Хаос не ждёт!

Глава 9

    Я продолжал рисовать, создавал картины разных мест в Тенях, Хаосе и Амбере, посещал их. Удобно, быстро и бесплатно – пользуйтесь нашими услугами! Даже я, имея доступ к Камню, с моими знаниями, ощущал все несомненные преимущества такого способа перемещения. О моих невежественных, обделённых магическими способностями потомках и говорить не стоит.

    И я решил создать Карты. Идея пришла мне как-то раз, в одной из Теней, когда я напился – со временем моё пристрастие к вину росло –  в развесёлой компании и вспомнил о Гуинн. Она гадала мне на картах, прозванных Таро. Любопытно! Что это за мысль мелькнула в хмелеющем мозгу? Я приобрёл колоду – и решил изготовить аналогичную ей, только карты уменьшить до размера игральных, чтоб их можно было разместить в кармане, а Старшие арканы, или Козыри, заменить портретами Оберона и его детей.

    Задача, требовавшая не только мастерства, но и титанических трудов, надолго отвлекла моё внимание от всех иных занятий. Целыми неделями я упражнялся в создании эстампов, отлучался за станками, инструментами, красителями – пробовал то одни, то другие. Наконец, мои навыки литографии достигли достаточного уровня, и я взялся за дело.

    Работа кипела, и вскоре, изготовив пару десятков колод, я остановился. При желании я всегда напечатаю ещё – и нарисую новые Козыри, достаточно родиться новым детям.

    Рождались дети, они порождали проблемы, а те размножались – делением, ксерокопированием и дюжиной других разнообразных способов. Оберон, сам чуждый труду, но всегда алчущий власти, с воодушевлением воспринял появление Карт. Я, в свою очередь, не сообщал ему обо всех возможностях своего творения, ограничив информацию функцией связи, возможностью перемещения – и гадания при помощи Младших арканов.

    Разумеется, Карты позволяли добиться гораздо большего. Я уже говорил о том, как читал мысли покойного Фрида; замысел, вышедший на более высокий уровень, позволял даже управлять всей семьёй, не только предсказывая, но и предопределяя её будущее. Камень, Образ и Карты, задействованные одновременно, являлись ключом.

    Так я проводил свой досуг – оттачивал мысль и полировал артефакты. Иногда, более развлекаясь, чем всерьёз, я наблюдал за событиями в Амбере; Карты заменили мне газеты, радио и телевидение. Заполучив столь мощный инструмент, я не нуждался более в агентуре, ведь каждый контакт через Карты осуществлялся посредством Образа – и отражался у меня в мыслях.

    Они и впрямь полагали, что никто не знает ничего об их кознях! О, любители сплетен и наушничества, вы, наверняка, сгорели бы от зависти, узнав о способе моего времяпровождения!

    Оберон, куда более приземлённая натура, продолжал пользоваться проверенными средствами: содержал обилие доносчиков и соглядатаев, поставлявших ему всю необходимую информацию. Весь замок пронизывали потайные ходы: проложенные в полых стенах, перекрытиях, они позволяли передвигаться, шагом и ползком, – и подслушивать, подсматривать и вынюхивать всё, что ни прикажет король. Король приказывал. Это Оберон I, Рождённый Златорогой Лошадью, очень любил.

    у******о Фрида все списали на него. Несколько наименее осмотрительных дурачков даже распустили языки – и навсегда исчезли в колвирских подземельях. Там, рядом с пещерой Образа, расположились темницы, в которых содержали самых опасных узников. Никто из них, за исключением единственного – рассказ о нём впереди, – так и не увидел дневного света.

    Конечно, они продолжили свой шёпот в ночи, среди вздохов и любовных стонов. Почти никогда не достигавшие целей, хитроумные, до мельчайших деталей продуманные замыслы преследовали цели вроде дискредитации соперника или усиления собственных позиций. Например, заменить лакея на более лояльного считалось среди моих внуков большим успехом, а заманить одного из этих внуков на ночь к проститутке – исключительным достижением для какого-нибудь из Домов Амбера.

    Я расскажу о некоторых событиях, которые в моём понимании являются достаточно важными. В первую очередь, о Синне – первой жительнице города. Она умерла в возрасте почти двухсот лет – ещё не очень старая с виду, – пребывая в шестом по счёту браке. Симнея, несмотря на внушительный – более полутора веков – возраст, сохраняла часть прежней красоты – и иногда ещё могла заманить Оберона в свою постель. Тот, однако, вёл образ жизни, достойный фавна: развлекался со служанками, совершал паломничества в Тени, где содержал куртизанок – и тому подобное. Чаще всего его видели с Файеллой, голубоглазой стройной брюнеткой; красота её в тогдашнем Амбере не знала себе равных.

    Зная о своей власти над фаллосом короля, Файелла потребовала короны (тут у них было много общего). Симнею она называла просто любовницей. Оберон обнадёжил её какими-то намёками, пообещал признать ребёнка, а чем-то рассердившему его Финндо пригрозил однажды даже ссылкой.

    Слух о беременности Файеллы послужил катализатором. Напряжение светских разговоров в гостиных благородных семейств, даже самых невинных, достигло предела. Все ожидали кровавой развязки драмы, и она состоялась.

    Озрик, Финндо и Бенедикт как раз собрались в покоях старшего из трёх братьев. Они обсуждали какие-то вопросы, связанные с военными манёврами – каждый из них командовал определёнными частями муниципального ополчения, – когда в комнату начали входить солдаты королевской гвардии. Рослые парни в зелёно-золотых одеждах, вооружённые мечами и дубинками, появлялись из-под гобеленов, скрывавших потайные проходы, выпрыгивали из люков в потолке, выламывали входные двери, даже спускались на верёвках, как скалолазы, чтобы влезть в окна.

    Бежать не было никакой возможности; принцы отважно приняли бой с превосходящими силами противника – и потерпели неизбежное поражение. Гвардия, имевшая приказ не ранить и не убивать особ королевской крови, заплатила дорогую цену за право носить цвета Оберона – на кладбище Амбера появилось восемь новых могил.

    Обвинения, предъявленные в узком семейном кругу – без Симнеи, но в моём присутствии, – оказались достаточно серьёзными: попытка военного переворота и государственная измена. Поначалу братья запирались, но, разделив их – и применив пытки, – мы быстро добились нужных – и отнюдь не радующих – ответов. Очные ставки только подтвердили: над нами нависла смертельная угроза, и узнать о ней удалось лишь благодаря крайне удачному стечению обстоятельств.

    Амберу угрожало вторжение сил Хаоса.

    Мы собрались в библиотеке – я, Оберон I и разоблачённые заговорщики. Их вымыли, причесали и переодели, а руки заковали в кандалы. Иногда они бряцали этим железом и улыбались друг другу, переглядываясь. Несомненно, давали друг другу понять, что не сломлены пытками, что прошли испытание, которое ещё более сплотит их в будущем – и тому подобное.

    Я сосредоточил своё внимание на Озрике. Русоволосый и сероглазый, он мог похвастать высоким ростом и спортивным телосложением. Писаный красавец, одет в красное и серебряное. Не годен абсолютно ни на что; согласен только занимать трон, который считает своим по праву рождения. Его завербовали в Тени, во время любовных похождений; одна из хаосских красавиц продемонстрировала поразительное мастерство, наложив на него путы попрочнее тех, которыми он только что зазвенел.

    Ничтожество. Я отвёл от него взгляд, едва сдерживая ругательства. Финндо – он первым дал звякающий отзыв. Глаза – серые, как у Озрика, он тоже вышел статью, но каштановый цвет волос и редкая россыпь веснушек на овальном лице более напоминают о матери. Одет в замшевый колет – левая половина груди – цвета яичного желтка, правая – зелёная – и шерстяные чулки той же расцветки. Вырос под влиянием старшего брата и матери, даже не бездельника Оберона. Слабая личность – и, как все слабаки, обожает корчить из себя бог весть что, особенно перед простолюдинами. Любимое развлечение – соколиная охота. Позёр и кичливый дурак.

    Бенедикт – его кандалы прозвенели, лишь выдержав некоторую паузу. Он никогда не торопится с речами, а может, просто медленно думает. Он рос совершенно забитым, в детстве заикался; старшие братья его третировали. Мальчик ненавидит их, но никогда не пойдёт против маминой родни. Единственной отдушиной для него стали упражнения с оружием; он отучился заикаться, лишь убив пятнадцатого или двадцатого человека. О последнем факте он сам как-то сообщил, испытав неожиданный приступ разговорчивости по возвращению из Тени, где даже командовал войском и одерживал победы.

    Классический случай поисков утешения в наборе оловянных солдатиков. Узкое, прямое лицо, неожиданно высокий и выпуклый лоб; разум, светящийся в карих глазах, свидетельствует, о том, что странная форма и размер черепной коробки – отнюдь не причуда Природы. Волосы – каштановые, как у Финндо, пожалуй, всё же не такие яркие, скорее, цвета орехового дерева. Цвета его одежд подобраны в тон – жёлтые, коричневые и оранжевые.

    Бенедикт высок и сухопар, к тому же сутулится; обычно ведёт себя скромно. В бою – напротив, отличается яростью, даже буйством. Вероятно, со временем – а вернее, с опытом –  это пройдёт.

    Оберон отвлёкся от изучения фолиантов на книжных полках – что ж, сегодня он уделил литературе больше внимания, чем за всю предыдущую жизнь – и повернулся к своим сыновьям.

    - Как всё-таки хорошо, что мы мирно собрались здесь – как одна небольшая, но дружная семья. – Оберон почти не скрывал сарказма. – А карлик здесь при чём?

    Ах, Король Амбера даже не потрудился им сообщить. Ну, не удивительно, что они жадно выслушали историю своего происхождения от эмиссаров Хаоса. Любопытно, насколько искажённую ненавистью и ложью?

    - Озрик, никогда не перебивай лиц благородной крови. – Оберон ударил его по лицу тыльной стороной ладони.

    Озрик выпрямился, глаза его метали молнии, а на губе застыла кровь.

    - Почему ты не пригласил и лилипутов, отец? – Оберон вновь ударил его – уже кулаком, выбив, вероятно, пару зубов.

    - Озрик, только что я уже сообщил тебе: ты – мещанин. Я ещё утром аннулировал мой брак с Симнеей; вы навеки утратили любые права на трон – и можете расстаться с жизнью, если ты, наконец, не заткнёшься.

    Недавний принц умолк, хотя взгляд его полыхал бешенством.

    - Я дам сражение Хаосу – и выиграю его. – Голос Оберона, мягкий, снисходительный, ясно указывал на то, как мало опасается он новой угрозы королевству. – Вопрос в том, какая участь ожидает вас: позор и казнь – или прощение милостивого короля?

    - Ты предлагаешь – принять бой. – Финндо чванливо челюсть выпятил, ладонью указав на свой сапог. – Сражаться посылаешь с наводящим страх врагом – и золотых лишаешь шпор?

    - И ты сразишься – без шпор и без коня! Скажи спасибо, что с плеч не снесена головушка твоя, ещё не покатилась с плахи от удара палача!

    Все взоры устремились на меня; Камень слепящим красным светом замерцал. Я в их глазах в одно мгновенье стал тем, кем был всегда – титан, что у богов искры огня волшебного украл и кровию своей Образ Вселенной новой начертал.

     - А теперь – клянитесь, – сказал после непродолжительной заминки Оберон. – Клянитесь, что погибнете, сражаясь за Амбер! Клянитесь подчиняться мне во всём – и отдыха не знать, пока не истреблён Хаос!

    Экс-принцы, всё ещё ошарашенные видением моего величественного «Я», пали на колени и повторяли слова присяги вслед за Обероном. Уверен, мурашки бежали у них по коже, ведь Камень пылал всё ярче, словно алый фонарь в весёлом квартале, и они вполне осознавали сущность заключаемой сделки. Жестокая смерть постигнет того, кто попытается нарушить данную клятву, и, если они уже скрепили свой договор с Хаосом тем же образом, их гибель неизбежна.

    Оберон посмотрел мне в глаза, словно спрашивая: «Как, хорошо прошло?» Я чуть заметно кивнул. Теперь необходимо готовиться к битве.

    Погода в тот прохладный сентябрьский день выдалась хмурая. С самого утра прошёл мощный ливень, превративший поле грядущего сражения в сплошное непроходимое болото. Сейчас чёрно-серые, словно налитые свинцом, тучи низко висели над нами, готовые вот-вот разразиться грозой.

    Наша армия – около двух тысяч человек, не считая семи тысяч ополчения – выстроилась густыми рядами у подножия Колвира. Оберон не хотел подвергать город тяготам осады, засим просто преградил врагу путь ещё на подступах к Амберу.

    Я поднял подзорную трубу и начал рассматривать обширное заболоченное пространство перед нашим строем, которое сейчас постепенно заполнял противник. За спиной у них виднелся Димайр – посёлку, оставленному жителями накануне и уже полностью разорённому, предстояло дать название сражению. Жадно рассматривая их армию, я видел лишь знамёна со Змеем, значки отдельных подразделений – и никаких фамильных штандартов. Любопытно, какие именно Дома – вернее, члены каких Домов – участвуют в данной авантюре? Можно побиться об заклад, здесь есть лишь несколько, преданных Свейвиллу лично, агентов. Остальные отнюдь не торопятся соваться в такой амбер и заняты более привычными им распрями.   

     Смотрелись они внушительно: двенадцать-пятнадцать тысяч воинов демонического облика, отлично вооружённых. Я различил среди них представителей нескольких рас, вариации которых нередко встречаются в вассальных хаосских Тенях. Основу построения, центр, составляли пешие копейщики из Гартара: высокие, с горящими багровыми глазами, неукротимые в бою. Наружный белёсый скелет, делавший их похожими на живых мертвецов, заменял этим существам доспехи.      

    В промежутках между колоннами пехоты виднелись отряды арбалетчиков – синеглазых, с коричневой кожей. Их звали Л’ырт; их рост не превышал пяти футов.

    Авернцы – розовокожие, семифутовые, с остроконечными ушами и кошачьими глазами, –  формировали отряды лёгкой пехоты. Двигаясь бегом и быстрым шагом, они заполняли пустоты между медлительным центром и конными крыльями.

    Кавалерия их левого фланга не произвела на меня впечатления – обычные люди на обычных конях, вероятно, наёмники или предатели вроде детей Симнеи. Едва ли Повелители могут полагаться на их верность и воинские качества.

    На правом фланге, где местность казалась более ровной и благоприятствовала успешным действиям конницы, они разместили несколько сот рыцарей из Пехелла. Их кони, размером превосходившие обычных, испускали из ноздрей дым; всадники же, рогатые создания в зловещего вида чёрных доспехах, несли каплевидные щиты и тяжеловесные копья. В ближнем бою, конные или пешие, они сражались длинными прямыми мечами.

    За пехелльцами виднелись отряды всё тех же людей – в доспехах и верхом, прискакали они на войну, вовлечённые подкупом, угрозами и обманом в тёмное дело.

    Силы Амбера, как уже говорилось, уступали вражеским численностью. Наш вынужденно растянутый фронт формировала фаланга из горожан – вооружённые алебардами и короткими мечами, они были облачены в чешуйчатые, пластинчатые и латные доспехи, купленные за свой счёт. От обилия разнотипных шлемов рябило в глазах; всё же преобладали среди них круглоконические бацинеты и салады – последние действительно напоминали перевёрнутые, вытянутые в сторону затылка салатницы с забралом. Они сражались за свои семьи, за свои дома, но не могли похвастать ни выучкой, ни боевым опытом.

    Несмотря на некоторые сомнения, я к битве был готов: одел свои доспехи и даже прихватил двуручный Ашкелон. Игнорируя улыбки, я воткнул меч – пришлось привстать на цыпочки – на вершине холма. Главным моим оружием, впрочем, оставался Камень. Оберон, в доспехах и короне, одетой непосредственно на шлем, стоял неподалёку. Вокруг него толпились штабные офицеры. Вдали, встроившись в идеально правильное каре, стояло пятьсот человек королевской гвардии – общий резерв.

    Ветер колышет мрачные знамёна – Змей золотой на чёрном поле пружинисто свернулся в кольца, – они всё приближалются, начало предвещая боя…

    В наших первых рядах стояли лучники из Ардена – тысяча человек. Они давно уже вели в этом обширном лесном массиве необъявленную войну с многочисленными безымянными тварями, то и дело проникавшими из Теней. Бесчисленные схватки закалили этих отважных по своей природе охотников, превратив в великолепных воинов. Их главное оружие составлял длинный тисовый лук. Они носили зелёные рубахи и штаны простого покроя; кожаные панцири и шлемы являлись их доспехами. Из холодного оружия они имели кинжалы, короткие мечи и боевые молоты.

    Прозвучала команда «Пли!», и в небо взмыли стрелы, подобные бесчисленным спичкам, вывернутым из гигантского коробка. И пламя вспыхнуло! Стрелы в два с половиной фута длиной легко пронзали наружные костяные панцири гартарских копейщиков, провоцируя возгорание. Из ран били небольшие огненные фонтанчики; порой их кровь текла желеподобными пылающими сгустками, похожими на напалм. Гори, Хаос, пылай!

    Авернцы, хоть и не горели, но гибли в пугавших даже меня количествах. Эти «змееносцы» не пользовались доспехами – их религия, воспевавшая героизм и поощрявшая самопожертвование, категорически запрещала подобное «малодушие» – и несли большие потери от нашего огня. Л’ыртские арбалетчики даже не успели выйти на дистанцию выстрела, когда их пехота смешала ряды и закрыла им обзор.

    Несмотря на высокие потери, вражеские отряды продолжили наступление. Они даже ускорили шаг, надеясь как можно скорее вступить в рукопашный бой. Лучники наши, рискуя быть уничтоженными надвигающейся массой жаждущей их крови пехоты, отступили – частью в проходы между солдатами фаланги, оставленными нарочно для этой цели, частью – влево и вправо. Согласно нашему первоначальному замыслу, именно с этих позиций им и предстояло вести огонь, пока алебардиры просто удерживают противника.

    Разгадали враги наш план или нет, но конница их перешла на галоп, стремясь как можно скорее ударить по нашим флангам. Даже профану в военном деле становилось ясно: лучники не смогут противостоять тяжёлой кавалерии, и их легко сомнут. Я напрягся, представляя себе, как командующий войском Змея сейчас удовлетворённо потирает руки…

    Наши лучники побежали. Конница противника, построенная клиньями, уже не могла затормозить, хотя находившиеся в первых рядах воины и заметили опасность. Слишком поздно! Их скорость и масса, вместе с лошадьми – их всегдашний козырь – теперь создали инерцию, от которой они хотели бы избавиться. Скача едва ли не во весь опор, хаосские кавалеристы наскочили на скрытые рядами наших стрелков и потому остававшиеся незамеченными: рогатки, вбитые в землю заострённые колья и заграждения из колючей проволоки. Последние появились в результате моего визита в одну высокоиндустриальную Тень – и оказали поразительный эффект.

    Упавшие лошади и всадники бились в грязи, по ним топтались их товарищи, пытавшиеся вырваться из смертельной ловушки, но сзади напирали ещё более многочисленные ряды. Беспорядок всё нарастал, угрожая превратиться в панику. Они бежали, наконец, преследуемые нашими ликующими криками, а лучники Ардена, принялись расстреливать их пехоту.

    В центре дело обстояло худо. Несмотря на потери, которые враг нёс от огня наших стрелков, численное превосходство и боевой опыт гартарцев сказали своё слово. Фронт наш вот-вот должен был рухнуть. В редкие ещё разрывы в линии начали просачиваться отдельные солдаты, даже небольшие их группы… Счёт шёл на минуты.

    Оберон поднял вверх правую руку, и горнист приладил к этому повелевающему жесту мелодичный сигнал. Я услышал, как за спиной моей прозвучали резкие слова команд, и вперёд, чётко держа равнение, пошла королевская гвардия. Они вступили в бой со своей обычной отвагой и даже потеснили противника. Совсем чуть-чуть.

    Силы гартарцев прибывали. Смешавшиеся с ними арбалетчики Л’ырта теперь ловко стреляли из-за плеч своих товарищей практически в упор, сея смерть в наших рядах. Ряды гвардии задрожали, как забор, расшатываемый пьяным дебоширом…

    Оберон, очами полыхнув, взглянул на меня. Читался в его взоре гнев легко, мольба, приказ – да что угодно, лишь бы я его корону спас! На Камень руку положив, я изготовился обрушить на врага всё буйство Неба, молнии и гром – и пальцы побелели в хватке той, дрожащей и трусливой! Ведь я неминуемо погибну!

    Озрик, Финндо, Бенедикт – в первых рядах они сейчас сражались, скованные клятвой. И я, под грузом страхов, навалившихся горой, сгорбился устало. Жилы мои полны хаосского огня! По моему лицу струился пот ручьями, и я, едва не плача, замер содомским соляным столбом.

    Где сил найти, чтоб от нераспробованной ещё власти, признав свою ничтожность, отказаться?!

    Жестокий, способный уничтожить взгляд сын бросил, как копьё, в меня. Лицо его от еле сдерживаемого гнева немедля сделалось пунцовым. Моих сомнений, долгих колебаний позорная причина для Оберона стала слишком очевидной! А время тикало меж тем, чашу позора моего отравой горькой наполняя. Секунды, годы и часы – они молитвам вражеским внимали и наше поражение неумолимо приближали!

    Я знал, что с Камнем расстаюсь – и с властью над мирами – навсегда. Неизбежный, унизительный момент. Сорвал я с шеи цепь и бросил Оберону, и волосы в отчаянии начал рвать…

     И справился мой сын, хоть я и сплоховал. Он справился, где я, страху предавшись, замер и стоял, как мышь испуганная трепеща!..  Холодный ливень, ветер мощный, убийственные вспышки молний – всё это он обрушил на врага. Гартарцев строй, недавно ещё прочный столь, недолго выдержал стихии натиск, бешеный напор. Не в силах нашему оружию противиться – сверкающим клинкам, – их дрогнул фронт, назад подался… побежал!  

    Стыдился Оберону я глядеть в глаза после сражения, краснел и взгляд свой отводил. Он же, будто величавей став, не удостоил даже взгляда – слова не сказал! И я как будто умер для него – теперь мой мальчик, мой сынок навеки преисполнился хлопот, едва я собирался начать разговор! Ну что ж, да здравствует Король! 

    Едва не плача от унижения и ненависти к самому себе, я, растеряв надменность на войне, к Образу первичному ушёл – и сторониться стал людей с тех самых пор.