Подарок

хагрид

 Из еще одной книги по истории магии Гарри узнал, что к 1945 году назревший конфликт между волшебниками (помнящими и беспамятными) вылился в дуэль Темного Лорда Гриндевальда, тирана и деспота, развязавшего кровопролитную маггловскую войну, и Дамблдора, который после победы приобрёл множество титулов. Аристократия долго оправлялась от удара, потеряв своего предводителя, но в 1970-х годах на горизонте возник новый харизматичный Тёмный Лорд или Тот-Кого-Нельзя-Называть, ратующий за возвращение старых традиций, он снова стал собирать вокруг себя представителей древних родов. Правда, со временем методы нового Темного Лорда становились все более кровавыми, и многие семьи в этом противостоянии, где снова не обошлось без Дамблдора, стали оказывать Тому-Кого-Нельзя-Называть сопротивление, а многие заняли нейтральную позицию. Пик противостояния пришёлся на Хелоуин 1981 года, когда младенец по имени Гарри Поттер уничтожил очередного Тёмного Лорда.

      «Я уничтожил одного из сильнейших волшебников? А он убил моих родителей?» — Гарри понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя от шока.

      Следующей книгой была: «Краткий обзор ритуалов, традиций и праздников», затем «Род и родовая магия» — пособие для желающих основать свой род, изданное в 1723 году. В этой книге подробно разбиралось что такое Род, родовая магия, вскользь затрагивалась тема наследия.

      В связи с тем, что почти в каждом древнем роду есть представитель магической расы, представители каждого нового поколения этих родов принимают «наследие». В шестнадцать лет у подростков «просыпается» кровь какого-либо магического существа, некогда входившего в род. Степень «наследия» может быть как и слабо выраженной, отражаясь только на силе волшебника, так и ярко выраженной, вплоть до смены облика. Как правило, просыпается одно наследие, наиболее подходящее по характеру и проснувшимся дарам, но, в некоторых случаях, были зафиксированы и смешанные наследия.

      С шестнадцати до семнадцати подростки адаптируются к магическому наследию. Привыкают к своей нечеловеческой мощи.

      А в семнадцать, магическое совершеннолетие, происходит принятие силы рода. Просыпается память крови. Выражается она в том, что подростку начинают сниться сны о жизни его предков. Не просто сны — посмотрел и забыл, а как будто сам всю жизнь этого человека прожил. Всё чувствуешь, всё ощущаешь, принимаешь решения — правильные или ошибочные. Эти сны не забываются. Сны показывают историю рода, начиная с его основателя и до последнего умершего предка по наследуемой линии. Иногда показывается и жизнь кузенов, кузин, если они в своей жизни совершили что-то неординарное.

      Не факт, что «увидишь» только эпические, героические деяния предков. Ведь вырезать поселение под корень — это тоже в своём роде эпическое деяние. Такие уроки тоже нужны.

      Чаще всего последними в своих снах подростки видят прабабушек и прадедушек, продолжительность жизни у магов большая, чем у магглов, до двухсот лет доживают без проблем. Большая продолжительность жизни зависит от умений, мастерства и наследий конкретного мага. Реже во снах можно наблюдать деяния бабушек и дедушек. И крайне редко принимающий наследие, пробуждающий «память крови» маг видит отцов и матерей, если только на момент периода таких снов волшебник остался вдруг круглым сиротой. С этими снами подростку приходят и знания.

      Всё, что изучили, изобрели предки становится доступным, но требующим практики. Например, кто-то из предков великолепно играл на рояле, так вот, подросток, «проживший» жизнь этого предка, проснувшись, будет разбираться в музыке, знать нотную грамоту, помнить расположение клавиш на рояле, но сразу, без подготовки, ни одно произведение воспроизвести не сможет. То же самое и с боевыми искусствами — теория будет вбита в голову навечно, но без практики так и останется бесполезным грузом. То есть юноша или девушка будет знать все стойки, подсечки, выпады, но если до этого не тренировались, если вместо мышц — тряпочки, то о каком фехтовании может идти речь? И со временем ненужные и неиспользуемые знания уйдут в тень, позабудутся и не будут мешать вести привычный образ жизни.

      Период снов может растянуться от трех месяцев до нескольких лет. Всё зависит от древности рода. В семнадцать лет подросток принимает силу рода. Процесс весьма и весьма болезненный. Оптимальным вариантом принятия будет совершение данной процедуры в ритуальном зале на родовом камне — это смягчит ментальный удар. Собственно, именно этот «удар» и пробуждает механизм «Памяти рода».

      Такой механизм наследия возможен только в чистых семьях, где соблюдаются все законы магии и наблюдается не менее трех поколений только волшебников.

      Из этой книги мальчик вынес и понимание понятия «беспамятный». Это понятие часто фигурировало в предыдущих книгах, и он выписал его на отдельный листочек, чтобы, по совету, «спросить» потом. Но тут ответ на вопрос нашелся сам.

      Беспамятный — тот, кто не принял наследие, не пробудил «Память рода». Собственно, к таким относится очень большое количество магов. Само собой, это магглорождённые — у них просто нет той родовой подпитки, которая бы смогла запустить этот механизм, да и «памяти» у них нет. Так же к беспамятным относятся полукровки — один из родителей которых маг, а второй — маггл. Мало того, что они полукровки, так по законам магии они ещё и незаконнорождённые — потому что магический брак невозможно заключить с магглом. Полукровки в пятидесяти процентах случаев могут принять «магическое» наследие от родителя-мага в шестнадцать лет, если оно было в роду родителя — мага, а вот «память» и силу рода — крайне редко. Как правило, это те, у кого магом является мать. Они пройдут период снов, может, даже что-то и запомнят, но воспринимать все будут как бредовые сны. А вот если их примут в род до периода снов, то это уже будут не полукровки, а наследники рода. Во время принятия в род кровь родителя-маггла просто-напросто выжигается, оставляя только кровь родителя-мага. Полукровка уже не будет беспамятным, да и полукровкой тоже.

      Последней книгой был перечень основных магических законов, что-то типа десяти заповедей, на основе которых выстраивалось остальное магическое законодательство. Те законы, за нарушение которых карает сама магия.

      Теперь мальчик совсем не удивлялся, когда на экскурсии по Лондону с классом к нему подлетел маленький, кругленький человечек, одетый весьма странно: в яркую фиолетовую мантию и старомодную шляпу-котелок, и, с восторженным видом что-то мыча и не находя слов, долго тряс мальчику руку.

      — Дедалус Дингл, мистер Поттер… — наконец смог восторженно вымучить, несомненно, волшебник.

      Дадли скривился, но просмотрел всю сценку до самого конца, а вечером дома наябедничал тётушке Петунье. Следующие выходные мальчик провел за бесконечной прополкой, рыхлением, поливом и удобрением цветов в саду, без еды, вода из поливочного шланга, а спать он ложился в маленькой конуре для собаки. Зачем она тут — он не понимал. Дурсли собак не имели, а бульдоги тёти Мардж всегда ночевали в гостевой спальне с самой тётей Мардж.

      Через полгода бесконечных теоретических выкладок, в Книге, наконец-то, появились практические советы и наставления. Гарри начал отрабатывать невербальные беспалочковые бытовые чары, помимо уже освоенных заклинаний Люмос и Алохомора, начальные навыки трансфигурации — все то, что ему было доступно в чулане. Теперь он понял, что он временами боковым зрением видел вокруг себя. Это были расплывающиеся разноцветные нити, плетения, облачка, но так мельком, будто при мигрени, когда в уголке глаза «молнии» сверкают. Это были магические потоки, и, хорошенько потренировавшись, мальчик стал видеть их постоянно, не напрягаясь, что очень сильно помогало ему с освоением чар. Для «видения» этих потоков мальчику совершенно не нужны были очки.

      С изучением бытовых чар и транфигурации свободного времени стало еще больше, ведь Гарри «мыл» посуду заклинанием Эванеско, «вытирал» пыль мгновенно и везде чистящим заклинанием. Делал он всё это, естественно, не на виду у родственников. Сложит всю посуду в раковину, возьмет одну тарелку — невербальный беспалочковый «Эванеско», и посуда чистая, а мальчику остаётся, неторопливо, одну за другой, тарелки в сушилку переправить.

      Азы гербологии и зелий, увы, пришлось изучать только в теории.

      За два прошедших года работы с Книгой мальчик освоил медитативные техники, направленные на повышение концентрации, взял свои силы под контроль. Больше не было стихийных всплесков, которые периодически случались до получения подарка. В этом ему помогло и то, что Дурсли продолжали его не замечать. Только Гарри не разобрался, из-за чего так получалось: от того, что он из будущего заклинание наложил, или от того, что здесь Гарри постоянно как бы окутывал себя слоем магии, на которую проецировал мысли, чтобы его оставили в покое.

      15 июля 1991 пришло первое письмо. Вернон Дурсль и побелевшая тётя незамедлительно уничтожили его в камине в гостиной. В следующий раз писем было уже пять, и все одинаково адресованы в чулан под лестницей. Затем еще и ещё, в яичной скорлупе, в бутылках у молочника. Семья Дурслей сорвалась с места и в каком-то безумном трансе колесила по Англии, в надежде скрыться от вездесущих писем.

      Гарри был спокоен, как удав. Он знал, что чтобы Дурсли ни делали, его всё равно заберут в магический мир. Ему оставалось только ждать развязки всего этого концерта.

      В ночь на 31 июля на крошечном островке посреди моря их нашёл великан.   

***

 Дадли вздрогнул и проснулся.

      — Где пушка? — с глупым видом спросил он.

      Позади них громко хлопнула дверь, отделявшая одну комнату от другой, и появился тяжело дышавший дядя Вернон. В руках у него было ружье — так что теперь стало ясно, что лежало в том длинном пакете, о содержимом которого он никому не рассказал.

      — Кто там? — крикнул дядя Вернон. — Предупреждаю, я вооружен!

      За дверью все стихло. И вдруг… ТРАХ! В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным треском приземлилась посреди комнаты.

      В дверном проеме стоял великан. Его лицо скрывалось за длинными спутанными прядями волос и огромной клочковатой бородой, но зато были видны его глаза, маленькие и блестящие, как черные жуки.

      Великан протиснулся в хижину и пригнулся, но голова его все равно касалась потолка — уж слишком он был велик. Он наклонился, поднял дверь и легко поставил ее на место. Грохот урагана, доносившийся снаружи, сразу стал потише. Великан повернулся и внимательно оглядел всех, кто был в хижине.

      — Ну чего, может, чайку сделаете, а? Непросто до вас добраться, да… устал я…

      Великан шагнул к софе, на которой сидел застывший от страха Дадли.

      — Ну-ка подвинься, пузырь, — приказал незнакомец.

      Дадли взвизгнул и, соскочив с софы, рванулся к вышедшей из второй комнаты матери и спрятался за нее. Тетя Петунья, в свою очередь, шагнула за спину дяди Вернона и пугливо пригнулась, словно надеялась, что за мужем ее не будет видно.

      Гарри скривил губы — как можно вот так, не разобравшись, оскорблять людей? А может они всё знали? Знали и ничего не делали?

      — А вот и наш Гарри! — удовлетворенно произнес великан.

      Гарри всмотрелся в свирепое, страшное лицо, скрытое волосами, и увидел, что глаза-жуки сузились в улыбке.

      — Когда я видел тебя в последний раз, ты совсем маленьким был, — сообщил великан. — А сейчас вон как вырос — и вылитый отец, ну один в один просто. А глаза материны.

      Дядя Вернон издал какой-то странный звук, похожий на скрип, и шагнул вперед.

      — Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — заявил он. — Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!

      — Да заткнись ты, Дурсль! — великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол.

      Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост.

      — Да… Гарри, — произнес великан, поворачиваясь спиной к Дурслям. — С днем рождения тебя, вот. Я тут тебе принес кой-чего… Может, там помялось слегка, я… э-э… сел на эту штуку по дороге… но вкус-то от этого не испортился, да?

      Великан запустил руку во внутренний карман черной куртки и извлек оттуда немного помятую коробку. Гарри взял ее дрожащими от волнения руками и поспешно открыл, хотя пальцы плохо слушались его. Внутри был большой липкий шоколадный торт, на котором зеленым кремом было написано: «С днем рождения, Гарри!».

      Гарри посмотрел на великана. Поблагодарил его за подарок и поинтересовался (ну, он же ничегошеньки не знает. Хотя, конкретно этого волшебника, он действительно не знает):

      — Вы кто?

      Великан хохотнул.

      — А ведь точно, я и забыл представиться. Рубеус Хагрид, Смотритель и Хранитель Ключей Хогвартса.

      Он протянул огромную ладонь и, обхватив руку Гарри, энергично потряс ее.

      — Ну, так чего там с чаем? — спросил он, потирая руки. — Я… э-э… и от чего-нибудь покрепче не отказался бы, если… э-э… у вас есть.

      «Странный тип — подумалось Гарри. — Глаза добрые, но поведение… Да и выхлоп нехилый такой, как от того бродяги, которого полиция по наводке тётушки от нашего дома забирала, а она мне ещё мозги конопатила, что таким же был мой папаша».

      Взгляд великана упал на пустой камин, в котором тоскливо лежали сморщенные пакетики из-под чипсов. Великан презрительно фыркнул и нагнулся над камином — никто не видел, что он там делает, но когда через секунду великан отодвинулся, в камине полыхал яркий огонь. Мерцающий свет залил сырую хижину, и Гарри сразу почувствовал себя так, словно залез в горячую ванну.

      Гигант сел обратно на софу, прогнувшуюся под его весом, и начал опорожнять карманы, которых в его куртке было великое множество. На софе появились медный чайник, мятая упаковка сосисок, чайник для заварки, кочерга, несколько кружек с выщербленными краями и бутылка с какой-то янтарной жидкостью, к которой он приложился, прежде чем приступить к работе. Вскоре хижина наполнилась запахом жарящихся сосисок, весело шипящих на огне. Никто не двинулся с места и не сказал ни слова, пока великан готовил еду, но как только он снял с кочерги шесть нанизанных на нее сосисок — жирных, сочных, чуть подгоревших сосисок — Дадли беспокойно завертелся.

      — Что бы он ни предложил, Дадли, я запрещаю тебе это брать, — резко произнес дядя Вернон.

      Великан мрачно усмехнулся.

      — Да ты чего разволновался-то, Дурсль? — насмешливо спросил он. — Да мне б и в голову не пришло его кормить — вон он у тебя жирный-то какой.

      Он протянул сосиски Гарри, который был так голоден, что проглотил их в мгновение ока. Но, даже наслаждаясь сосисками, он не сводил глаз с великана.

      — Извините, но я до сих пор не знаю, кто вы такой, — вежливо произнес Гарри.

      Великан сделал глоток чая и вытер рукой блестевшие от жира губы.

      — Зови меня Хагрид, — просто ответил он. — Меня так все зовут. А вообще, я ж тебе уже вроде все про себя рассказал — я Хранитель Ключей в Хогвартсе. Ты, конечно, знаешь, что это за штука такая, Хогвартс?

      «Откуда? Кто бы мне рассказал», — ехидно подумал мальчик, а вслух робко выдавил из себя:

      — Э-э-э… Вообще-то нет.

      У Хагрида был такой вид, словно его обдали холодной водой.

      — Извините, — быстро сказал Гарри.

      — Извините?! — рявкнул Хагрид и повернулся к Дурслям, которые спрятались в тень. — Это им надо извиняться! Я… э-э… знал, что ты наших писем не получил, но чтобы ты вообще про Хогвартс не слышал? Не любопытный ты, выходит, коль ни разу не спросил, где родители твои всему научились…

      — Научились чему? — «непонимающе» переспросил Гарри.

      — ЧЕМУ?! — прогрохотал Хагрид, вскакивая на ноги. — Ну-ка, погоди, разберемся сейчас!

      Казалось, разъяренный великан стал еще больше и заполнил собой всю хижину. Дурсли съежились от страха у дальней стены.

      — Вы мне тут чего хотите сказать? — прорычал он, обращаясь к Дурслям. — Что этот мальчик — этот мальчик! — ничегошеньки и не знает о том, что… Ничего не знает ВООБЩЕ?

      «Н-да, а что, по его мнению, должен знать ребёнок, выросший у магглов?» — Гарри решил это выяснить.

      — Кое-что я знаю, — заявил он. — Математику, например, и всякие другие вещи.

      Но Хагрид просто отмахнулся от него.

      — Я ж не об этом… А о том, что ты о нашем мире ничего не знаешь. О твоем мире. О моем мире. О мире твоих родителей.

      — Каком мире? — переспросил Гарри.

      У Хагрида был такой вид, словно он вот-вот взорвется.

      — ДУРСЛЬ! — прогремел он.

      Дядя Вернон, побледневший от ужаса, что-то неразборчиво прошептал. Хагрид отвернулся от него и посмотрел на Гарри полубезумным взглядом.

      — Но ты же знаешь про своих родителей… ну, кто они были? — с надеждой спросил он. — Да точно знаешь, не можешь ты не знать… К тому же они не абы кто были, а люди известные. И ты… э-э… знаменитость.

      Непробиваемая уверенность великана огорошила. Но ведь, если бы не АРТЕФАКТ… Гарри сильно сомневался, что Дурсли хоть что-нибудь ему рассказали, скорее, продолжили бы прежнюю политику: твои родители алкоголики и наркоманы, и за любой «ненормальный» проступок — чулан на неделю.

      — Что? — Гарри не верил своим ушам. — Разве мои мама и папа… разве они были известными людьми?

      — Значит, ты не знаешь… Ничегошеньки не знаешь… — Хагрид дергал себя за бороду, глядя на Гарри изумленным взором. — Ты чего, не знаешь даже, кто ты такой есть? — наконец спросил он.

      Дядя Вернон внезапно обрел дар речи.

      — Прекратите! — скомандовал он. — Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что-либо рассказывать мальчику!

      Хагрид посмотрел на него с такой яростью, что даже куда более храбрый человек, чем дядя Вернон, сжался бы под этим взглядом. А когда Хагрид заговорил, то казалось, что он делает ударение на каждом слоге.

      — Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Никогда не говорили, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, за столько лет ему так и не рассказали ничего, прятали все от него, да?

      — Прятали от меня что? — поспешно поинтересовался Гарри.

      Пусть ему не нравилось поведение Хагрида, но хоть немного отомстить дяде и тёте очень хотелось.

      — ПРЕКРАТИТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! — нервно заверещал дядя Вернон.

      Тетя Петунья глубоко вдохнула воздух с таким видом, словно ужасно боялась того, что последует за этими словами.

      — Эй, вы, пустые головы, сходите вон проветритесь, может, полегчает, — посоветовал им Хагрид, поворачиваясь к Гарри. — Короче так, Гарри, ты волшебник, понял?

      В доме воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь отдаленным шумом моря и приглушенным свистом ветра.

      — Я кто?

      — Ну, ясное дело кто — волшебник ты, — Хагрид сел обратно на софу, которая протяжно застонала и просела еще ниже. — И еще какой! А будешь еще лучше… когда немного… э-э… подучишься, да. Кем ты еще мог быть, с такими-то родителями? И вообще, пора тебе письмо свое прочитать.

      Гарри протянул руку и, наконец-то, после стольких приключений в ней оказался желтоватый конверт, на котором изумрудными чернилами было написано, что данное письмо адресовано мистеру Поттеру, который живет в хижине, расположенной на скале посреди моря, и спит на полу. Гарри хмыкнул, вскрыл конверт, вытащил письмо и прочитал:

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

      Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов).

            Дорогой мистер Поттер!

      Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

      Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

      Искренне Ваша Минерва МакГонагалл, заместитель директора».

      Вопросы, один ярче и жарче другого, взлетали в воздух и падали вниз, а Гарри все никак не мог решить, какой задать первым. Стало очень интересно увидеть реакцию остальных магглорождённых волшебников на вот такое письмо. Самой адекватной реакцией будет, что это шутка. А если и примут всерьёз, то где магглы, не имеющие никакого представления о почтовой системе волшебников, возьмут сову для ответного послания?

      — Что это значит: они ждут мою сову?

      — Клянусь Горгоной, ты мне напомнил кое о чем, — произнес Хагрид, хлопнув себя по лбу так сильно, что этим ударом вполне мог бы сбить с ног лошадь, а затем запустил руку в карман куртки и вытащил оттуда сову — настоящую, живую и немного взъерошенную — а также длинное перо и свиток пергамента.

      Хагрид начал писать, высунув язык, а Гарри внимательно читал написанное:

            «Дорогой мистер Дамблдор!

      Передал Гарри его письмо. Завтра еду с ним, чтобы купить все необходимое. Погода ужасная. Надеюсь, с вами все в порядке.

      Хагрид».

      Хагрид скатал свиток, сунул его сове в клюв, подошел к двери и вышвырнул птицу туда, где бушевал ураган. Затем вернулся и сел обратно на софу. При этом вид у него был такой, словно сделал он что-то совершенно обычное, например, поговорил по телефону.

      — Так на чем мы с тобой остановились? — спросил Хагрид.

      В этот момент из тени вышел дядя Вернон. Лицо его все еще было пепельно-серое от страха, но на нем отчетливо читалась злость.

      — Он никуда не поедет, — сказал дядя Вернон.

      Хагрид хмыкнул.

      — Знаешь, хотел бы я посмотреть, как такой храбрый маггл, как ты, его остановит…

      — Кто? — играя свою роль наивного мальчишки, спросил Гарри.

      — Маггл, — пояснил Хагрид — Так мы называем всех не волшебников — магглы. Да, не повезло тебе… ну в том плане, что хуже магглов, чем эти, я в жизни не видал.

      «А многих ты вообще видел?» — пронеслось в голове мальчика.

      — Когда мы взяли его в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде, — упрямо продолжил дядя Вернон. — Что мы вытравим и выбьем из него всю эту чушь! Тоже мне — волшебник!

      — Так вы знали? — вот и ещё одна строка из письма подтвердилась. — Вы знали, что я… что я волшебник?

      — Знали ли мы?! — внезапно взвизгнула тетя Петунья. — Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, когда мы знали, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу, и каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

      Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и после глубокого вдоха разразилась не менее длинной и гневной тирадой. Казалось, что эти слова копились в ней много лет, и все эти годы она хотела их выкрикнуть, но сдерживалась, и только теперь позволила себе выплеснуть их наружу.

      — А потом в школе она встретила этого Поттера, они уехали вместе и поженились, и у них родился ты. И, конечно же, я знала, что ты будешь такой же, такой же странный, такой же… ненормальный! А потом она, видите ли, взорвалась, а тебя подсунули нам!