Хаос не ждёт!

Глава 4

    Моё вторичное пребывание у Сухуи оказалось непродолжительным. Он, сидя в кресле красного дерева, расположенном в самом центре странно безлюдного холла, невозмутимо и без видимого интереса осмотрел доспехи Туата – мой главный трофей. Рассказ об эльфхиллских событиях Герцог Железное Слово выслушал с откровенно скучающим видом, задумчиво разглядывая ночное небо за окном.

    - Много звёзд танцуют сегодня свой последний танец в небесах, – вымолвил он, едва я закончил. Отстранённость, равнодушие и чуть ли не раздражение, явственно слышавшиеся в голосе Сухуи, убедили меня: назревают большие события. Его и впрямь занимали только звёзды и собственные замыслы. А может, демон просто не знал, как продемонстрировать небрежение моей никчёмной персоной.

    - Позволено ли мне идти в свою комнату, Ваша Светлость? – Сухуи так округлил на меня свои ужасающие глаза, что я понял: наконец-то мне удалось поразить Герцога Железное Слово. Но вот чем именно – оставалось ещё загадкой.

    - Да ты, поди, и не знаешь, – обронил он с усталостью в голосе. – Кое-кто из твоих приятелей погиб, остальные разъехались.

    Погиб? Ответа на свой невысказанный вопрос я так и не получил.

    - Я отправлю тебя домой, во Двор Файб, с первой звездой. У тебя останется ещё время отдохнуть перед решающей битвой. Время! – Сухуи горько рассмеялся над своим последним словом. Мне он показался каким-то постаревшим и даже надломленным – похоже, он весьма переживал какую-то, неизвестную мне, неудачу.

    Он встал. Я выпрямился.

    - Пойдём, отрок. Я знаю всё, что произошло с тобой, так как способен видеть глазами Факела, слышать его ушами. Он рождён моей кровью, моим пламенем.

    Прелюбопытнейшая новость!   

    Мы вышли на один из многочисленных балконов, и Сухуи, сотворив заклинание, призвал звезду. Короткое ощущение путешествия – и вот я уже в родовом замке своего отца, а лакей Форбрес, услужливо поклонившись, принял мою поклажу.

    - Какой прекрасный панцирь, молодой хозяин! До чего тонкая работа! – Глаза Форбреса восхищённо заблестели. Крутанувшись на носках, я с удивлением обнаружил, что золотые доспехи преодолели путь из замка Сухуи вместе со мной.

    - Да, отличная вещь. – Я растерялся. – Повесь их где-нибудь, а мне сообрази что-нибудь поесть.

    Форбрес любовно погладил чеканные изображения сражающихся драконов и мантикор; если смотреть на них более нескольких мгновений, те приходили в движение – волшебство Хаоса присутствовало и в этом нагруднике.

    - И найди мне где-нибудь мольберт, холст и карандаши! – Последняя команда вырвалась неожиданно, став сюрпризом для меня самого. – Разумеется, молодой хозяин, я исполню всё как можно скорее.

    Торопливость никогда не являлась отличительной чертой Форбреса; впрочем, другого лакея у меня не было. Тем не менее, достаточно быстро я смог перекусить парой бананов под горячим карамельным соусом; серебряный кофейник с горячим кофе и несколько пирожных  ещё только ожидали своей очереди, когда я с нетерпением подошёл к холсту.

    Я попробовал карандаш, показавшийся мне достаточно твёрдым, и наточил его – о небольшом ножике Форбрес, должен заметить, не забыл, – прежде чем приступить к работе. Настроение, именуемое обычно вдохновением, переполняло меня. Я не желал возиться ни с мелом, ни с рыбьим клеем для грунта-глеваса, ни, тем более, с красками. Просто карандаш! Одни лишь оттенки чёрного и серого да монохромная игра теней на белой поверхности – вот и всё, чего я хотел.

    Работа продвигалась и быстро, и успешно. Я вынужден был признать – вот что удивительно, – очевидное: простой пошёл мне на пользу. Движения стали точнее, увереннее, а мимика и жестикуляция персонажей – живее. Не знаю наверняка, сколько я рисовал, так как потерял счёт времени. Кофейник давно остыл, и я потребовал от Форбреса другого, с горячим – и свежим – содержимым. И я вновь не прикоснулся к нему, всецело поглощённый работой. Наконец, третий кофейник, уже мучимый жаждой, я всё-таки опорожнил – жадно выпил холодный кофе без сахара.

    Лихорадочное возбуждение, подстёгнутое кофе, принуждало меня трудиться. Только когда глаза стали слипаться, а рука, казалось, одеревенела от усталости, я отошёл от мольберта. Получалось по-настоящему неплохо; пожалуй, рисунок обещал стать лучшей моей работой, по крайней мере, наброском таковой.

    После сна я продолжил – картина полностью поглотила меня. К вечеру – в кобальтовое небо – рисунок был закончен. Форбрес сказал пару одобрительных слов – что ж, ему неплохо платят, может, даже слишком хорошо, чтобы ожидать объективности, – но я и сам чувствовал, что добился отличного результата.

    Независимый критик – вот в ком мы нуждаемся в такие моменты. И подсознание моё немедленно подбросило нужное имя.

    - Форбрес!

    - Молодой хозяин? – Бородавки лакея встали дыбом – как во всех случаях, когда следовало исполнить нечто срочное. – Ты можешь связаться с Домом Мантл?

    Форбрес мог. Его даже оскорбило подозрение, будто он не может. А Грим заявил, что у него полно свободного времени – с этим словом он загадочно хихикнул, – и согласился полетать на звезде, когда родственники её вызовут.

    Звезда пала с небес почти тотчас с наступлением темноты, благо замки наших Дворов расположены относительно близко. Грим, в своём человеческом обличье, приветствовал меня. Почти тотчас разговор зашёл о Сухуи и о его необъяснимом поведении.

    - Необъяснимом? Где ты живёшь, Ник, в каком мире? – Грим казался искренне удивлённым. – Все Дворы только и жужжат, что о его провале и о гибели его воспитанников!

    Тут я и узнал о гибели наших товарищей и о трусости Свейвилла. Конечно, никто из них не был мне настоящим другом, но в таких случаях принято напускать на себя участливое выражение лица, что я, собственно, и сделал.

    - Ну, да, действительно, жаль парней. – Грим пустил гримасу по лицу – ложное сострадание в тот момент представлялось ему излишеством. – Ладно, выкладывай, Ник, что такого ты хотел мне показать! 

    Я и выложил. С самым драматичным видом я снял простыню с мольберта. Осталось только внимательно следить за реакциями Грима. Тот казался мне озадаченным, и я счёл необходимым сделать некоторые пояснения: кто есть Туат, почему я выбрал двуручный меч – и чем вообще я занимался в Эльфхилле.

    - Ник, я отлично вижу, чем ты с Туатом занимаешься – рисунок вполне выразителен. – Грим нахмурился. – Только почему… Почему оно такое… амбер?

    Наложенное на меня отцом заклинание не дало перевода; я заподозрил, что речь идёт о ругательстве. На это же указывал и сопутствующий неопределённый жест Грима, и его презрительные интонации. Он вёл себя так, будто я совершил нечто неприличное, mavais tone.

    - Я нарисовал его таким, – ответил я, не скрывая удивления. – А каким ему следует быть, мой высокомерный друг?

    Голос мой звучал чванливо и заносчиво, как у всякого оскорблённого творца. Этим я выбил из Грима, как из игрального автомата, целый каскад улыбок, ухмылок и усмешек. Чёрт, я будто джек-пот сорвал!

    - Каким… – Грим протянул руки к мольберту, словно желая вцепиться в холст. – Да хотя бы вот таким!

    Он вдруг сжал пальцы – и королева Эльфхилла мне подмигнула!

    - Ник, ты оставил меня вдовой, поганый хаосский проходимец! И даже не поцеловал на прощание! – Её сладкий, как у актрисы на подмостках, голос, поразил меня. Он словно раздавался в голове!

    - Вот видишь, Ник! – Грим самодовольно улыбнулся. – Тебе нужно учиться, конечно. Учиться магии.

    Я угостил его чаем с пирожными и, обменявшись ещё некоторыми новостями – если честно, это Грим со мной поделился, ведь светская жизнь Дворов являлась для меня тайной за семью печатями, – мы расстались. Я стоял в одиночестве у своего, ещё недавно вызывавшего такую глупую гордость, рисунка. Гнев и досада нарастали во мне; я чувствовал непреодолимое желание разорвать, смять, уничтожить картину.

    Всё-таки мне удалось сдержаться.

    Был вечер, богатый тенью и прохладой, укрыл он замок Файб парчовым покрывалом, и птицы пели допоздна – о том, как ночь прекрасна и нежна.

    Я пил пиво, а отец – виски с содовой, и Фредди Ртуть пел популярные песни «Королевы» на англе. Это оказалось несложным – по крайней мере, когда колдовать взялся отец – обставить гостиную в виде небольшого концертного зала со столиками для зрителей. Грудастая блондинка строила мне глазки, а её рыжеволосая веснушчатая подружка улыбалась сквозь стакан с оплаченным мной коктейлем.

    И барная стойка, и официант – да и посетители – являлись просто декорациями, прислугой нашего замка, принявшей человеческий облик. Я гадал, как обычно выглядит та блондинка – и заказал ей и её товарке ещё по коктейлю. Они выпили и стали улыбаться чаще.

    - Я люблю подобные представления. – Отец, в кожаной чёрной куртке, голубых линялых джинсах и высоких ковбойских сапогах, закурил сигарету. – Собираю всех порой – и разыгрываю эдакий мини-карнавал в духе одной из Теней.

    Он явно пытался польстить мне в тот вечер, ведь Фредди Ртуть всегда был моим кумиром. Сейчас он ходил, бегал, метался с микрофоном по сцене; его майка набухла от пота и просвечивала, демонстрируя волосатую грудь.

    - А кто он на самом деле? – поинтересовался я. – Не Форбрес, в этом я уверен.

    - Фредди? – Отец удивлённо вытаращил на меня глаза. – Фредди – настоящий. Кто ещё способен так петь?

    Я захотел объяснений – и отец утолил мою жажду знаний. Оказывается, он призвал душу Ртути из-за Обода.

    - Там чистый Хаос, – поделился отец, наклонившись через стол. – За Ободом возможно лишь бесплотное существование – одни Повелители были там.

    - И ты был, – полу-утвердительно спросил я. – И я.

    Я отхлебнул ещё пива и насыщенного никотином и лазерными лучами воздуха.

    - Так, значит, Фредди воскрес?

    - И да, и нет. Душа его получила подобие плотского бытия – ненадолго. Я, знаешь ли, не так хорош в мистериях.

    Всё же он был достаточно хорош, чтобы закатить подобную вечеринку. Я видал их – ансамбль «Королева» – на фотографиях: глянцевые картинки размещались на листах бумаги, аккуратно сшитых в «журналы» металлическими скобками – их привозили в Дремоцвет торговцы. Один даже дал мне послушать электрический батареечный магнитофон с записями песен Ртути. Ртуть отлично пел – живо, энергично, вкладывая душу в каждое слово. Забавно, но лунонавты тоже входили в отряд «Ртуть» – у них даже имелись серебристые скафандры. Так одна моя детская мечта – стать лунонавтом и рекламировать заводные наручные часы – переросла в другую – услышать все песни «Королевы», исполненные самим Фредди лично.

    Мечты сбываются. Я говорю это, потому что отец мой вызвал душу Фредди Ртути из Ада, чтобы тот спел для меня.

    Пиво пролилось в мой желудок крупным глотком, попутно увлажнив пересохшие губы и глотку.

    Отец щёлкнул пальцами, и Фредди взял антракт. Его сменил комик, рассказывавший скучные анекдоты, и я отвернулся, готовый слушать отца. Он явно собирался что-то сказать.

    - Мы отправляемся завтра на войну, мой сын. – Отец явно не испытывал воодушевления от этого факта. – Наши фамильные хроники, к сожалению, не содержат полной информации об исходе битвы…

    В горле у него будто комок застрял. Я чувствовал, что отец боится, но участие моё за пределы обычной вежливости не зашло. Я был слишком счастлив.

    - Будущее – разве может оно быть известно? – Действительно, что там глупая фамильная книга могла знать?

    - Будущее, прошлое, настоящее – время всегда было сущий Хаос. Повелители управляли им как хотели. Ты сражался при Рагнарёк, мой сын, ты будешь и при Паттернфолл.

    Слова его доносились, как через слой ваты, пока я переваривал услышанное. Битва Паттернфолл – речь, похоже, шла о каком-то сражении в будущем. Но что-то ещё отец хотел донести до моего сознания. Времена меняются – вот о чём он говорил. Меняются не к лучшему, вполне вероятно.

    - Я наложил на твои латы и меч заклятие, мой сын. – Новость эта оказалась для меня полнейшей неожиданностью. – Они всегда будут тебе впору, а меч никогда не затупится.

    - Спасибо, отец. – Понятия не имел зелёного, о чём он. Блондинка показала мне кончик розового язычка, и я ответил ей тем же.

    - Помню, я разок полетел на войну в одной удалённой Тени. – Отец вновь курил, задумчиво пуская кольца дыма в потолок. – Превратился в реактивный сверхзвуковой бомбардировщик, полностью автоматизированную летающую машину. Я летел со скоростью 3 «М», ощущая, как пламя вырывается из моих дюз, как электромагнитные импульсы с битами информации перебегают по синапсам-проводам от датчиков к головному мозгу – квантовому компьютеру. Я поразил четыре цели, включая два густонаселённых города, ракетами с термоядерными боеголовками – и ощутил даже раскалённое дыхание их взрывов…

    Он надолго умолк, предавшись воспоминаниям, а я поступил так же – из уважения.

    - Это было отлично, мой сын. Но сейчас…

    Сейчас у него поджилки трясутся, готов поспорить.

    Блондинка пригубила из своего высокого стакана, а я пригласил её провести вечер вместе. То был очень короткий разговор, и она, покорно улыбнувшись, сказала: «Да». Звали её Гуинн. Её ладонь, сухая и горячая, легла в мою загрубевшую от упражнений с мечом руку. Мы ушли, и я ощущал жар, исходящий от её тела, каждый раз, когда мы соприкасались.

    Не знаю, пел ли ещё Фредди в тот вечер.

    Поутру я принёс присягу на верность Хаосу – и, подобно всем, давшим эту клятву, остался верен своему слову по гроб жизни. Отец не посвятил меня в рыцари – на что я почти рассчитывал, – ведь подобная процедура возможна лишь в случае, если кандидат осуществил достойные столь высокого достоинства свершения. Не взял он меня и в оруженосцы – маркиз полагал меня слишком взрослым, чтобы ходить за его конём, чистить кольчугу, сбрую и меч. Эта высокая честь выпала Анатолю, худощавому мальчишке с каштановыми волосами и шрамом над левой бровью.

    Отец, знатный и богатый феодал, привёл с собой лишь три «копья» своих вассалов и наиболее доверенных слуг. Лучники, меченосцы, копейщики – им пришлось занять своё место среди таких же, как они: по вооружению – солдат, по происхождению – простолюдинов. Я скакал верхом на вороном жеребце, звавшемся Мраком, и на мне золотом горели прекрасные доспехи Туата. Как отец и говорил, они оказались мне по размеру, несмотря на горб.

    В поводу я, как и большинство всадников, вёл ещё одного коня, навьюченного провизией и поклажей. Мой двуручный меч, который я нарёк Ашкелоном, был крепко приторочен к луке седла.

    Оборачиваться – дурная примета, но я не удержался. Стены замка Файб тоскливо блестели жадеитом под небом цвета бутылочного стекла и казались осиротевшими. Я почувствовал даже что-то вроде грусти.

    Наконец, горнист сыграл сигнал, и мы тронулись в путь. Отец наколдовал путь из туманной дымки: он вёл вниз, в долину, минуя многочисленные обрывы и ущелья. Посреди озерца цветов и трав – очередная недолговечная причуда Хаоса, разбавившая безжизненные чёрно-серые цвета гранита цветущей зеленью –  концентрировалось небольшое войско. Целая группа Домов, делегировавшая свои «посольства», сейчас собралась, чтобы вместе пройти в миры Древа. Пространственно-временные врата представляли собой плоскость, подобную огромному мутному зеркалу: за ними скрывался проход в воплощённую Неизвестность.

   Нам предстояло прополоть немало баобабов – выражение, почерпнутое мной в богатой картинками детской книжице Экзюпери – читал её как-то ещё в Дремоцвете – сейчас приобрело новое, пугающее значение.

    Я взмахнул несколько раз руками, словно делал упражнения – просто чтобы преодолеть отвратительную дрожь. Врат, подобных этим, Повелители создали великое множество, и, согласно замыслу Сухуи, воинство Хаоса должно было слаженно, в один момент и в одном месте, проникнуть на территорию противника. Я ломал голову над тем, как все они, рождённые в разные времена – а ведь многие приходились далёкими потомками своим товарищам по оружию, – смогут сражаться плечом к плечу.

    Сухуи и прочие Повелители, как я знал, отвергли идею набрать войско в Тени, сколь бы многочисленным оно ни было. Лишь происходящие от Хаоса, с их огромной физической силой, с даром к колдовству – вот кто обладал подлинной боевой ценностью.

    Я внимательно прислушивался к разговорам своих спутников. Немногословные и мрачные, они не демонстрировали и капли того безумного веселья, которое неожиданно охватило Дворы в последние дни перед выступлением в поход. Где-то вдалеке виднелся Свейвилл – в демонической форме и в доспехах из воронёной стали, он восседал на чешуйчатой тёмно-зелёной твари, своим видом напоминающей огромную ящерицу. Я испытывал чувство мрачного удовлетворения; трусость моего соперника уже стала известна слишком многим во Дворах. Сейчас этот юный демон, окружённый опекающими его родственниками, являлся объектом повышенного внимания остряков, а их в Хаосе, поверьте, великое множество.

    Грим – в белом с фиолетовым и коричневым сюрко поверх лат – приветственно помахал мне рукой в бронированной перчатке. Я ответил таким же, даже более энергичным жестом правой – она ведь у меня такая длинная.

    Он поднял забрало.

    - Моя сестра Гуиневер передаёт тебе привет! Говорит, ей понравился и Фредди Ртуть[1], и обстановка твоей спальни!

    Поразительно! Я давно подозревал, что с красоткой Гуинн не всё так просто, особенно когда она взяла да исчезла поутру.

    - Я принесу ей голову Проклятого, нанизанную на меч! – Я обнажил свой меч и угрожающе потряс им.

    Это была грубая и бестактная шутка, ведь наш враг, именуемый всеми Проклятым и Предателем, происходил из Дома Мантл и приходился родственником Гриму и Гуинн. Под всеобщий хохот мой пристыжённый товарищ растерянно улыбнулся. Улыбка эта, впрочем, оказалась слабой и вымученной.

    Я, тем не менее, веселился. Ко мне пришло даже странное, неприличное чувство тихой радости, вызванное унижением Грима. Причина крылась, вероятно, в его уклончивой, скользкой и вместе с тем надменной манере общения. Впрочем, не исключено, что дело было в охватившем нас всех нетерпении.

    О да! Все мы хотели на войну! Помню громкие, радостные кличи, когда просигналил горн командующего. Регент Эмайн – мощного сложения всадник в доспехах цвета засохшей крови – поднял вверх пику, увенчанную флажком. Этот знак, которого мы так долго ждали, привёл воинство Хаоса в движение. Подобная омуту поверхность врат поглотила регента; за ним последовали и мы.

    Путь этот слишком многим сулил смерть, но всем без исключения – славу и почёт, то, без чего, по утверждению психоаналитиков, не может существовать ни одно социальное существо. Кровь наша кипела – у некоторых даже буквально – при мысли о неизбежном столкновении с врагом.

    У врат возник целый затор. Кони наши то и дело храпели и ржали, воины вступали в бессмысленные споры – все ощущали некое напряжение, восходившее к общему страху перед… Оно грызло нас изнутри, это воспоминание перед беспросветным ужасом… Проклятье тебе, Предатель Мантл!

    Кое-что я всё-таки о нём знал. То был дерзкий – возможно, сумасшедший – одиночка, со временем преуспевший в объединении тех, кого он мог назвать своими соратниками. Угрозы, подкуп, ложь всех сортов – вот его обычные орудия. Когда-то он и Сухуи поддерживали дружеские отношения; они с жадностью осваивали магию, надеясь подчинить себе Хаос – и в один прекрасный момент их пути разошлись. Отец Свейвилла, Сортег Храбрый, бросил вызов – как подозревали, не без наущения со стороны Сухуи.

    Вопросы чести – единственное, что свято в Хаосе, ведь все эти кодексы, неписаные правила и законы одинаковы –  их постоянно нарушают.

    Закон, разумеется, запрещал схватки насмерть, но… Но дуэль должна была состояться, несмотря на свой противозаконный характер, и она состоялась. Сортег победил, а его противник потерял глаз и скрылся в Тенях; униженный до предела, он даже пообещал никогда не возвращаться во Дворы. Он и не вернулся, ведь избранный им путь мести таил в себе куда более страшную угрозу.

    Изначальное имя Предателя, затерявшееся в памяти стариков, находилось под запретом, но он принадлежал к Дому Мантл. Вот это был сюрприз для меня! Я сразу же вспомнил ту торопливость, с которой Грим отрицал свою связь с сородичем-ренегатом. Может, вызванная ею повсеместная неприязнь и стала причиной моего хвастовства, вызвавшего столь громкий смех присутствующих. Пусть Грим почувствует себя ущербным, будто он горбат!

    Так или иначе, но Предатель после схватки с Сортегом навсегда оставил Хаос. В Тени он жил среди представителей какой-то примитивной расы; те почитали его как бога, именовали Вотаном. Наконец, полностью отказавшись от своего старого имени, это новоявленное варварское божество смогло каким-то образом создать Древо, а возможно, просто использовало некий неизвестный в Дворах феномен.

    Древо оказалось чем-то более серьёзным, чем просто подчинившийся беглецу набор Теней. Древо являлось такой же реальностью, как и Хаос, и оно постоянно росло, увеличивало свою зону влияния. Вскоре назрела война, неизбежный итог противостояния двух столь различных взглядов на устройство Вселенной, и она обещала стать кровопролитной и безжалостной.

    Мой конь вдруг громко заржал и едва не встал на дыбы. Я очнулся от своих мыслей; кто-то прикрикнул на меня – слова, не слишком лестные, принудили меня вспыхнуть. Осмотревшись, я понял, что подошла моя очередь пройти врата.

    В молодости война всегда прекрасна. Я прокричал родовой клич и пришпорил коня, держа курс в самый центр врат.

[1] Ртуть – mercury(англ.).