Канкан для полицаев

Канкан для полицаев 2

***

- Короче, опять поскандалили. Ну, Курт, трезвый едва терпим, но когда выпьет, просто ужас в ночи.

- Значит, Михалыч был против концепции Рейха?

- Да, нет! Он был за Рейх и, многие идеи ему нравились, но положение раба не для него. Он же казак! А этим всё и сказано. В учении Гитлера ничего нет о казаках, это должно, однозначно, бесить. Он был несколько другого мнения; власть принадлежит сильному и только сильный достоин всех благ Рейха, заметьте, это относится даже к неграм. Потому он и возражал, взрывать их.

- Подробнее, пожалуйста.

***

Самогонка уже была выпита, а Иванко так и не принёс последнюю бутыль. На женщин вообще не могли смотреть, пресытились. Чтобы еще выкинуть над жертвами, фантазия иссякла. Нам стало скучно. Тут и забрезжило, в смысле, светать стало, скоро станица зашевелится. Самое время уходить. Курт выдал своё предположение, как распорядиться с жертвами:

- А давайте их взорвём!

- В смысле? - не понял Михалыч.

- Бросим гранату в комнату, а потом сфотографируем всё это...

- Нет, их надо оставить живыми, - сказал Михалыч, - чтобы у председателя был повод вернуться в станицу, а нам нужен именно он.

Но Курт уже видел свой новый снимок и снимок был шедевром. Он вскочил, покраснел, как бывало, заорал на всю хату:

- Да я ж тебя под трибунал, за укрывательство врагов Рейха от возмездия!!! Их нужно немедленно казнить!

Михалычу ничего не оставалось делать, как согласиться с главным доводом начальника и он согласился. Мы вышли в сени, забрав всю фотоаппаратуру, не дай Бог повредится от взрыва. Курт отстегнул гранату от пояса.

- Погоди Курт, надо глянуть на улицу, нет ли прохожих, - сказал Михалыч, - Рябой, иди, свистнешь.

Я вышел на крыльцо, затем к калитке, поглядел вправо, поглядел влево, никого. Раннее утро, все спят еще. Свистнуть я не успел. Сначала раздался хлопок, а затем глухо ударило, так, будто железка большого молота сорвалась с рассохшейся ручки и упала на пол. Хата брызнула стёклами лопнувших окон, вырвало с петель и вынесло входную дверь. Практически ничего не нарушило утренней тишины, лишь залаяли собаки соседей. Я постоял, подождал с минут пять в предчувствии страшного, но никто не вышел, лишь через пять минут на крыльцо выполз Курт, там он умер.

***

- Выстрела не слышали?

- Так хлопок же!

- Это еще ни о чем не говорит, хлопок издаёт запал гранаты перед взрывом.

- А может, он совпал со звуком выстрела?

- Почему вы не вернулись в дом сразу же после взрыва, ожидали долгих пять минут пока все выйдут?

- Не знаю... Мне не по нраву разбросанные кишки по комнате. Кровь я еще терплю, но внутренности... Меня всегда тошнит.

- Что было дальше?

- Дальше? Ничего не было, я убежал домой, потому, как, не знал, что делать.

- Почему убежали? Почему не оказали необходимой помощи начальнику полиции? Может быть, он не умер бы. Вы же не подходили к нему?

- Нет, не подходил... Потом, ко мне домой, пришел Иванко и рассказал подробно, что там произошло. Иванко - кретин. Он взялся вытащить женщин в горы и сделал это. Но там же партизаны! Скорее всего, они его расстреляли.

- Вы помогали Иванко в этом?

- Нет... То есть, да, совсем немного, я помог погрузить их в подводу и закрыть брезентом. Они же после нашей любви, практически невменяемые были.

Отто надолго задумался. Тёр виски, подбородок, вставал, ходил по комнате, потом вновь садился. Я молча наблюдал за ним. Затем он меня спросил:

- У женщины гранаты уже внутри не было?

- Не знаю, Иванко их одел, перед тем как позвать меня на помощь. Но там у неё ничего не топорщилось. Иванко вытащил.

- Хм... А вы говорили, что с хирургами надо было вытаскивать...

- Может и топорщилось! Я же не приглядывался!

- Как вы думаете, выстрел мог произойти после взрыва? На крыльце, например?

- Нет! Он выполз и умер там сам.

- Откуда Вы знаете? Вы же убежали?

Оберлейтенант поднялся, выглянул из кабинета, позвал свою охрану. В кабинет вошли двое солдат.

- Расстреляйте его, - сказал оберлейтенант.

- За что? - Задохнулся я от неожиданности, еще не осознавая, что это означает для меня.

- Будем считать, за просто так, - улыбнулся мне лучисто следователь.

Солдаты вывели меня из здания бывшей школы. Я ничего не понимал... Меня сейчас расстреляют? Я же не убивал начальника полиции! Мысли носились, как бешеные муравьи. Бежать! Только бежать, другого выхода нет. Я рванулся в сторону, перемахнул через плетень тётки Маруськи. Только бы успеть до следующего забора. Там пули в плетень все пойдут. Вот он плетень тётки Дины. Я прыгнул. Солдаты стали стрелять, но уже поздно, я ушел. Бежал, как когда-то в детстве, от злобного пса из овечьей кошары, тогда даже пёс удивился моей прыти. А сейчас, жить! Выжить, не попасть под пули. Я бежал. На околицу, до речки, вплавь, по холодной воде, на ту сторону. Оглянулся. Преследователи отстали. Куда им, в сравнении с моими молодыми ногами. Мне же здесь до кустика всё знакомо.

***

- А остальное, Вы уже знаете, гражданин комиссар. В лесу меня взяли партизаны.

- Ну, а мне, ты хоть скажешь правду? Кто выстрелил в спину пингвину?

- Да, гражданин комиссар! Папироску, Вашу, сладкую можно?

- Конечно, конечно, кури, ради Бога. Как это произошло?

***

Мы засобирались уходить, сворачивали фотоаппаратуру, козёл пингвин орал и пинками подгонял нас. Я краем глаза наблюдал за тёткой Любой, как она скорчившись и со страшной гримасой боли на лице тужилась, вырывала гранату из себя. Я ничего не сказал никому, выскочил на улицу с чемоданчиком плёнки. Испугался очень, понял, сейчас что-то произойдёт. Произошло. Раздался взрыв. Я ждал. Через некоторое время выполз пингвин, размазывая за собой кровавую полосу по крыльцу. За ним вышла тётка Люба со шмайсером, голая, по ногам ручьём стекала кровь. Она с трудом передернула затвор автомата и выстрелила Курту в спину. Посмотрела на меня в упор, подняла автомат и выпустила очередь. Пули чирикнули у меня над самым ухом. Я бросился бежать.

*** Записано со слов предателя Родины, полицая Анатолия Рябого.

Комиссар Евгений Николаевич Лученко 4 ноября 1942 года.