Канкан для полицаев

Канкан для полицаев 1

Стать невидимкой, было бы, как раз кстати. Я инстинктивно вжимался в кресло, как бы пытаясь срастись с ним, прилипнуть к старой потрепанной коже. Сжал, липкие от холодного пота, руки в замок. Ну, никак не выходит похрустеть костяшками пальцев. Как это делал Михалыч? Соберет пальцы по особенному и хрустнет ими на всю комендатуру. Я так не могу, не получалось и не получится никогда. Оберлейтенант смотрел на меня пытливо.

- Вы, курите, курите, господин младший полицай, - мягко сказал оберлейтенант, пододвигая ко мне ближе пепельницу и красивую пачку "Zigarette"

Таких я еще не курил. Я осторожно взял одну. Блестящая, черная пачка с замысловатыми зигзагам и сигарета пахнет, вроде, как мёдом. Закурил. Ну да. Высший сорт, не то, что курим мы, дерьмовые, безвкусные "Sonnigen". После затяжки я расслабился, немного стало легче. Ну и что в этом оберлейтенанте из гестапо, страшного? Вот даже сигареткой угощает. Он же, просто, допросит меня и всё.

- Меня зовут Отто Гросс, - простецки представился оберлейтенант и дружески улыбнулся мне, а в глазах море искренности, - я следователь из гестапо.

- Толик Рябой! - воспылал я ответной искренностью, - то есть, Анатолий Рябой, младший полицай, герр следователь!

- Превосходно, Анатолий Рябой! Расскажите мне, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с гауптманом Куртом Бокхорном.

- Хорошие были отношения, - я даже не моргнул глазом, потому что ждал этого вопроса, - очень даже служебные.

Вообще-то это всё враньё. Небыло у меня хороших отношений с ним. Гауптман, гауптман, а вел себя как последний фаненюнкер. Каждое утро на плац и маршировать. Мы же не солдаты - мы полицаи! А у кого, с этим пингвином, были хорошие отношения? Вон Михалыч только с ним и умел лаяться, остальные язык в задницу, я в том числе. О покойниках плохо не говорят, ну и Бог с ними, с покойниками.

- А с другими полицаями, какие у него были отношения?

- Отличные были отношения!

- Вот только, не надо мне врать, - оберлейтенант доверительно подвинулся вперёд, - скажу по секрету, не может ни один человек жить без врагов. Знаете что, Анатолий, давайте честно, как солдат солдату. Расскажите мне о нём.

- Ладно... - я вопросительно посмотрел на оберлейтенанта, протягивая руку еще за одной, сладкой сигаретой, тот разрешительно кивнул головой. - Курт, очень требовательный и беспощадный, кто его не мог терпеть, давно в полиции не работает. А мы терпели и работали с ним.

***

- Ахтунг! - Орал начальник полиции и лицо его багровело, как ошмаленое паяльной лампой. - Строиться!

Мы в такие моменты были похожи на пруссаков, метались по плацу, не зная, где стать по росту. По росту было положено всегда. Митёк, Мыкола и Иванко соображали шустрее меня, поэтому становились в линейку за пару секунд раньше. И мне приходилось втискиваться между Иванко и Митьком. Так было всегда, из дня в день. Михалыч, мужик в возрасте, не чета, нам, пацанам, с достоинством становился во главе шеренги, преправ все понятия об ординации. Потому он багровел еще более, но Михалычу по барабану, у Михалыча всегда в запасе много волшебных слов по-немецки, так пошлет, мало не покажется.

- Вы, звери, - говорил Курт после бурного построения, - если вы думаете, что поступив на службу в Вермахт, сразу же стали людьми? Ошибаетесь! Ничем вы не отличаетесь от остальных животных.

Ну, козел, чего ещё скажешь и фамилия у него козлячая. Я уж и не обижался на такие выпады начальника полиции. Каждый день такое выслушивать, поди, привыкнуть можно. Главное в другом; при всей своей супер-пупер сверхчеловеческой принадлежности, он еще и осознавал эту принадлежность, ему ведь, в своё время, Самый Главный Врач в Берлине лично снимал мерку с черепушки и выдал заключение, 'чистейшей воды ариец' что и записано в специальном сертификате. Начальник, сертификат на стенке повесил, чуть ниже портрета фюрера, при случае всех тыкал в него казачьей, наглой мордой. И вот, этот мешок высокопробного дерьма с вселенским чувством превосходства измывался над нами, словно мы не Германии служим, а так, быдло из стойла. Однажды, послав Митька на плёвое задание, повесить бывшего агронома колхоза, так чуть было не пристрелил его, за то, что Митёк, сжалившись над агрономом, повесил его с намыленной верёвкой. И пристрелил бы, спасибо Михалыч, отбил.

Но самогонку он пить разрешал, так за это лишь можно простить всё, что угодно. Пил он тоже, будь здоров, что настоящий казак, аж продукта становилось жалко, честное слово. За пару дней до печального происшествия, лично возглавлял аусвайс проверку у старухи Степаниды. Мы частенько делали у неё аусвайс, ну и напивались там, до чертиков. А когда он надрался, стал выговаривать нам, какие мы, все суслики беспородные и, вообще, он с нами по крайней нужде. Что кончится война, он поедет в Берлин к своей Марте, там общество получше. Вот за это и схлопотал по роже от Михалыча. Михалыч вообще крут, старый казак, пофиг ему, начальник, не начальник, пусть будет хоть сам Бог, обязательно врежет, если он не прав. Праздник после этого и расстроился, на радость Степаниды.

***

- Михалыч с Куртом ссорился сильно. И всегда по делу, и за правду, но зато жестоко.

- По какому делу? За какую правду? - ухватился за фразу оберлейтенант, - например.

- Например, когда мы ходили в хутор Грушевый с карательной миссией, а у Михалыча там родня, сестра с мужем и тётка. Так ведь, семья же! Что? Старшему полицаю не положено сохранить свою семью? Но мужа сестры, таки расстреляли, типа компромисс. Они с пингвином... то есть с Куртом подрались даже, из-за этого.

- С пингвином? - переспросил Отто.

- Простите, вырвалось...

- Объясните, почему с пингвином?

- Ну это кличку ему, такую, дал Мыкола. Простите...

- Отчего ж, забавная кличка. А причину не знаете?

- Ну, просто. За его фигуру; маленькая голова, а остальное всё - живот.

- А-а-а-а... понятно. Ваш Мыкола, тоже не любил Бокхорна?

- Ну, у них были отношения, особенно нежные...

***

Мыкола притащился в комендатуру сразу же, как красных погнали в горы. Как он исхитрился удрать с полка, прямо из под бдительных глаз комиссаров? Я уже служил тогда в полиции пару недель, по рекомендации Михалыча. Вот и припёрся в комендатуру новичок, весь из себя, даже форму и пилотку со звёздочкой не снял. Мы его вообще не знали, откуда-то с Украины он. Пришел и говорит:

- Служить хочу, в полиции.

Курт схватился за пистолет, вытаращив глаза. Он подумал, что русские идут. А потом, немного покумекав, спросил:

- Очень хочешь?

- Очень.

- Как тебе поверю?

- Давайте любое задание.

- Хорошо! - У пингвина хитро сверкнули глаза. - Вот тебе первая миссия. По станице пройдёшься голым?

- Могу и голым...

И пошёл! Умора. Мы следом. Все станичные над ним потешались, так мы вообще, в голос ржали. Пингвин, щелкал свои фотоаппаратом, для коллекции, на память. Но ничего, выдюжил парень, стойко перенес все тяготы вступления в полицию. Сейчас станичные уже не потешаются, лютый он очень. Скольких неблагонадежных самолично повесил и расстрелял, не сосчитать. Но на пингвина он таки, с тех пор, затаился.

***

- У Вас, лично, стычки с начальником были?

- Нет...

- Не врать!

- Были, конечно, но всегда Михалыч выручал.

- Расскажите, кто такой Михалыч.

- Михалыч... Про него не рассказывать, про него нужно петь. Казак - знатный. Когда красные пришли в станицу, ему и двадцати не было, ну там, халам-балам, уговорили казачков в Красную Армию, они сдуру и подались. А когда Деникина на портянки порвали, казаки вернулись к хатам, вот тут-то всех и ждал сюрприз - расказачивание. У тебя пара лошадей? Значит - казак, кулак, жлоб, мочить. И сослали Михалыча туда, где сопли дробью до земли долетают, если на морозе сморкаешься. Перед самой войной амнистию получил, это чтоб опять в Армию и на фронт. Ага, щаз, с песнями. Михалыч огородами, огородами и подался в ридну станицу.

- А как они с Куртом познакомились?

- Да тут история, вообще простецкая. Он одним из первых в полицаи записался. Прочитал указ новой власти, что всячески помогать и прочее такое, так в комендатуру и пришел. Говорит: "Оружие мне!" Курт: "Зачем?" "Мочить их, гадов буду, до кровяных соплей" Курт ему шмайсер и протягивает: "На" Поверил сразу. Сединам, поверил что ли? Михалыч, ведь Курта на целых пять лет старше.

- На то, роковое задание, вас посылал, Курт?

- Нет, Михалыч, он, вроде как, правая рука начальника полиции.

- Выходит, Курт не знал про миссию? Как он тогда с вами оказался в том доме?

- Михалыч за ним посылал Иванко. Иванко самый молодой, писюн ещё, на вечных посылках.

- Тогда скажите мне, почему Михалыч решил, что это миссия?

- История очень давняя. Это же хата председателя колхоза! А председатель - главный коммуняка в станице. Он, паскуда, подстроил так, что Михалыч под расказачивание пятнадцать лет назад попал, вообще, много казаков от него пострадало. Злейший враг Рейха, этот председатель. Миссия, однозначно.

- Интересно... Значит семью, председателя пощадили до самых этих пор. Почему не расстреляли в первые дни нашей власти?

- Хм... Всё дело в Михалыче. Информация же через него сочилась, осведомители работали только с ним, а потом уже доклад ложился на стол Курта. Он выжидал, когда Алексей Тимофеич с гор спустится самолично. Знал ведь, что обязательно придёт, свою семью из станицы вытащить. Можно еще сигаретку, вкусную?

- Курите, курите, ради Бога, даже не спрашивайте. Расскажите о миссии, но только очень подробно, в деталях.

***

Алексея Тимофеича сдала Мартыниха, соседка ихняя. Она припозднилась на огороде, глубокая осень, скоро морозы станут, а буряк еще на грядках. Глянула - тень мелькнула у забора. Пригляделась. Батюшки! Тимофеич, собственной персоной. Таится, крадётся, на крылечко шасть и стучится тихонечко. А стерва его и выскочила в ночнушке. Страм. Это Мартыниха в красках Михалычу так и рассказывала. Михалыч еле бабку спровадил, приказал ей занять пост и наблюдать пока они в доме. Не опоздать бы, тут мухой надо действовать, Тимофеич тоже не дурак, в этот же час и свалит, нечего по станице шарахаться, заметут же. А ведь заметём!

- Миссия. - Буднично сказал нам Михалыч.

- Маришку не троньте! - Взмолился Иванко.

- Это почему же?

- Люба, она мне... - после некоторого смятения промямлил Иванко.

Михалыч так на него посмотрел, словно сейчас и его из шмайсера свинцом нашпигует. Иванко тут же и протух, сник. Эх, Иванко, сожалею. С детства девчонку знать, на речку голышом бегать, влюбиться наконец и, потерять. Но тут уж с Михалычем лучше не спорить, они его давние враги, а врага лучше повесить.

***

- Значит, Вы считаете, что Иванко был влюблён в эту девушку?

- Я не считаю, я знаю. Они же с мальства вместе по станице шатались. Что младше она его на три года, так в самый раз. Девка-то созрела...

- А почему Иванко в полицию пошел служить, если он с дочерью председателя встречался?

- А! Это я его притащил. Мы с ним дружили в школе. На два года младше меня, а соображалка работает, что надо. Я ему сказал, что семью и близких родственников полицаев немцы не трогают. А еще сказал, жратвы от пуза, плюс выдадут настоящий автомат и патронов немерено. Водил его к речке пострелять по банкам.

- Как вы думаете, не мог Иванко выстрелить в спину Курту, так сказать, за любовь?

- Никак нет! Его с нами небыло тогда, Михалыч его всячески отсылал по разным пустякам. Жалел, видимо пацана, чтоб не видел, что мы с ними делаем. А на этот раз, Иванко бегал к бабке Степаниде, за очередной бутылью самогонки.

- Как получилось, что взорвалась граната в сенях?

- Ну, Курт так решил, что их лучше взорвать в собственном доме, а потом сфотографировать результат, такой фотографии у него в коллекции, еще не было. Все вышли в сени, меня отправили на улицу, посмотреть, нет ли прохожих. Курт вырвал кольцо, тут всё и случилось.

- Кто в сенях был в этот момент?

- Курт, Михалыч, Мыкола и Митёк.

- Кто из них остался в живых?

- Мыкола, если то, что от него осталось, можно назвать живым... Курт оказался довольно живучим, у него хватило сил выползти из сеней на крыльцо, там он и умер.

- Значит, Вы не видели, кто стрелял в спину Курту?

- Нет.

- Когда можно будет допросить Мыколу?

- Наверное, никогда. Он так еще не пришел в сознание, помрёт, скорее всего.

- А Иванко?

- Никак нет, герр оберлейтенант, он сейчас в горах, и может быть партизаны, его уже расстреляли.

- Хорошо, идем дальше. Рассказывайте.

***

Операция проходила бесшумно, нам не нужна суматоха в станице, ну и лишние кривотолки со сплетнями. Всё должно быть пучком и законно. Тихими ангелами смерти появились у дома председателя. Свет в доме не горел. Михалыч дал отмашку у калитки, рассредотачивая нас по оговоренным точкам. Обычная работа. Сколько таких операций уже на нашем счету? Я и Митёк с силой навалились на запертую дверь, буквально проломив её одним мощным ударом. Мыкола влетел в сени с автоматом, громыхнул там пустым ведром, пнул сапогом внутренние двери, отступив в сторону. Теперь наша очередь с Митьком. Мы ворвались в дом ощерившись оружием. Нужно не мешкать и не тормозить, на случай если у них тоже есть чем стрелять.

Главное, быстро зажечь свет. У каждого из нас керосиновый фонарь с едва тлеющим фитилём в дежурном режиме. Мы резко крутнули фитили, прибавляя света, рассредоточились по хате. Маришка сидела в постели, сжавшись в комочек и натянув до подбородка одеяло. Они что, никуда не собирались уходить, просто спали? Я метнулся к девчонке и приставил ствол шмайсера в лоб. Если бы вы видели её глаза! Испуганные и большие словно пятаки нового образца с Рейхстагом. Сколько раз участвовал в миссиях - таких глаз никогда не видел. Мыкола с Митьком рванулись в председательскую спальню, через минуту уже выводили насмерть перепуганную тётку Любу под руки из спальни, заспанную, со сбившейся прической. Лямка ночной рубашки соскользнула с плеча, немного обнажая её грудь. В это время в дом вошел Михалыч. Он в своём обыкновении вел себя не хуже Наполеона, гордый и отмщенный. Царь, одним словом.

- Здравствуй, Любаша. - сказал он.

***

Отто устало сжал переносицу двумя указательными пальцами, размышляя. Я с любопытством посмотрел на него и вынул еще сигарету из пачки "Zigarette" прикурил её, затянулся сладким дымом. Пусть немного переварит и задаёт свои вопросы. Я уже нисколько его не боялся. Классный мужик, этот оберлейтенант, не в сравнение с пингвином, добрый и обходительный, нам бы такого в начальники полиции.

- Председателя в доме, разумеется, вы не нашли.

- Нет, не нашли. Мы обрыскали каждый закуток в хате, подвал перерыли вверх дном, даже на чердак лазили и в сарай, и в хлев, Тимофеич словно испарился или...

- ... Или вообще не приходил. - Закончил фразу за меня оберлейтенант. - Ваш осведомитель ошибся или это было нечто другое. Ну, Бог с ним, с этим, сейчас меня интересует всё до мельчайших подробностей. В частности, поведение Михалыча.

- Вы думаете, он пальнул Курту в загривок?

- Ваша задача, господин младший полицай, рассказывать, а не рассуждать. - нахмурился Отто.

***

- Хозяин твой, дома? - Михалыч держался так, словно мы не с миссией пришли, а в гости к старым, добрым знакомым.

Тётка Люба молчала, тряслась всем телом, безвольно повиснув в руках Мыколы с Митьком, ноги у неё отказали от ужаса. Еще бы! Мы так эффектно вошли в хату, я б вообще в штаны наложил.

- Нет, дома? - продолжал Михалыч, усаживаясь за стол, - ну приглашай хозяюшка за стол добрых гостей. Самогонка у тебя, водится?

Михалыч повёл бровями нам и мы кинулись выполнять каждый свою задачу. Я занял пост у дверей на страже, а Мыкола с Митьком стали тщательно обшаривать хату в поисках председателя, ну и поесть же тоже надо. Тётка Люба в изнеможении присела на край кровати к дочери.

- Давай, Любаша, расскажи, где твой мужик и мы уйдём с миром...

- Я не знаю где он... - хрипло сглотнув сухую слюну, проговорили тётка Люба, - он, как ушел на фронт, шесть месяцев назад, я его не видала больше.

- Врёшь, ведь. Он сегодня приходил, - мягко сказал Михалыч, повернулся ко мне и приказал, - Рябой, затопи печку, холодно у них как-то, дрова экономят.

Пришел с задания Иванко и притащил литровую бутылку мутной самогонки от Степаниды. Он тушевался и не мог смотреть в сторону Маришки, низко наклонив голову и бочком, стесняясь передвигался по комнате. Я видел, как Маришка пыталась поймать его взгляд, она молила его. Иванко конфузливо поставил бутыль на стол перед Михалычем.

- Михалыч, пожалуйста... - завёл свою старую песню он.

- Всё нормально, салага, - усмехнулся Михалыч, - я их только допрошу. Тащи стаканы.

Иванко метнулся к серванту и принёс пяток граненых стаканов. Михалыч налил из бутыли один до краёв.

- Пей, - сказал он Иванко, - и давай, дуй за начальником полиции.

- Не надо сюда пингвина! - ужаснулся Иванко.

- Надо! Пей давай и вали.

Иванко с отчаяния выпил этот полный стакан, поморщился, потрясся, потопал ногами - самогонка у Степаниды ядрёная получается - и ушел вызывать пингвина. Появились Мыкола и Митёк, они уже перетряхнули весь дом.

- Тимофеича нет, самогонки нет, из жратвы, лишь мешок картошки в подвале и сало в сенях, - отрапортовали они о выполненном задании.

- Это тоже ничего, поджарь картофанчика нам, Рябой, с салом. - Поднялся со стаканом самогонки из-за стола, подошел к женщинам на кровати, опять заговорил с тёткой Любой. - Слышь, чаривница, я на тебя зла не держу, как получилось, так получилось, но твой мужик мне должник по жизни, а долги, отдавать нужно.

***

- Стоп, - прервал Отто меня на полуслове, - почему Михалыч не должен держать на неё зла, почему так получилось?

- История, широко известная, герр следователь. Тётка Люба была невестой Михалыча, до расказачивания, а Тимофеич, потом в жены её взял, через неделю, как сослал Михалыча в Сибирь.

- Странно, что у него к женщине, не осталось никаких чувств. Почему пришел с миссией к своей бывшей невесте? В его власти было спасти её.

- Обидно же! Тебя на пятнадцать лет в ссылку, а твою невесту берут буквально через неделю в жены. И кто? Тот, кто сослал! Она же предала его. Да я бы вообще, грохнул, как только вернулся. А он, мужик с железными нервами, ждал, когда все соберутся, вместе. Но не получилось замочить главного виновника.

- Понятно. Дальше рассказывайте.

***

Я уже затопил печку, она жарко пылала, раскалив докрасна чугунную, треснувшую между блинами плиту. Занялся картошкой. Обожаю жареную картошку с салом, туда бы еще лучку и петрушки, вообще ужин короля.

- Выпьем мужики, - предложил Михалыч.

И мы выпили Степанидин эликсир. Хороша самогонка, чиркнешь спичкой над стаканом, горит синим пламенем. Я захмелел. Так потеплело вдруг, от самогонки и от жара печи. Уютно так стало. Михалыч вновь приступил к допросу.

- Любаша, скажи, где твой мужик.

- На фронте, - глухо простонала она.

- А может твой выродок знает? - Он подошел к Маришке схватил её за шиворот ночнушки и выдернул из-под одеяла, с силой потянул к себе, заставляя подняться с постели. Маришка предстала перед нами в полной красе. Маленькая, щупленькая в легкой ситцевой ночнушке, сжалась в комочек, взъерошенная, ну что, тот воробушек, угодивший в лужу после дождя. - Говори!

- Я... Н-е. Зн-аю, - пролепетала она заикаясь и всхлипнула.

- Покрываете врага свободной республики? - Михалыч грозно нахмурился. - А если мы тебя сейчас повесим? А? Любаша, если я сейчас повешу председательскую дочку? Митёк тащи сюда верёвку.

Митёк подхватил коровью верёвку, которая в сенях скрученная валялась, он её еще раньше заприметил. Радостно выполнил приказ в предвкушении спектакля. Поставил табуретку, как раз под крючком, в балке, на потолке. На этот крючок станичные вешают детскую люльку. На этом крючке как раз висела люлька Маришки, её качали здесь в детстве. Знаменательно, однако... Заученными, привычными движениями сделал импровизированную виселицу, подтолкнул Маришку в спину, заставляя ее подняться на табуретку, набросил петлю на шею. Стал на изготовку, выбить табуретку из-под ног, по приказу Михалыча.

- Ну? Говори, где твой п'апа! - Михалыч сделал особое ударение на первой букве 'папа'.

Маришка молчала с широко раскрытыми глазами, лицо её было перекошено от ужаса. Подозреваю, адреналина она хапнула в эти секунды по самое не хочу. О чем говорить? Практически все жертвы перед повешением вели себя так же. От них слова не дождешься.

- Давай, Любаша, вспоминай, вся надежда на тебя, - Михалыч улыбался, - скажешь, мы сразу же уйдём. Ну?

- Пожалуйста... - простонала хрипло она, - девочка ни в чем не повинна. Убейте лучше меня.

- Нет, дорогая моя, - с нажимом сказал Михалыч, - если она неповинна, значит, повинна ты, вот тебе и мучиться потом, как переживёшь свою дочь.

- Эй, ребята, - залихватски воскликнул Мыкола осенённый идеей, - я им сейчас помогу вспомнить.

Он взял лист старой, еще Советской газеты смял её трубкой и поднес к раскаленной плите, Конец газеты ярко вспыхнул, Мыкола подошел с факелом к Маришке. Подол ситцевой ночнушки легко занялся и пламя рвануло вверх до самого пупка, обнажая и опаляя ноги. Маришка взвизгнула дико, так звонко аж в ушах задребезжало, Истерически захлопала ладонями по ногам, пытаясь сбить пламя. В это время пришел Иванко с Куртом. Иванко бросился к Маришке на помощь и погасил пламя.

-Михалыч! Не надо! Прошу Вас, оставьте её в живых.

Щелкнул затвор автомата, это Михалыч.

- Слышь, сосунок, - грозно и со злобой проговорил Михалыч направляя оружие в голову Иванко, - пошел вон отсюда! Иди к бабке Степаниде за самогоном. Шагом марш!

- Сначала мою фотоаппаратуру, принеси! - Оживился Курт, с интересом оглядывая панораму уже прокручивая в голове новые умопомрачительные этюды, что могут получиться.

***

- Начальник полиции увлекался фотографией?

- Еще как! У него уже альбомов шесть скопилось, он практически на всех казнях съёмки делал. Фантазия у него изощренная, он такие казни придумывал, куда там средневековой инквизиции. Показывал нам, как-то, эти альбомы, премерзкое зрелище, осмелюсь Вам признаться.

- Хорошо, - сказал Отто, - дальше.

***

Иванко испарился мгновенно. Бедный пацан... каково ему было смотреть на всё, это? Мы выпили еще, на этот раз, с пингвином. У пингвина лихорадочно блестели глаза. Еще бы. Маришка, девочка в соку, а тётка Люба вообще красавица, женщина, мадонна. Зря, что ли Михалыч по ней сох в своё время? Тут уж таких фоток можно наделать, в Эсвенцеме обзавидуются.

Потом мы выпили еще. И вновь приступили к допросу.

- Ну что? Повесим таки её? - предположил Михалыч.

- А знаешь что, Михалыч, давай её сначала вздуем, - несмело заикнулся Мыкола, - смотри какая у неё княгиня, хоть и палёная слегка. - Мыкола провел ладонью вдоль обгоревшей ночнушки, по обожженным ногам девочки, она вздрогнула от боли и застонала.

- Тю, - сплюнул Михалыч, - что в ней княжеского? Девчонка лишь для такого писюна, как Иванко. У неё же там сухо и тесно. Вот где княгиня!

С этими словами Михалыч подошел к тётке Любе, схватил с силой за грудь, заставил подняться с постели. Легонько отбросил с плеча одну лямку ночной рубашки, затем вторую, рубашка сползла до талии, обнажая великолепное тело. Женщина стояла бледная, даже не догадалась прикрыться руками, губы у неё дрожали. Михалыч толкнул её в грудь и она упала поперёк кровати раскидывая ноги. Мне кажется она это сделала специально... чтобы отвлечь внимание от дочери.

- Знаешь, о чем жалею, Любаша? Я жалею, что не сделал тебя, еще тогда... Помнишь? Может быть после этого, ты и не предала меня.

Михалыч навалился на неё, выдавив из женщины полувздох, полустон. Михалыч, мужик бравый, старый конь, такое мы уже видели не раз. Переглянулись между собой и Мыкола вытащил девчонку из петли. Порвал на ней остатки ночной рубашки.

***

- Пингвин, - произнес оберлейтенант и затем виновато кашлянул, - кхе, кхе, Курт, тоже участвовал в изнасиловании?

- Ну, что Вы! Куда ему? У него такая тыква вместо живота, наверное и стручка из-за неё не видно. Только для ручного использования и пригоден, да и то, с трудом, поди, до него дотянись. Он вообще никогда в изнасилованиях не принимал участия, помня своё исключительное, божественное происхождение, считал всё это ниже своего достоинства. Он лишь всегда фотографировал нас, как это делаем мы, много фотографировал, там в альбоме у него рулоны подобного, отснятого материала.

- Что он делал в это время?

- Бегал из угла в угол и ругался, матом, на немецком. Что он забыл взять аппарат с собой и почему его не предупредили заранее, что Иванко такой нерасторопный и где-то ползает, за это грозился сдать его под трибунал или вообще в гестапо. Короче расстроился сильно. Но мы пообещали повторить всё, что делаем, на бис, когда аппарат будет на месте.

***

Когда пришел Иванко с фотоаппаратом, магниевой вспышкой и специальным, черным чемоданчиком с плёнкой, всё было кончено. Женщины без сил валялись в кровати, Маришка тихо стонала, а мы сидели за столом пьяные, допивали последние капли самогона, пели нашу любимую песню:

- Дойче зольдатен, унтер официрен...

Мы не пели, мы орали эту песню, никто из нас не может похвастаться стройностью голоса и богатством слуха, у пингвина голос был хуже всех. Иванко ничего не сказал, но я пожалел, что у него за плечом висит шмайсер... Он окинул нас ненавистным взглядом.

- Иванко! - голос Михалыча был жестким. - Вперёд, за самогоном к Степаниде.

Желваки на скулах пацана ходили ходуном. Но он стерпел, развернулся на каблуках и вышел из хаты. Пингвин с вожделением стал разворачивать аппаратуру, наконец закончив, сказал:

- Хочу танцы!

Я бросился исполнять приказ, завёл старенький патефон, покрутив ручку сбоку. Тут же лежала стопка виниловых пластинок с музыкой. Музыка вся какая-то не танцевальная, грустная и классическая. О! Штраус. Более-менее. Я поставил эту пластинку. Люблю вальсы. Мыкола с Митьком растолкали женщин, подняли их с постели, заставили выйти на середину комнаты. Курт уже готов был к съёмкам.

- Пусть они танцуют, - приказал он.

Голых дочь с матерью поставили друг перед другом. Мыкола крикнул громко:

- Танцуйте!

Они слабо задвигались по комнате, в изнеможении прижимаясь друг к другу. Комнату осветила яркая вспышка, пингвин сделал свой первый снимок. Он был разочарован.

- Вялые они какие-то... Теперь пусть с мужчинами танцуют.

Мыкола взял себе тётку Любу, а Митёк Маришку. Закружили их в вальсе. Курт суетился с аппаратурой, выбирая выгодную позицию. Снимал он умеючи, находил очень высокохудожественный ракурс.

- Слышь, Михалыч! - Воскликнул приятно удивлённый Мыкола, щупая грудь тётки Любы, - Твоя-то получше будет! Вот такую бабу, я бы поимел.

- Вперёд, - разрешил Михалыч усмехаясь, - она не моя, она общая.

Мыкола вальсируя, стал подводить тётку Любу к кровати, пингвин за ними в спешке начиняя вспышку следующей порцией магния. Мыкола повалил женщину на кровать и энергично задвигался на ней. Мы все окружили его, посмотреть, как он это делает. Митёк крепко держал Маришку за руку, чтобы не убежала. Вот где пингвин был счастлив! Он как ребёнок радовался открывшейся перспективе и снимал захлёбываясь слюной.

- Засуньте ей, туда гранату! - воскликнул Курт и тут же вдохновлённый идеей отстегнул гранату от пояса.

Мыколу долго не упрашивают, он сделал в точности, как сказали. Граната очень большая. Женщина кричала и корчилась, но он продолжал своё дело, пока граната не вошла почти вся, только ручка с кольцом осталась торчать. Так, что лишь с хирургами и можно вытащить. Пингвин сделал несколько снимков, последовательно зафиксировав весь процесс.

- Ух ты, прикольно! - гаркнул в восхищении Митёк, - я ей сейчас с другой стороны пристроюсь!

- Колечко дёрнуть не забудь... - хохотнул Мыкола.

***

- Где, в это время, был Иванко?

- Герр оберлейтенант, я же говорил, его послали за самогоном.

- Да, конечно. Но по времени рассказанных эпизодов, складывается впечатление, он задержался несколько дольше обычного. Вы не находите?

- Ну, не знаю...

- Вы ничего подозрительного не заметили? Или может, слышали, шум за окном, например?

- Нет, не слышал. Иванко пришел в скорости, да, именно, когда Курт приказал насыпать тётке Любе на живот раскалённых углей из печки, а сам фотографировал её выражение лица.

***

Появился Иванко, он принёс бутыль самогона, хмуро поставил на стол и сказал:

- Бабка Степанида, не будет больше давать самогонку.

- Ах, она такая! - возмутились все, а Митёк глубокомысленно заявил. - Завтра к ней с миссией придём,

- Нет, к ней с миссией мы не пойдём, - сказал Михалыч, и спросил Иванко, - почему она не даст больше?

- Сказала, сырьё закончилось.

- Так отнеси ей тот мешок картошки из подвала. Давай, давай, иди уж.

Михалыч упорно отсылал Иванко на задания. И правильно делал, иначе Иванко бы чокнулся увидев, что было потом... Курт фантазёр, таких мало, он придумал еще один сюжет для своей фотографии.

- Теперь займёмся девочкой. Подвесьте её в петлю за руки.

Мыкола заржал, идея ему понравилась. Взял за шею Маришку пальцами словно клешнями.

- Пойдём милая, твоя очередь.

Он просунул её безвольные, тощие руки в петлю, подвесил девушку чуть выше на пару ступней, чтоб только носочками пола касалась, зафиксировал верёвку в этом положении.

- Отличный кадр! - Курт просто захлёбывался от восторга. Сделал съёмку с разных сторон. - Кто ни будь, сможет её трахнуть в этой позиции?

Все посмотрели на меня, я был свежее всех...

***

- Почему вы не продолжили допрос? Почему вы не узнали, где председатель?

- Чёрт его знает, герр следователь, увлеклись... Курт, паскуда, такой выдумщик...

- Вполне возможно, что председатель был там и наблюдал за вами.

- Исключено, герр следователь, мы ведь всё перевернули в доме!

- А если, взять и предположить? Ну ладно, просто мысли.

***

Пингвин сегодня был в ударе, как никогда, фантазия его не на шутку взыгралась, то он требовал, чтобы девушку насиловали двое, то трое, то задрав ноги к рукам, то выгнув дугой или качаться на ней как на качели. Михалыч позировать наотрез отказался, заявив, что слишком стар для карьеры порнографической звезды. Наконец, Курт, вымотал нас до чёртиков, мы пресытившись развязали девчонку и почти бездыханную бросили на кровать к матери. Сели пить самогон. Вот что мы умеем делать, особенно хорошо, это пьянствовать. Курт опять напился до состояния божественного предназначения и плавно съехал на сверхчеловеческую тему. Выдал следующую сентенцию:

- Мы, высшая раса, - его голос всё более напоминал голос Фюрера по радио, - ну может быть еще и греки, там, хотя им сильно подпортили кровь негры и турки. Наша нация выше всех. Потому что, Германия, за каждого из нас, кому хочешь, задницу порвёт на немецкий крест. А вот вы, например? Соседка сдаёт соседку полицаям за то, что собака сорвалась с цепи, вытоптала огород и наложила у калитки. Полицаи сами же кровь в кровь из родного посёлка мучают и расстреливают своих. Невеста предаёт жениха, а солдат изменяет присяге. Это, конечно, всё правильно, потому что, иначе бы мы вас, никогда не победили. А мы должны победить.

Михалычу вскоре надоело всё это выслушивать и он щелкнул затвором автомата.

- Слышь, ты, идеолог хренов, - проговорил он, растягивая слова, - давай сейчас проверим твою сверхчеловеческую пуленепробиваемость? Одиночным выстрелом, в голову в твой бурдюк, в спину, куда скажешь?

- Михалыч, а давайте его, сейчас, подвесим на крючок, как Маришку и сфоткаем? - предложил Мыкола, - Вы, только прикажите!