него проблемы с тем расследованием и – в ещё большей степени – с отношением Ладжори к ходу этого самого расследования. Нужно помогать друзьям, даже если они относятся к Единому со скепсисом, но брезгливо морщатся, застав вас в кровати с мужчиной. Даже если они оставили вам один шрам на память.

    Ладжори меня проигнорировал.

    - Так что дело, дю Граццон? Там всё раскрыто? Говорят, возникли какие-то вопросы по орудию убийства – вы даже посещали мануфактуру Советника Лерано.

    Лерано – благообразного вида сухощавый старик – выступил вперёд.

    - Да, действительно, я здесь в значительной степени по данному поводу. – Он непрестанно потирал пальцы, когда говорил; глаза его бегали по сторонам. – Мой приказчик, Николо, ведь сообщил вам, что кинжал – тот самый, которым Толий ударил Фальканда два года назад?

    Боэмунд нахмурился.

    - Да, он так сказал.

    Лерано вдруг вытер пальцы о камзол, словно те вспотели.

    - Так вот это ошибка. Николо ошибся. Кинжал с гарпией действительно купил один из Дуилло – но около года назад, когда Фальканд находился вдалеке от Пентатерры… ну, с вами, на Талвехе…

    Боэмунд замотал головой.

    - Кто – и когда – купил кинжал, значения не имеет, ведь у******о, несомненно, совершил карлик Лодовико! Я…

    - Совершенно верно, молодой человек! – Лерано удовлетворённо потёр руки.

    К нам приблизился Фальканд.

    - Я вижу, твои сомнения насчёт моей персоны счастливо разрешились, друг мой Боэмунд. – Лицо его посетило недоверчивое выражение. Он протянул руку, явно ожидая ответного жеста.

    - Сомнения? Кто тебе сказал? – На сей раз уже настал черёд Боэмунда оскорбляться.

    Я знал, что это лишь игра. Сейчас их черты разгладятся, они улыбнутся друг другу, по-братски обнимутся…

    С глухим щелчком сомкнулись стальные кандалы, сковав руки Фальканда, а два, незаметно приблизившихся сзади, телохранителя Боэмунда повисли на Советнике. Боэмунд же, игнорируя протесты Ладжори и Лерано, отстегнул оружейный пояс Фальканда.

    - Советник Майо, как Ключник Дощатого Причала вынужден сообщить вам, что вы арестованы по подозрению в убийстве.

    - Как? – возмутился Ладжори. – Ведь только что вы…

    - … Убийстве Райнульта Бьяно, субалтерна роты рундаширов, и юнги «Покоряющего»…

    - Гильберто! – прогремел Оррен Мильнор. – Огрызок наш звался Гильберто Ленти!

    - … Гильберто Ленти. – Боэмунд смотрел в глаза Фальканду с таким спокойствием и уверенностью, что я сразу понял: он не переменит своего решения.

    - Ключник, а с чего вы, собственно, взяли, что Фальканд причастен к этим смертям? – Все умолкли, с нетерпением ожидая ответа на вопрос Ладжори. – У меня есть показания Стефано Бадоли, моего адъютанта! Бадоли утверждает, что Фальканд Майо оплатил проститутку, которая обещала Райнульту прийти в определённое время и в определённое место – в ночь его гибели!

    Ладжори презрительно фыркнул.

    - Боэмунд, вы сошли с ума? Бадоли утверждает! Ваш адъютант! Фальканд – член Совета Семидесяти двух…

    Боэмунд, однако, сегодня был твёрд как кремень.

    - Фальканд – единственный подозреваемый!

    Ладжори на мгновение отвёл взгляд, демонстрируя присутствующим, что столкнулся с образчиком воистину ослиного упрямства.

    - Да и ладно – оплатил Советник Майо проститутку или нет, это же не доказательство того, что он растерзал Райнульта! У него ведь нет ни клыков, ни когтей!

    Люди, толпившиеся вокруг нас, начали понимающе переглядываться. Ладжори тоже понял, что совершил ошибку, сказав лишнее, – но поздно.

    - Вам отлично известно, что есть, Первый Советник! – Лицо Боэмунда озарила улыбка ликования. – Вы ведь знаете: раз в поколение в городе рождается ребёнок с необычной мутацией. Мальчик – всегда мальчик – со временем становится совершенно бесчувственным к чужим страданиям и патологически жестоким. Его сердце останавливается и не бьётся, а плоть на ощупь кажется подозрительно холодной. В свете луны и звёзд у него удивительным образом отрастают клыки – настоящие звериные клыки…

    Ладжори удивлённо вскинул брови и перевёл взгляд на Фальканда.

    - Не может быть…

    - Мальчиков и юношей этих обычно умерщвляют, зная исходящую от них опасность, но некоторые, используя небрежность, невнимательность – или чрезмерную любовь родителей – живут достаточно долго. – Боэмунд указал на Фальканда. – С годами в них пробуждается нечто вроде сознания – они полагают, что являются воплощением Ночи, или Дьявола…

    - Будь ты проклят! – Фальканд набросился на Боэмунда, пытаясь задушить, но тот с лёгкостью оттолкнул его. – Спасибо огромное вашим мастерам, Советник Лерано. Они управились с заданием в срок, изготовив ручные кандалы, способные мгновенно защёлкиваться; их можно открыть лишь ключом.

    Боэмунд извлёк из кармана небольшой блестящий ключик.

    - Вот таким ключом, друг мой Фальканд. – Тот зарычал, демонстрируя по-настоящему волчий оскал, но его крепко держали.

    Ладжори, совершенно потрясённый, начал рвать на себе волосы.

    - Как я мог этого не заметить! Он прожил рядом со мной годы, я приблизил его… Старый дурак!

    Я осенил себя знамением Единого. Сегодня одного моего друга предали морской бездне, а другого, оказавшегося упырём, разоблачили.

    Да укрепит Он меня в вере и да избавит от таких дней в будущем, а если и пошлёт подобные испытания, пусть я вынесу их с честью, скромностью – и достойно, как и подобает верующему. 

Жак

1

    Солнце уже заходило, и серо-голубое небо покрывали облака синего цвета, когда я приблизился к зданию тюрьмы. В городе её называют Склепом-на-Холме, ведь многим, угодившим за решётку, не посчастливилось выйти на свободу. Я слез с Ловкача и предоставил коня хлопотам Джувейна и Фродгера.

    Стражники у входа узнали мою форму Ключника и символ власти и впустили меня. Если они и помнили меня, по непродолжительному периоду моего заключения, то не подали и виду.

     Начальником тюрьмы оставался Журде – всё такой же лысый, упитанный и коротконогий. Вспотевший, весь покрытый красными пятнами, словно с ним вот-вот случится удар, – Журде показался мне страшно взволнованным.

    - Вы вновь наш гость, я рад вам, Ключник! – Голос его, тем не менее, дрожал, выдавая страх. – Ах, в новой роли, друг мой!

    Я обнял его, ведь мы уже стали коллегами и вместе боролись с гидрой преступности.

    - Что Фальканд? Как он?

    Журде пожал округлыми плечами.

    - Ждём ночи. – Он опустил взгляд, потом заглянул мне в глаза. – А он и вправду…

    Я вернул ему его жест – также пожал плечами.

    Книги Виймане содержали внушающие ужас и отвращение описания зверств, совершённых Лишёнными Души, как их ещё называли. Существа эти, напоминавшие и оборотней, и упырей одновременно, появлялись на свет с завидной регулярностью. Загадка их возникновения занимала лучшие умы Пентатерры не одно столетие. Возникло несколько теорий, опиравшихся преимущественно на астрологию, которые позволяли определить дату, место рождения очередного Лишённого Души – и даже его фамилию.

    Одна из этих теорий указывала на Фальканда. Я проверил всё максимально тщательно, и ошибки быть не могло.

    Журде, не без скепсиса глядя на меня, пожевал губами в раздумьях.

    - Луна покажет, – сказал он, наконец. Я заподозрил, что речь идёт о какой-то, всем здесь известной, пословице, особенно когда Журде развернулся и прошествовал к своему секретеру.

    Он открыл дверцы тёмного дерева и зазвенел рюмками. Я так и думал, что у него там буфет. Такие люди любят выпить за обедом, а иногда и без повода, просто для настроения. Их девиз: «Комфорт во всём!».

    В общем, мы использовали рюмки по назначению – и подняли себе настроение.

    - Недурное вино.

    Он печально вздохнул и запер дверцы.

    - Да, неплохое. Однако же…

    Он напоминал мне о моём деле – и я тоже о нём помнил.

    - Мне необходима лампа, Журде, и, вероятно, провожатый.

    Он кивнул – с тем же горестным выражением лица.

    - Конечно, конечно, голубчик…

    Вскоре, в сопровождении одного из тюремщиков – им оказался мой старый приятель Роберо, – я уже шёл по узким коридорам тюрьмы. Мы спустились под землю – туда, где царил уже полный мрак, а шорох многочисленных крысиных лапок и перестук капель выступали отличным фоном стонам и приглушенным разговорам узников. Некоторые из них бредили.

    Роберо – главный демон этой небольшой преисподней – с поразительной ловкостью находил путь в полутьме. Иногда он стучал своей дубинкой в решётки и двери, с громкими ругательствами требуя от несчастных заткнуться.

    Они немедленно затихали. Роберо здесь слушались; судя по всему, его дубинка, уже неоднократно пересчитавшая заключённым все рёбра, вгоняла их в состояние патологического ужаса.

    Лишь в одном случае – видимо, речь шла о новичке – Роберо послали настолько далеко, что он, с притворным удивлением, остановился – и передал мне лампу. Я держал свет, пока он, выражаясь его языком, «выбивал дурь», и вспоминал, как и сам ещё недавно оказался в роли своеобразного боксёрского мешка.

    Он вскоре закончил, и мы продолжили свой путь. Роберо то ли не узнал меня, то ли сделал вид, что не узнаёт, а я не торопился начинать разговор на эту тему.

    Мы остановились у одной из камер; заглянув сквозь небольшое окошко, я узнал Фальканда. Он сидел, всё ещё в кандалах, у стены, и смотрел в окно на закат.

    Мы оба отлично знали, что движение светил, вероятно, отмеряет последние часы его жизни.

    Загремев ключами, Роберо открыл дверь, и я вошёл.

    - Боэмунд, друг мой, ты явился, чтобы проводить меня в мир мёртвых? – В его наигранном изумлении слышалась горькая ирония. Присутствие духа не покинуло его, несмотря на стеснённые условия.

    - Любопытство двигало мои стопы, – улыбнулся я. – Никогда не видел Дьявола?

    Он обернулся ко мне; тусклый свет освещал его со спины, и черты лица терялись в тенях. Я будто увидел чёрные дыры на месте глазниц, бездонные провалы, ведущие в неведомые глубины – и отшатнулся.

    Рука моя легла на рукоять шпаги.

    - Боишься меня? – Он насмехался надо мной – и всё приближался!

    Я испугался. Страх иногда побеждает и вашу отвагу, и дисциплину, и чувство долга. Паника овладевает вашим естеством, и вы никак не можете с ней совладать.

    Я переживал именно такой момент. Отступив на шаг, я почувствовал, что упёрся в стену – холодную, влажную. Такой же влажный, холодный пот тоненькими струйками стекал у меня по плечам, собираясь между лопаток в противный, унижающий чувство моего достоинства, поток.

    В горле моём застыл комок. Я не мог даже заставить себя закричать, позвать на помощь находящегося за дверью Роберо. Если бы Фальканд попытался отнять у меня оружие, я не решился бы оказать ему сопротивление.

    Каждая новая секунда – о, как мучительно долго они тянулись! – будто прибавляла одну тонну к уже лежащему на моих плечах грузу. Ещё чуть-чуть – и я утратил бы над собой контроль. Кто знает, что произошло бы в таком случае? Однако случилось неожиданное: я вспомнил о золотом ноже.